Елена Лобанова - Из жизни читательницы
— Ва… лера… — прошептала я. — Я… не…
Но он не слышал меня. Он смотрел прямо перед собой. Глаза его погасли, рот искривился, морщина перерезала лоб. Сейчас ему можно было дать семьдесят лет. И все это — моих рук дело? Это называется — литературная критика?
Так кто же, спрашивается, монстр?!
— Ну ладно, Валер… Я, может, чересчур… Ты не обращай… Будем ужинать, а?
Он медленно перевел на меня взгляд. И этот взгляд враз пригвоздил меня к полу. Веки отяжелели так, что казалось, я никогда больше не подниму глаз на белый свет.
Больше всего на свете я хотела бы, чтобы он сейчас заругался матом!
— Очень уж ты самостоятельная. Еще в детском садике такая была. Своенравная! — сказала мама.
Ну и ну. Это называется — я с ней поделилась! Небось притащилась бы сейчас какая-нибудь Анна Петровна с шестого этажа — живо пустилась бы сыпать комплиментами: «Ах, какая шляпка! Просто новый образ!» Посторонним, ясное дело, нужны внимание и сочувствие. А своим — голая правда-матка. Без излишеств.
— Ты, мам, прямо как наша Олеся Петровна! Она один раз спрашивает у первоклашек: «А кого из вас никогда в угол не ставили?» И когда три самых примерных ребенка поднимают руки, она им: «Ну так идите и постойте!» Мне что, по второму кругу в садик пойти?
— Все шутишь! — одернула мама. — Нет бы сесть спокойненько, перечитать эту вещь еще разок, да повнимательнее! Ну и, я не знаю… неужели все так плохо? Совсем-совсем никуда не годится?
Я тихо застонала, а может быть, зарычала. И поплелась к себе.
ЭТА ВЕЩЬ годилась. Вполне!
Она годилась для дебилов-подростков. И просто для дебилов, задержавшихся в развитии на подростковой стадии.
Так вот, значит, какую литературу будут теперь дети читать из-под парты?!
Это был мастерски замешенный коктейль из детектива, эротики, политической сатиры, психологического триллера и того, что новые русские издатели именуют иноземным словом «экшн». За такой коктейль в годы сухого закона в Америке припаяли бы пожизненный срок.
Каждая глава его, упакованная в отдельный файл, представляла собой блистательное приключение супергероя, по иронии судьбы носящего имя Прохор и когда-то, в глубокой юности, как и мой любимый мальчик, работавшего в должности театрального осветителя.
Это необыкновенное существо обладало чудесными способностями. По ходу событий оно скакало верхом и водило машину, стреляло из всех видов оружия, прыгало с парашютом и плавало с аквалангом, покоряло женщин и побеждало мужчин, а также производило в уме математические операции компьютерного уровня. Оно пользовалось суеверным уважением родных, близких и друзей, то и дело обращавшихся к нему за помощью и, разумеется, безотказно получавших ее. Это был провинциальный Джеймс Бонд, он же Шерлок Холмс и крестный отец российского разлива в одном лице. Шутя распутывал он сложнейшие преступления и лично наказывал виновных. Властно отменял он медицинские приговоры, исцеляя больных с помощью гипноза, здорового образа жизни, а также нездоровых физических перегрузок. Играючи вызволял он из сложных ситуаций беззащитных красоток, фотомоделей и манекенщиц, попутно доводя их до любовного исступления. При всем том он соблюдал верность стареющей супруге, почему-то описываемой в романе главным образом с помощью фигуры умолчания.
Читать было временами увлекательно, временами противно, временами — жутко. Иногда хотелось плюнуть и выругаться, иногда — вытянуться во весь рост и грянуть «Сла-а-а-вься!».
Так вот к чему, значит, привела наша жизнь?
— И как же вы будете теперь… я имею в виду, вообще? — спросила мама.
Я пожала плечами, глядя в окно. Все снова запуталось, перекосилось, исказилось. Даже линии улиц выглядели чужими, едва узнаваемыми. Что я могла поделать с этим миром? Разве под силу мне было изменять его?
— Ну и что будем делать? — сухо спросил Валерий.
Но пожать плечами я не успела, поскольку он тут же добавил мрачно:
— Выглядишь на все сто…
Это были слова и голос из прежней жизни. Услышав их, я подняла глаза и смогла наконец улыбнуться.
— Стараюсь! — чистосердечно созналась я, поскольку с утра тщательно следовала маминой инструкции: «Дело женщины — быть красивой и поменьше спорить!» Увы, несколько запоздалой инструкции…
А еще мама предупредила меня: «Может быть, эта встреча — твой последний шанс! Второй раз мужчина не простит оскорбления!»
Значит, мама считала, что нашу жизнь еще можно было спасти?!
Я следила за собой, как агент ЦРУ. Я контролировала себя и смотрела на себя со стороны, как претендентка на титул «Мисс Вселенная».
Утром я сделала прическу в парикмахерской, отважно доверившись тоненькой девочке с вредным личиком. И мое доверие было вознаграждено: через пару часов я не узнавала себя в зеркале. На меня в упор смотрела развратная молодящаяся дама из какого-то бразильского сериала. На всякий случай я пробиралась домой переулками, шарахаясь от знакомых. И только когда мама молитвенно сложила руки и вскричала: «Наконец-то!» — я успокоилась.
Дополняя образ, на мне красовался золотисто-алый Римкин шарф, в тон ее же красной лаковой сумочке с бряцающими цепочками.
Погода тоже не подвела. Весь окружающий пейзаж был выдержан сегодня в небесно-голубых и травянисто-зеленых тонах, с ослепительно-желтыми вкраплениями одуванчиков. В такой день, особенно накануне Восьмого марта, счастье так и витает в воздухе, так и манит самого недоверчивого: «Да вот же я, вот! Протяни только руку!»
Правда, мама забыла предупредить меня, что чем меньше женщина говорит, тем больше упивается рассуждениями мужчина.
— Понимаешь, — говорил Валерий, играя знакомыми бархатистыми интонациями, — даже самое разборчивое, рафинированное и интеллектуальное издательство — это все-таки коммерческая организация. Ты согласна?
Я с готовностью кивнула головой, экономя слова. Почему бы, действительно, иной раз не обойтись и без них?
— И, как всякая коммерческая организация, оно заинтересовано прежде всего в доходе…
Предупреждая паузу, я закивала заранее.
— А что является гарантией издательского дохода? — обрадованно продолжал Валерий. И, выдержав паузу, победно закончил: — Конечно, классный текст! Вкусный! Увлекательный! Текст, который захватит читателя с первой страницы, с первой строчки! Скрутит его в бараний рог! И заставит читать книгу, не выпуская из рук ни на минуту!
— Ну так ведь и «Премьера полета»… — не выдержала было я, но он властным жестом остановил меня, не позволив себя перебить.
