Велла Манн - Сколько стоит любовь?
Он улыбнулся. Сирена воспользовалась этим и подвинулась к нему поближе. Потом она провела пальцем по цифрам на его футболке.
– Ты мне никогда не говорил. Что это за номер?
– Вот что значит женщина. С тобой еще работать и работать. Надо научить тебя ценить, уважать и обожать футбол.
Он начинает ее поддразнивать – это хороший знак. Она подняла руку и написала пальцем число 10 на его шее выше ворота футболки.
– Какая самоуверенность. А может, мне не нравится футбол?
– Понравится. – Ей казалось, что он нависает над ней, обволакивает ее, и это давало ощущение уверенности и защищенности.
– Понравится?
– Да. – Он пробежал пальцами по ее волосам, нежно сжал виски.
– Ты всегда так уверен в себе.
– Это неправда, Сирена. Когда дело касается тебя, я не уверен ни в чем.
Его тон, слова, даже поза – все заставляло задуматься. Он пытался объяснить ей что-то серьезное. Но что? Хорошо было бы ответить так же многозначительно…
Легче было подставить ему губы для поцелуя, легче было обнять его за талию и прижаться щекой к выгоревшей ткани. Она почувствовала его язык и приоткрыла рот, вобрала его в себя, закрыла глаза.
Это было несравнимо ни с чем.
– Ты сводишь меня с ума. С тех пор как мы познакомились, я стал ненормальным.
Грейндж неподвижно лежал под потертым спальным мешком, который она положила поверх тонкого матраца. Этот спальный мешок и матрац – вот и вся мебель, которая была в комнате.
Его волосы сбивались, сам он был весь в испарине, и она могла бы ощутить губами и языком вкус соли и запах его кожи.
Но для этого надо было пошевелиться, а ее пресыщенное любовью тело протестовало при одной мысли о движении.
– Ты помнишь, что я сказал сразу после того как приехал? – прошептал Грейндж.
Сирена кивнула.
– Ты сказал, что, может быть, больше не будешь работать в банке.
– Мне показалось, ты не слышала.
– Слышала. Ты сказал это просто так?
– Нет. – Он смотрел прямо вверх. – Ты бывала у меня дома. Готовила еду. Занималась со мной любовью. Когда ты уехала, там осталась частица тебя. Но ты купила себе дом здесь, и я понял, что мне никогда не удастся уговорить тебя переехать ко мне.
Грейндж хочет расстаться с карьерой из-за нее, из-за этого дома, в котором они только что занимались любовью? Ей хотелось замотать головой, сказать ему, что это нечестно – возлагать на нее такую ответственность. Но она действительно хотела, чтобы он носил футболки, а не костюмы-тройки, чтобы он жил здесь, где такой чистый воздух и где он мог бы смотреть ее пьесы.
– Я несколько лет назад говорил с руководством местного банка, – сообщил Грейндж. – Они предлагали мне пойти к ним. Но тогда у меня не было никакой причины менять работу.
– А теперь есть? – Не может быть. У нее уже дрожит голос.
– Надеюсь, что есть.
Она могла бы смутиться. Но они только что занимались любовью на ее старом спальном мешке.
– Да, это так. – Она проглотила слюну, но голос ее не слушался, она могла только шептать. – Все эти дни, когда тебя не было рядом… Думаешь, мне это легко далось?
Я едва не умерла.
– Значит, ты согласна, что я продам свой дом и перееду сюда?
И он еще спрашивает! Ей хотелось во всю глотку завопить «да», но она ощущала неясное беспокойство. Он собирался слишком многим пожертвовать ради нее. Но все же, может быть, это не жертвы? Возможно, он решил бы уехать из Сан-Франциско, даже если бы она не появилась в его жизни.
Как жаль, что этого нельзя узнать.
Грейндж называл ее цыганкой. Но что-то в этой стороне ее натуры, должно быть, привлекало его. Цыгане свободны. Это люди, чуждые условности, живущие своим умом по собственным законам. Сирена не была уверена, что все это имеет прямое отношение к ней. Но у нее есть та же любовь к жизни. И пока она не попала в Сноу-Сити и не нашла этот дом, ей тоже не сиделось на месте.
Почему ей так нужен Грейндж?
Все это казалось слишком сложным.
– Грейндж, я ни за что не стану распоряжаться твоей жизнью. Если бы меня кто-то попытался привязать, я бы, наверное, тут же сбежала. Но я хочу остаться здесь. Я этого хочу всей душой.
– Я рад.
Ей уже было необязательно видеть его лицо. Она уткнулась ему в грудь и пробормотала:
– Если ты захочешь жить здесь, со мной, я буду очень, очень счастлива.
Через некоторое время они заснули, проснулись страшно голодные, но вместо того, чтобы заняться поисками еды, снова занялись любовью. Утром они быстро оделись, вздрагивая от холода. Когда она сообщила, что газ еще не включен, Грейндж предложил затопить камин, и тогда ей пришлось признаться, что дров тоже пока еще нет. У нее не было времени заниматься такими пустяками. По правде говоря, она не собиралась подключать электричество, газ и воду до тех пор, пока окончательно не переедет в дом.
Он молчал, и это молчание ранило хуже всяких слов. А ведь она просто хотела любить его.
– Извини, – пробормотала она. – Мне не следовало просить тебя оставаться здесь на ночь, когда еще ничего не готово.
– Я не о себе забочусь, а о тебе.
– Но мне хорошо. – Она яростно растирала руки, чтобы согреться. – Мне не привыкать мерзнуть. Конечно, если бы у меня был кофейник…
– Сирена.
– Что?
– Что-то придется изменить.
– Конечно, – с жаром подхватила она, хотя ее немного задел его тон. В конце концов, это ее жизнь. Но так ли это? Он ведь говорил, что хочет вернуться в Сноу-Сити, и тогда у них будет общая жизнь.
– Электричество должны подключить сегодня. И газ, – объяснила она.
– А дрова? Кровать, плита и холодильник, мебель? Машина, которой придется всегда ползти в гору?
Зачем он мучает ее? Да еще на голодный желудок. После такой прекрасной ночи.
– Все будет, – бросила она и отвернулась, – когда я смогу себе это позволить.
Грейндж настоял на том, чтобы они поехали куда-нибудь завтракать. Она думала, что он захочет побыстрее повидаться с тетей и поговорить с управляющим банком, но Грейндж заявил, что ни он, ни она ни за что не возьмутся без кофе и завтрака. Теперь она сидела напротив него в маленькой кабинке с прозрачными пластиковыми стенами и не могла произнести ни слова.
Он провел с ней ночь. Говорил, что хочет вернуться сюда. Всеми возможными способами дал Сирене понять, что любит ее.
А потом они поссорились из-за дров.
Грейндж сделал глоток кофе, поставил чашку на стол. Некоторое время изучал салфетку. Наконец он взглянул на нее.
Уж лучше бы он продолжал разглядывать салфетку.
– Ты знаешь, что я собираюсь сказать?
Она кивнула. Сейчас было не время увертываться от ответа. Слишком многое – может быть, их совместное будущее – находилось под угрозой.
