Мой палач. Реквием (СИ) - Екатерина Ромеро
Садимся на диван, Тимур руки моей не отпускает. Совсем не отпускает от себя, а я и не хочу.
— Тимур, расскажи мне правду. Про моего отца.
Мужчина весь напрягается и я вижу, что ему сложно говорить, но все же хочу узнать правду.
— Твой отец посадил Булата на пятнадцать лет. Коршунов вел его дело, которое было засекречено. Булат ему отомстил, вынудив тогда признатся Сергея в том, чего тот не совершал. Он шантажировал его. Сергей сказал при мне то, что Булат хотел услышать, чтобы спасти тебя и свою жену, чтобы у вас был шанс, но не получилось. Твоя родная мать умерла от рака, а тебя отдали в детдом, откуда уже усыновили. Булат знал, что ты есть с самого рождения, а я ему просто верил. Как отцу родному верил тому, кто ребенка нашего похитил. Чтобы потом сделать с ней тоже самое, что и со мной. Ась, ты не дочь монстра. Это я монстр.
Тут же за руку его сильнее хватаю, прижимаясь к Бесу.
— Ты был тогда ребенком. Ты не мог знать. Не мог.
Вижу, как на лице Беса боль появляется, невыносимая, невосполнимая ничем. Он руки мои берет и к губам подносит, целует, тяжело дыша.
— Мне жаль, девочка. Я ненавидел тебя, я тебя презирал, тогда как настоящий убийца гулял на свободе.
— Тимур…иди ко мне.
Мужчина наклоняется, я тянусь к нему, прикасаюсь к его губам. Жесткая щетина колется, но мне все равно приятно. Он целует меня страстно, а я отвечаю. Нежно, осторожно, чувствуя внутри огромный трепет, боль и тепло.
— Гм…
Нас прерывает Виктор, который резко пятится назад, видя хищный взгляд Беса.
— Ах ты сволочь!
— Тимур, не надо!
Тут же за руку его хватаю предвидя, что сделает Бес с Виктором за обман, но он с легкостью высвобождает свою руку и подходит вплотную к Виктору.
Они молчат. Стоят напротив друг друга и я замираю, ожидая что Бес сейчас просто оторвет Виктору голову за то, что тот обманул его, инсценировав мою смерть и детей, но спустя минуту Виктор осторожно протягивает руку Бесу.
— Прости. Моя задача оберегать вас тут всех. Я не мог сказать, пока Ася сама не решила. Мне очень жаль, что ты этот ад пережил, правда. Я хотел, как лучше.
— Знаю, но не делай так больше. Никогда.
Басит Бес и крепко пожимает руку Виктору, а после оборачивается ко мне. Мы переглядываемся с ним взглядами, и я нахожу понимание в его глазах. Не злость, не дикость, как я думала, он меня по стенке за это все размажет, а понимание. Он понял меня, а я его. Наконец-то.
— Мама, смотри!
Амели носится с шоколадными конфетами в руках, а после прячется за моими ногами. Глазки на меня серебристые вскидывает, словно хочет что-то сказать.
— Что малыш?
— Ему…дай ему!
Кивает боязливо на Тимура.
— Подойди и дай сама. Давай, не бойся. Позови его. Амели прикусывает губу и переводит взгляд на Тимура, который даже не двигается. Вижу, что не хочет напугать ее. С Эмиром он намного более свободно себя ведет, но только не с ней.
Малышка осторожно к нему подходит, становясь напротив и задирает голову, чтобы увидеть высокого Тимура.
— Хочешь конфетку?
Смотрю на Тимура и слез сдержать не могу. Он напрягся весь, коротко кивает.
— Да. Очень хочу. Спасибо, птичка.
Присев на корточки, Тимур осторожно берет конфету из маленькой ладони Амели и приобнимает ее смотря на меня. Я вижу как блестят его глаза от счастья и боли.
Он ее отец, они так похожи…Мы начнем все заново. Мы это заслужили.
Эпилог
Уложив детей спать мы принимаем душ и я едва ли сдерживаюсь, чтобы не опустить глаза, когда вижу Тимура в одном только полотенце. Его бронзовая кожа играет на свету, черная поросль волос на торсе будоражит каждую мою клетку.
Сжимаю ноги вместе, чтобы не выдать себя, хотя кажется, щеки уже горят. Я скучала по нему и было бы глупо говорить что нет, и тем более стеснятся.
Опускаю глаза на его руки, перебинтованы почти до локтей. Бинты намокли, а что под ними…
Тимур подходит к столу и берет аптечку, садится на край кровати.
— Не смотри. Дай мне пару минут.
Достает бинты, ножницы, какие-то мази.
Игнорирую, подхожу ближе, сажусь на стуле напротив него. Его руки забинтованы, Бес едва ими шевелит. Как он собирается сам делать перевязку?
— Позволь я помогу тебе.
Тяну к нему ладони, но зверь тут же рычит, не давая себя коснутся.
— Не надо! Я сам.
Бинты все кровью снова пропитаны.
Вижу, что ему больно, хоть и не показывает. Бес сам точно не сможет перевязать себя. — Тимур, пожалуйста.
Стою на своем, осторожно прикасаюсь к его кистям и мы встречаемся взглядами.
— Хорошо. Помоги.
Поджимаю губы и осторожно снимаю бинты. Сколько же их. Разматываю целые клубки. Сначала на одной руке, а после и на второй и не могу сдержать слез от увиденного.
— Боже, твои руки…
Прикрываю ладонью рот, но быстро убираю видя, каким мрачным от моей реакции стал Бес.
— Черт, не смотри, Ась. Говорил же, не надо!
— Нет, подожди! Ничего. Это ничего, правда.
Боже, его руки…На обеих ладонях очень серьезные ожоги, глубокие, до мяса, будто он голыми руками в огонь лез. Господи, как же ему больно сейчас. Как он не кричит от этой боли, а сидит спокойно, смотря прямо на меня.
— Тебе…очень больно?
Усмехается коротко. Мой красивый опасный зверь.
— Ерунда.
Вижу врет, ему чертовски больно.
— Выпей обезболивающее, пожалуйста! Виктор сказал, что ты ни разу его не принимал.
— Нет. Ты как анальгетик. Помогаешь. Иди ко мне.
Бес наклоняется и стараясь не задеть меня своими руками, целует в губы. Ласково, так нежно, от чего я невольно стону в голос, видя его улыбку снова. Я так скучала по нему… как же сильно я скучала.
— Стой, дай я обработаю их. Не хочу, чтобы тебе было больно.
— Мне уже не больно. Ты же здесь, мотылек.
Бес отстраняется, дает прикоснутся к рукам. Я же дрожу, мне страшно видеть его таким и понимать, что все это время он мучился от невероятной боли. По моей вине.
— Как ты ешь, Тимур? У тебя же пальцы не сжимаются.
Спрашиваю, готовя повязки.
— Ты можешь покормить меня, если хочешь. Теперь моя очередь есть с твоих рук, девочка. Заявляет этот наглец, сканируя меня красивыми серебристыми глазами. Он так близко…запредельно просто и я
