Идеальные незнакомцы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти
Сапсан лениво наматывает круги в синей чаше неба над головой, которое становится все глубже и глубже. Я слежу за его полетом, любуясь элегантным размахом крыльев, чувствуя его пронзительный крик в одиноком уголке моего сердца. Когда он резко берет курс и ныряет, словно ракета, между двумя густыми рядами лаванды, а через мгновение появляется, чтобы снова подняться в небо с маленьким, извилистым свертком, зажатым в когтях, это кажется мне знамением.
Меня охватывает мрачное ощущение цели.
Я решу, что буду делать с Джеймсом, Кристофером и остальной частью моей разрушенной жизни, как только моя жажда мести утихнет.
Дороти, ты действительно далеко от дома.
Чувствуя странное спокойствие после этого решения, я медленно возвращаюсь в дом. Мои волосы и одежда пропитаны сладким ароматом лавандовых полей. Мелкая бледно-серая пыль прилипает к моим ботинкам. Я разуваюсь у входной двери, а затем босиком ступаю по прохладной, гладкой брусчатке к месту, где, я знаю, меня будет ждать Джеймс.
Когда я захожу в библиотеку, он поднимает глаза от книги. Наши глаза встречаются. То, что он видит в моих, заставляет его закрыть книгу и отложить ее в сторону.
Я могу прочитать название со своего места: "Праздник, который всегда с тобой".
Опять Хемингуэй. Я начинаю чувствовать тему.
Джеймс спрашивает: — Ты вообще спала?
— Достаточно.
Мы смотрим друг на друга через комнату. Одетый в темно-синий свитер и джинсы, которые так поношены, что выцвели почти до белого, он сидит босой, скрестив одну длинную ногу на другой, в побитом коричневом кожаном кресле. Напротив него стоит такой же диван. Между ними — деревянный журнальный столик, на котором стоит хрустальный графин, наполненный янтарной жидкостью, и два стакана на квадратном серебряном подносе.
Он занес меня в дом прошлой ночью, поскольку я не могла самостоятельно идти, когда мы приехали. Шок имеет свойство нарушать нормальную работу организма. Он положил меня в кровать полностью одетой, кроме обуви, накрыл одеялом и поцеловал в лоб перед тем, как выключить свет.
Он знал, что я не сбегу, не позвоню в полицию, не сделаю ничего из миллиона других вещей, которые я могла бы сделать. Думаю, таким же образом он, кажется, знает обо мне все остальное. Все мои тайные потребности и желания, все сокровенные мысли в моей голове.
Я говорю: — Я бы хотела поговорить.
Наклонив голову, он жестом показывает на диван напротив. — Конечно.
Когда я сажусь, примостившись на краешке, он спрашивает: — Виски?
Его тон вежливый. Лицо изысканное. Его свитер сделан из лучшего кашемира. Убийца с прекрасными манерами, красивым лицом и великолепным домом во французской сельской местности, который поклоняется моему телу, как религиозный фанатик, и собирается сделать для меня то, что не смог сделать никто другой. Ужасную вещь, которую необходимо сделать, если я хочу когда-нибудь выползти из этой адской ямы, в которой я живу последние два года.
Мой темный рыцарь в черных, окровавленных доспехах, поднявший свой меч ради меня.
Он не мог бы быть более совершенным, даже если бы я создала его во сне.
— Виски было бы неплохо, спасибо.
Он наливает мне, делает паузу, чтобы взглянуть на мое лицо, затем наливает еще. Он передает мне стакан через стол, затем садится обратно в кресло и ждет, когда я начну.
Я потягиваю виски, смакуя его дымчатый привкус. Потом поднимаю глаза и смотрю на него.
— Этот человек, по твоим словам, сделал выстрел, который убил мою дочь. Откуда ты знаешь, что это он?
— Он своего рода коллега.
Моя верхняя губа кривится, как у волка.
— Нет-нет, не так, — быстро говорит Джеймс, наклоняясь вперед, чтобы положить локти на колени. Его тон низкий и настойчивый. — Мы не работаем вместе. Я ни с кем не работаю. Но, как я уже говорил, есть только несколько человек, которые делают то, что делаю я, на моем уровне. Это небольшая, элитная группа, и все знают, кто есть кто. И если кто-то облажается, все это тоже знают.
