Вирджиния Эндрюс - Секреты утра
– Но есть люди, которые хотят разговаривать со мной и…
– Теперь выслушай меня, – она приблизилась ко мне. – Ты приехала не на отдых. Ты опозорила семью, себя и находишься здесь, потому что так хочет моя сестра. Тебе повезло, у меня есть некоторый опыт по приему родов, – сообщила она и пошла дальше.
– Некоторый опыт, вы хотите сказать, что у меня не будет доктора?
– Врачи стоят денег, и они не нужны в данном случае. Теперь заботься о себе сама, у меня есть много других неотложных дел.
Я шла за ней по длинному темному коридору, среди теней, отбрасываемых керосиновой лампой. Мне казалось, что позади меня в темноте закрываются невидимые двери. Я хотела развернуться и бежать, но куда? Меня охватил страх. Возможно, при дневном свете все будет выглядеть гораздо приятней. Я смогу, конечно, попросить Лютера отвезти меня на станцию, чтобы позвонить Трише. И в конце концов, есть же почта.
– Вы получаете здесь почту?
– Да, но редко.
– Хорошо, у меня тоже есть немного корреспондентов.
– Гм…, – проговорила она и подняла лампу так, что свет упал на ступени.
– У вас есть электричество? – спросила я, шествуя позади Эмили и чувствуя ужасный холод.
Никаких каминов, похоже здесь нет ни дров, ни угля.
– Мы экономим, электричество слишком дорого.
– Слишком дорого? – удивилась я, мне казалось, что колоссальное богатство бабушки распространяется на всех Катлеров. Почему она не помогает сестрам? Где другая сестра? Я уже собиралась спросить, как вдруг услышала странный гомерический хохот, более подходящий для девушки, чем для пожилой леди.
– Тише, ты идиотка, – прошептала Эмили, свет упал на еще одно бесплотное существо. Это была небольшая старая дама, опиравшаяся о перила. Ее седые волосы были перевиты желтыми лентами в косы. Еще одна лента овивала ее талию, пожилая дама в одежде ребенка. Ее руки дергались, пальцы беспрерывно бегали.
– Привет, – сказала она, когда мы поравнялись.
– Привет, – ответила я. И посмотрела на реакцию Эмили, губы ее сжались еще плотней, уголки опустились.
– Это моя сестра Шарлотта, – сообщила она, – ты можешь называть ее просто Шарлотта. Почему ты не осталась в комнате, как я просила?
– Но я пришла, чтобы встретить племянницу, – промямлила Шарлотта.
Когда она подошла ближе, я смогла разглядеть ее мягкое лицо и голубые глаза. Она выглядела значительно моложе мисс Эмили и бабушки Катлер. Ее улыбка была дружелюбной и простой, улыбкой возбужденной школьницы. Балахон и чулки, составлявшие ее одежду, были порваны. Сквозь дыры виднелись толстые розовые лодыжки.
– Хорошо, ты встретила ее, теперь возвращайся обратно и займись рукоделием, – командным тоном сказала Эмили.
– Я вышиваю, – пояснила Шарлотта, – я делаю очень хорошие полотенца и гобелены. Один из них висит в офисе отца, не правда ли, Эмили?
– Ради Бога, не строй из себя дуру хотя бы сейчас, Шарлотта. Не время говорить о твоих вышивках, иди и работай.
– Я буду счастлива посмотреть на них позже, – успокоила я. Глаза Шарлотты засветились, улыбка расширилась. Она сложила руки вместе.
– Мы проведем чайную церемонию, – воскликнула она.
– Не сегодня, – почти прокричала Эмили, – сейчас слишком поздно. Я покажу Евгении ее комнату, чтобы она могла лечь спать.
– Евгении? Меня зовут не Евгения. Мое имя Дон!
– Сестра мне сообщила, что тебя зовут Евгения. Зачем устраивать истерики? – Эмили пошла дальше.
– Для меня это имеет большое значение, – заявила я, вспомнив то время в гостинице, когда бабушка Катлер требовала, чтобы я приняла имя одной из ее умерших сестер. Она пыталась называть меня так до тех пор, пока я не разведала правду о моем похищении. Теперь, когда у меня начались неприятности, она собиралась воспользоваться положением.
– Пошли, – буркнула Эмили.
– Спокойной ночи, Шарлотта, – сказала я. – Встретимся утром.
– Я полагаю, встретимся, – она снова рассмеялась и развернулась так, что балахон приподнялся. – Я ношу отцовские башмаки.
– Шарлотта! – возмутилась Эмили.
Та прижала балахон руками и испуганно посмотрела на Эмилию. Потом побежала, бессмысленно хохоча.
– Пошли, – еще раз повторила Эмили, оглядываясь вслед Шарлотте.
Мы свернули вправо в другой длинный и узкий коридор. Здание было огромным. Здесь на стенах висели картины старинных художников, старые зеркала, но из-за темноты я не могла их разглядеть. Под потолком находились великолепные хрустальные люстры, но они не работали. Двери, мимо которых мы проходили, были заколочены, на них висели замки и засовы. Наконец Эмили остановилась перед открытой дверью и подождала, пока я приближусь.
– Здесь ты будешь жить, – она подняла лампу так, чтобы я могла осмотреть комнату.
Это была, наверное, одна из самых маленьких комнат, возле левой стены стояла узкая кровать, спинки на ней отсутствовали, матрас лежал прямо на металлической сетке.
Возле кровати стоял ночной столик с керосиновой лампой. Полы в комнате были деревянными, рядом с кроватью лежал маленький темно-синий овальный коврик. Стены были выкрашены в темно-серый цвет. Стоял пустой платяной шкаф, маленький столик с двумя стульями, зеркала не было. Справа находилась кладовка, рядом с которой виднелась вторая дверь.
– Это твоя ванная, – Эмили осветила керосиновой лампой эту дверь. – Ну теперь все в порядке.
Я медленно вошла, даже небольшая комната в гостинице на побережье Катлеров казалась по сравнению с этой дворцом. Я, конечно, поняла, зачем мне выделили это помещение. Оно угнетало, в нем не было окон, комната без окон.
– Почему нет окон? – спросила я, но тетка вместо ответа подошла к шкафу и поставила на него лампу. Потом достала из него белье, сделанное из хлопка, как в больнице.
– Выключишь свет, когда постелишь.
– Выключить?
– Да, – она показала на маленькую лампу, стоящую на ночном столике. – Вот так, – сказала она и показала. – Нужно экономить керосин, не тратить его впустую.
– Есть ли более приятные помещения? Хотя бы с окнами.
– Ты не имеешь права выбирать себе комнаты, – резко ответила Эмили. – Это не гостиница.
– Но почему мне отведена комната без окон?
Она скрестила руки на груди и в упор посмотрела на меня.
– Ты должна знать, эта комната построена много позже, чем весь дом, специально для больных, чтобы держать их в изоляции. Особенно во время ужасных эпидемий холеры и испанки.
– Но я не больна, я беременна. Беременные не больные, – возразила я, слезы бессильной ярости обожгли щеки.
– Беременные, подобные тебе – без мужа – те же самые больные, – ответила она. – Есть болезни физические, душевные и болезни духовные. Позор может ослабить и убить человека так же, как и любая болезнь. Теперь разденься, так чтобы я могла определить, насколько явно проступил грех.
