Джей Браунелл - Точки над I
По лицу Алек пробегали мириады эмоций. Стыд, боль, печаль. Она открыла было рот, но тут же закрыла его, не сумев подобрать слов, чтобы как-то утешить свою мать. Она потянулась к ней, но замерла в сантиметре от руки Джиллиан.
- Прости, я не знала, - мягко сказала она, ее голос звучал неуверенно.
Джиллиан резко обернулась к ней.
- Не знала чего? Мне казалось, ты знала все.
Алек покачала головой, не спуская глаз с лица своей матери. Ее голос был чуть громче шепота.
- Нет, не все. Я не знала, что Келлен значила для тебя все.
Слова были произнесены очень тихо, в них явно проступала детская обида и непонимание. Алек Чейзн была женщиной, которая, казалось, имела все. Но под этой совершенной, успешной и красивой внешностью находился обиженный ребенок, который никогда так и не понял почему так получилось. Она не знала, почему ее оставили одну в Англии, почему ее мать никогда ее не навещала или почему она сказала всему миру, что ее дочь мертва. Они не хотели, чтобы Келлен помнила Брайана или ту ночь, поэтому ей ничего не объяснили, а из-за недостатка сведений, она пришла только к одному заключению, которое имело смысл. Ее мать никогда не любила ее, не могла любить ее, потому что если бы любила, она никогда не оставила бы ее.
Джиллиан взяла лицо Алек в свои ладони и медленно заговорила.
- Ты значишь для меня все. Перед свадьбой ты спросила меня, почему для меня ничего не значило быть твоей матерью. Это значит все. И это всегда значило для меня все. И если это значило, что ты не будешь помнить о Брайне ничего, я бы позволила тебе ненавидеть меня до самой смерти. И я умерла бы счастливой с этим решением.
Алек кивнула. Она понимала. Она не соглашалась, думая, что у ее матери был другой, лучший, выбор, но наконец она все поняла. Ей не нужно было соглашаться с выбором ее матери, чтобы согласиться, что у ее матери было право делать выбор самой.
- Я знаю, - сказала Алек. - Теперь я это знаю.
Джилиан кивнула и откинулась на спинку сиденья, ее руки медленно упали с лица Алек. Она повернулась к моему отцу.
- Я хочу уехать сегодня. Я не хочу больше иметь никаких дел с Патриком Брентом.
Рейнер кивнул и достал сотовый. Я улыбнулась Алек. До того как закончится этот день мы будем в Англии, вдали от всего этого безумия.
Не знаю, было ли это возможно, но, казалось, возле ворот Виндчейза было в два раза больше журналистов, чем когда мы уезжали на шоу. Лимузин медленно тащился через толпу и охрана расчищала ему дорогу. Мы сидели молча, единственным звуком в салоне были удары кулаков по стеклам машины. Такой теперь будет наша жизнь? Моей мачехой была Джиллиан Янг. Моей возлюбленной была Келлен Брент. Впервые я осознала, что моя жизнь менялась вместе с их жизнью.
- О, Господи, это всегда было так? - раздраженно воскликнула Алек. - Вот так ты живешь?
Джиллиан моргнула, удивленная злостью Алек, затем кивнула.
- Да, когда меня узнают.
Алек покачала головой, ее глаза сузились от нескрываемой злости.
- А Патрик, он когда-нибудь пытался помочь тебе?
- Ну... нет, не очень. Он... - она замолчала, когда Алек внезапно выпрямилась.
- Останови, - приказала она водителю. Рейнер и Джиллиан в беспокойстве потянулись к ней, когда она повернулась к двери. Она отвела их руки и открыла дверь. Когда дверь распахнулась, какафония звуков прервалась и наступила полная тишина. Рейнер поспешил последовать за ней.
- Я хотела бы сделать заявление для своего деда, - сказала Алек ясным, громким голосом. Журналисты смотрели на нее с одинаково изумленным выражением лица. Я почти слышала их мысли. Лимузины со знаменитостями никогда не останавливаются и никогда никто не выходит оттуда, чтобы сделать заявление. Это была шутка или какой-то отвлекающий маневр?
Алек нетерпеливо повернулась к ближайшему журналисту. Она не видела как все мы - Элейн, Джиллиан и я выбрались из лимузина вслед за ней. Она взяла микрофон из рук молодой женщины и повернулась к камерам, которые появились позади нее.
Темно-серые глаза пылали ненавистью, когда она посмотрела в камеру.
- Патрик, у тебя есть 24 часа, чтобы опровергнуть всю ложь, которую ты успел наговорить. Если к завтрашнему полудню ты этого не сделаешь, я попрошу суд эксгумировать тело моего отца для ДНК теста. Ты думаешь, что мне что-то нужно от твоей семьи? Что же, ты прав. Я хочу, чтобы мое имя убрали с той пустой могилы рядом с могилой твоего сына. Я Келлен Брент. Я не мертва. Что ты собираешься делать теперь?
Закончив свою речь, Алек бросила микрофон репортеру и вернулась в лимузин. Она нахмурилась и махнула нам, прося следовать ее примеру. Водитель воспользовался шоком, в котором пребывали журналисты и завел лимузин в ворота.
- Ты думаешь это было умно? - потребовал у Алек ответа мой отец.
Алек пожала плечами и повернулась к окну.
- Мне все равно. Я хочу, чтобы следующие 24 часа его крыльцо осаждали журналисты. Я хочу, чтобы он стал пленником в своем собственном доме, пока пресса отсчитывает время до завтрашнего полудня. Я не хочу, чтобы он выглядывал в окно, боясь ослепляющих фотоспышек. Я хочу, чтобы хоть ненадолго он ощутил какой это ад быть родственником Брайана Брента.
Она повернулась к нам с полуулыбкой.
- Или какой ад быть моим родственником.
ГЛАВА 14
Я думала нам с Алек никогда не остаться наедине. Нас ожидал ланч и хотя я не была голодна, я все же присоединилась ко всей семье на террасе. Алек, извинившись, отказалась, сказав что должна сделать пару звонков. Краем уха я слшала как Рейнер говорил о предстоящей поездке в Англию.В ожидании Алек я наблюдала за дверьми, выходящими на террасу. Я хотела, чтобы мы были наверху, в кровати, забыв обо всем, кроме друг друга.
К тому времени, когда Алек присоединилась к нам, Элейн уже уехала «заниматься делами и делать звонки». Одним из тех людей, которому она должна была позвонить, была ее мать. Джулия Роше жила в Малибу. У нее было пять часов на то, чтобы собрать вещи и быть в аэропорту Лос-Анджелеса для частного рейса в Англию. Я не сомневалась, что она обязательно там будет. Семья Чейзн не находилась в одной комнате с 1968 года.
Алек не стала делать вид, что ее интересует разговор или еда. Она сидела, глядя на океан, ее мрачные мысли отражались в темно-серых немигающих глазах. Она хотела быть в Обри. Она хотела находиться на своей террасе и принимать решения, пусть даже такие простые как рисовать или не рисовать, и если рисовать, то должен ли это быть оригинал Чейзн или что-то новое. Она хотела просто быть Алек Чейзн. Тогда у нее был выбор, она принимала все решения в своей жизни. Теперь же она только реагировала на решения, сделанные другими.
