Мисс Неугомонность - Галина Валентиновна Чередий
– Говори, – велела я, спихнув с его плеч куртку и укусив за колючий подбородок в наказание за мучение промедлением, и коварно сунула ладонь между нами, обхватывая через джинсу увесистую твердость. – Если сможешь.
– Да твою ж-ж-ж! – захлебнулся Саваж вдохом, толкнувшись в мою руку, и тут уж пришло время шипеть мне. Мышцы в низу живота как кто в кулаке стиснул от воспоминания, каково это – ощущать его мощные толчки в себе. – Да сжалься же ты, женщина!
Схватив меня за запястье и словив вторую мою руку, что уже дергала его ремень, Кевин поднял их обе, фиксируя над головой. Тяжело дыша, он уперся своим лбом в мой, нарочно сохраняя между телами мучительную дистанцию.
– Кевин! – возмущенно топнула я ногой. – Ну какого черта?!
– Тш-ш-ш! Кудряшка моя, сам подыхаю, но дай мне сказать. Я тебе это должен.
– Прощаю тебе все долги. Аллилуйя, пошли в постель!
– Добьешь меня, Мари! Я приехал просить принять меня, дурака такого и хама беспросветного, назад. Возьми меня себе насовсем, детка!
– А похоже, что бы я была против?
Повиснув на его удерживающих меня на месте руках как на опоре, я оттолкнулась от пола и обвила его бедра своими ногами, с торжеством поймав мужской страдальческий стон.
– Мучительница ты моя лучистая, я ведь не только секс имею в виду. Я твоим хочу быть для всего. Возьмешь со всеми потрохами и дерьмом старым? Вот такого гадкого, мрачного, долбанутого на всю голову временами. Пожалуйста, Мари. Возьми и не бросай, даже если опять чего выкину или испорчу. Мне же без тебя… никак уже.
Дыхание у меня перехватило аж до мелькания черных мушек, в груди так тесно стало, впору ребрам треснуть. В голове жарко, пусто, тело как исчезло – под кожей только тепло и невесомость. И счастье. Во мне, вокруг меня. Счастье, что берет исток в серых глазах напротив, взирающих с надеждой и искренней мольбой.
– Да мне без тебя с самого начала никак, – голос не слушался, ломался. – Я же лю…
– Стоп! – освободив наконец мои конечности, Кевин порывисто накрыл мои губы ладонью, а я внезапно ощутила влагу на своих щеках. – Я мужчина и скажу это первым. А то все у нас не как у людей. Я люблю тебя, Мари Дюпре. Люблю так, что хоть ложись и помирай без тебя. И вот теперь пошли уже, ради бога, в постель!
Глава 26
Постель?
Постель, черт возьми?
Ты когда брился последний раз, скотина? Ты же с нее сейчас ее кожу шелковую, нежную снимешь, как рубанком. Помойся сперва да побрейся!
– Эм-м-м, детка, – прохрипел я, закашлявшись от пронзившей меня мысли о собственном засранстве. Ну да, не до бритья мне было какое-то время, но сейчас-то надо! Но и бросить ее вот так, а самому залезть по-быстрому в душ… Черт! Как выкручиваться теперь, а?
– Ну что опять? – не на шутку сердито рявкнула моя рыжая злюка. – Что за отмазка на сей раз?
– Малыш, прости, но признаюсь честно, мне нужно в душ сперва, я черт знает сколько времени в дороге, а потом… вот… – я провел по отросшей почти бороде. – Я же исцарапаю тебя всю.
– М-м-м? А может, я хочу, чтобы ты меня немного исцарапал… кое-где, – почти промурлыкала эта дикая кошка.
– Спалишь ты меня нахрен. Ко всем чертям собачьим, – сипло выдохнул я прямо в розовые губы.
Но я кто? Правильно! Я кремень. И чуть-чуть засранец.
– Я оставлю немного, чтобы поцарапать как надо. Кое-где. Но без душа я к тебе в постель не полезу. – Я даже глаза зажмурил, чтобы не видеть предположительно летящий в морду кулак.
А что?
Поменяй нас местами, я бы так и сделал – зарядил бы слева мудаку, который смеет отказывать в самом насущном самой любимой женщине.
– Ну что ж, большой грязный мальчик. Душ – так душ, – неожиданно легко согласилась мучительница. – Но тогда я первая.
Я распахнул глаза, неверяще глядя на Мари. Однако эта чертовка знала, что делает. Медленно и невыносимо чувственно она принялась расстегивать свои джинсы. Прикусив нижнюю пухлую губку, просунула пальчики под пояс и, виляя аппетитной задницей, начала стаскивать брюки вниз, «случайно» прихватив и кружевные белые трусики.
Проклятье! Мой член, и так свирепо дергавший ширинку изнутри, будто с цепи сорвался, принявшись долбиться с обратной стороны, как дикий зверь в клетке.
– Поможешь? – лукаво спросила дразнилка, присаживаясь на край постели, и приподняла сразу обе ноги со сбившимися вокруг изящных лодыжек джинсами.
И кто бы устоял на ногах перед такой крышесносной картиной?
Вот и я не смог. Меня будто дубиной под колени кто-то жахнул, и я рухнул перед ней в коленопреклоненной позе. Да, собственно, именно в той позе, какую заслуживает эта женщина – женщина-огонь, женщина-страсть, женщина-чудо, женщина… МОЯ женщина!
Одной рукой поднял обе спутанные тканью ноги, окинул жадным взором блеснувшие темной медью короткие завитки, втянул жадно воздух, как зверюга, учуявший самую лакомую добычу. Склонил голову и прошелся тягучим движением по раскрывшимся для моего вожделеющего рта складочкам, прихватил губами горошину, запульсировавшую прямо на языке. Этот аромат, этот мускусный вкус, эти нежные стоны и острые коготки на моем затылке – все это мое, мое, МОЕ! Отныне и навсегда. Запру ее в своей комнате и не выпущу следующие полгода минимум. Исцелую всю, залижу, закусаю, затрахаю до беспамятства, чтобы ни ходить, ни говорить не могла – только лежать вот так, открытой для меня одного, и выстанывать мое имя.
– Ке-е-ев, сними эти чертовы штаны! – И она заерзала под моим ртом, насаживаясь на язык.
– Бл*дь, детка, я тебя сейчас свяжу, – прорычал я ей прямо в лобок. – Только руки помою. И все остальное.
И ломанулся от нее, сам себя проклиная за такой жесткий облом, стягивая на ходу ботинки и слыша за спиной тихий заливистый смех.
Заскочил в душ, начал срывать с себя свитер и майку, затем рванул молнию, чуть не зашипев от облегчения. Но тут мой взгляд упал на раковину.
Твою мать!
Станка нет! Чем бриться?
Кое-как заправив возмущенного приятеля обратно в ширинку, натянул футболку, вроде наизнанку, но плевать. Никто и не заметит. Я просто вытрясу этот дурацкий станок у одного из братанов, и
