Анна Богданова - Внебрачный контракт
– Я на своем веку такое вижу впервые! – У меня чуть было не вырвалось, что я такое вижу уже во второй раз, но я сдержалась, а капитан, преисполнившись ко мне уважения и почтения даже какого-то, сжал меня в объятиях и мгновенно заснул, то и дело выкрикивая в забытьи: – Право руля! Лево руля!
На следующий день, ближе к вечеру, мой Макар Петрович отчалил на своем корабле со странным для судна названием «Горные вершины» – пошел вокруг света, по делам не только экономическим, но и политическим (это он сам мне на ушко на прощание шепнул), и, пообещав вернуться через полгода, велел дожидаться его и ни с какими кобелями больше не связываться (он именно так выразился).
Однако через две недели я совершенно случайно, на учебно-тренировочных сборах, познакомилась с боксером-тяжеловесом Иваном Дрыковым. За его телесной мощью я сразу же увидела доброе, нежное и отзывчивое сердце. Уже через неделю знакомства я потеряла девственность и с ним.
– Девочка моя, девочка моя, – лепетал он в восторге, стискивая меня в объятиях – мол, «девочка только моя и никому я ее не отдам»! Я тоже пребывала в каком-то умилении из-за того, наверное, что никто до сих пор не смог оценить как следует мое достоинство, а именно – сохраненные мною целомудрие и непорочность.
Все бы хорошо, только вот спал Иван Дрыков уж очень беспокойно. Снился ему всегда один и тот же сон – что стоит он на ринге шесть на шесть метров, а перед ним – самый ненавистный его противник Гарик Шубин, и он все пытается, пытается выиграть у него бой нокаутом, но Шубин все изворачивается, изворачивается – даже правила нарушает, вылезая за канаты. Иван зубами скрипит, скрипит во сне – да стену кулаками все дубасит. Однажды он вдруг как подпрыгнет на кровати – перевернулся и хлоп со всей силищей своей немереной мне по лицу, и как заорет:
– Судью на мыло! Убью! Судью на мыло!
Неделю после этого я с синей физиономией ходила – потом она то желтела, то зеленела...
– Девочка моя, давай на разных кроватях спать, – предложил Иван после недельной разлуки. Я соскучилась и согласилась. В комнату внесли еще одну кровать. В очередной раз потеряв девственность, я улеглась на своей кровати, Иван – на новой. Но и это не помогло. Ему снова привиделся омерзительный Гарик Шубин. Возлюбленный мой все скрипел зубами да шарил по кровати рукой в поисках противника, потом не выдержал – вскочил с постели, разгромил шкаф, приняв его за Шубина, затем за сервант принялся. До того дошел, что обои во всех возможных местах ободрал, а когда квартира стала ни на что не похожа, воскликнул злобно:
– Судью на мыло! Убью! На мыло судью!
Наутро, как бы тяжело мне ни было принять это решение, я все же сказала Ивану, что так дальше продолжаться не может и нам придется расстаться.
Возлюбленный мой ушел, как настоящий мужчина – молча оделся и хлопнул дверью, а вторую кровать мне оставил в вечное пользование, наверное, за причиненный материальный ущерб.
Ничего не оставалось делать, как нанять маляров-ремонтников и навести порядок в разгромленной квартире. Утром, уходя на тренировку, я впускала их в дом, а вечером, придя, выпускала. Их было двое. Один – с всклокоченными волосами, которые, как мне казалось, он никогда не расчесывал; он увлекался футболом и все интересовался моей спортивной карьерой. Звали его Игорем – он был старше меня на семь лет. Второй очень выигрышно смотрелся на фоне всклокоченного непромытого Игоря... По крайней мере, он был причесанный и более или менее аккуратный, насколько это вообще возможно при занятиях постоянными ремонтами. Он был старше меня на пять лет, и звали его Геной, Геннадием Дубовым.
И что на меня нашло тогда – не знаю. У меня как раз был тогда двадцать второй день рождения. Мама приехать на него не смогла (она вот уже три года назад вышла замуж и переехала жить к супругу в другой город), Людка, как назло, уехала в турпоездку, баба Зоя укатила в пансионат, сердце подлечить. Пожарный мой не объявлялся – наверное, все пожары тушил, капитан еще не успел обогнуть земной шар, боксер мстил Гарику Шубину, а мною овладела тоска.
– У меня сегодня день рождения, – проболталась я, когда пришла с работы.
– Ой! Поздравляем вас! Как же вы в таком бардаке его отмечать-то будете? – участливо поинтересовался всклокоченный.
– А я его вообще отмечать не буду, – уныло заявила я.
– Если б я сегодня на футбол не собирался, я вас, Дуня, в ресторан какой-нибудь повел бы.
– А давайте я с вами посижу, – явно стесняясь, пролепетал Дубов, но я как-то упустила тот факт, что он, в отличие от своего напарника, вести меня никуда не собирался, а предложил лишь посидеть со мной в моей разгромленной квартире. Почему я этого не заметила? Да потому, что нельзя влюбляться в первого встречного, а я только и делала, что влюблялась во всех подряд начиная с того момента, как потеряла впервые свою девственность.
– Оставайтесь, – словно зачарованная, ответила я.
И мы просидели до рассвета, почти ни о чем не говоря – так, о незначительных пустяках.
– А я не умею плавать, – заявил Дубов, но сказано это было без сожаления, каким-то повседневным тоном. Я же, сама не знаю, зачем, предложила ему походить бесплатно в бассейн в мою группу переростков (к тому времени я уже перешла на тренерскую работу) – вероятно, таким образом решила отплатить ему добром за то, что он не оставил меня одну-одинешеньку отмечать свой двадцать второй день рождения в разгромленной квартире. Ну, и еще потому, что уже влюбилась, конечно.
– Не-ет, – протянул он, – я при детях стесняться буду. Вот если б я один...
– Ну да, я как-то не подумала. Приходи в любой день, кроме субботы и воскресенья, к восьми вечера. Спросишь у вахтера Дуню Перепелкину, он тебе скажет, где меня найти, – и я написала ему адрес бассейна и как к нему лучше пройти от метро, чтобы Геннадий ни в коем случае не заблудился и не пришел в какое-нибудь другое место.
Еще в эту ночь Дубов признался мне в своей симпатии ко мне:
– Ты мне сразу понравилась – как только я тебя увидел, но не бойся – я к тебе в первый раз приставать не буду, потому что это некрасиво.
«Надо же, какой воспитанный, неиспорченный юноша! – подумала я. – А может, он тоже девственник?» – Его поведение поразило и восхитило меня до глубины души, а утром я поняла, что опять влюбилась.
На третий день после той невинной и одновременно значимой для меня ночи Геннадий пришел в бассейн к восьми часам и предстал передо мной...
Ужас! Я даже не узнала его! Только присмотревшись, поняла, что на тумбе стоит человек, которого я полюбила три дня тому назад.
Он стоял в купальном костюме, состоящем из хлопчатобумажного трико длиною до середины икр, в красно-белую полоску, до неприличия обтягивающего крепкие его ляжки и то, что называется мужским достоинством (мне даже вспомнился манекен из магазина нижнего белья, на который были натянуты эластичные плавки, а внутрь подложен огромный гранат, чтобы покупатель не перепутал их с дамскими трусиками), и такого же качества и расцветки майки с сильно выхваченной проймой. Резиновая шапочка розового цвета ставила жирную точку в образе Геннадия, готового к обучению плаванию.