Он делает паузу, чтобы оценить мое выражение лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Продолжай.
— Пуля, которая попала в твою дочь, предназначалась для твоего бывшего.
Значит, телефон сказал правду. — Зачем кому-то убивать Криса?
— Сделка, которую он заключал, сорвалась. Химическое оружие должно было быть передано от одной группы к другой...
— Каким группам?
Джеймс делает паузу. — Имеет ли значение, если я скажу, что США Израилю? Или Россия Китаю? Или повстанческие группировки борцам за свободу в любой стране? По всему миру, каждый день, люди пытаются убить друг друга из-за различных идеологий. Религиозные, политические или другие. Меняются названия, меняются методы массового уничтожения, но цель остается неизменной: смерть.
Покрутив виски в своем стакане, я рассеянно говорю: — Нет, цель — власть. Смерть — лишь средство для достижения цели.
Через мгновение он отвечает. — И на этих средствах специализируется твой бывший муж.
— Как и ты. Видимо, у меня такой типаж.
Услышав мой сухой тон, он хмурится. — Между тем, чем я занимаюсь, и массовыми убийствами — миллион миль.
Откинувшись на удобные подушки дивана, я закидываю ноги на журнальный столик и делаю еще один глоток виски, мое странное ощущение спокойствия усиливается. — Это лишь вопрос меры, Джеймс. Ты можешь приукрашивать это как угодно, но ты убийца, такой же, как и он.
— Не такой, как он, — возражает он, его голос твердый. — Я никогда не буду таким, как он. Ему безразлично, кому он причиняет боль. Мужчинам, женщинам, детям, старикам, животным, кому угодно. Он продает оружие, которое уничтожает все, к чему прикасается, и делает это, не задумываясь о последствиях.
— И что ты думаешь, ты делаешь? Вырезаешь стадо? Отделяешь зерна от плевел? Служишь обществу?
На его полных губах играет едва заметная улыбка. — Одним словом... да.
— Приятно видеть человека, который гордится своей работой. Давай вернемся к тому, почему Крис был мишенью.
После еще одной паузы, чтобы изучить мое выражение лица, он возвращается к делу. — Проще говоря, он стал жадным. Поставка задержалась, люди, которые ее ожидали, начали нервничать, и Крис решил, что это возможность заработать больше денег. Он сказал своим клиентам, что сделка не состоится, если они не внесут больше денег — на взятки таможенникам, чтобы ускорить процесс, или так он сказал, — но они узнали, что он делает, и им не понравилось, что их шантажировали.
— Они заказали убийство, чтобы сделать из него пример. Только киллер, которого они наняли, оказался небрежным.
— Небрежный, — повторяю я, требуя больше.
Джеймс беспокойно регулирует свой вес в кресле, скрещивая ноги и вздыхая.
— Метко стрелять из движущегося автомобиля чрезвычайно сложно даже при самых лучших обстоятельствах, но пытаться сделать это, когда мишень окружена толпой, просто глупо. Согласно профессиональному протоколу, нападающий должен был бы спрятаться в здании через дорогу и прицелиться с возвышенного, скрытого места с легким выходом. Но по неизвестной причине он решил поиграть в ковбоя и устроить беспорядок.
— Это была полная самодеятельность. Полная, блядь, катастрофа. Это чудо, что номер машины не попал на камеру. Единственная причина, почему этот идиот сейчас не в федеральной тюрьме — это чистое везение.
Везение. Это не то слово, которое я бы использовала, чтобы описать ситуацию.
Вдруг я вернулась в тот момент, в головокружительную панику бегущей толпы. Я стояла в шоке на коленях на холодной земле над неподвижным, молчаливым телом моей девочки, прижимая ладони к маленькой дырочке между второй и третьей пуговицей ее любимого розового бархатного пальто, в то время как темно-красное пятно расцвело вокруг моих рук, как цветок.
Глаза Эмми были широко открыты, когда она умерла. Они были ореховыми, как у ее отца. Великолепные, глубокие зелено-коричневые с золотистыми вкраплениями.
Я закрываю глаза и откидываю голову на спинку дивана, переполненная ужасными воспоминаниями, но почему-то более спокойная, чем когда-либо за последние годы. Возможно, это эффект лавандовых полей, которые успокаивают мой разум и нервы своим знаменитым головокружительным ароматом.