Татьяна Тронина - Магнолии, девушка, солнце…
Маруся опустила голову. Ей вдруг стало настолько скверно, что на какое-то мгновение даже жить расхотелось. Но потом она взяла себя в руки.
– Люди и не в таких условиях существовали, – печально улыбнулась она. – А как вообще человечество выжило? Раньше, лет сто назад или двести, медицины не было, центрального отопления не было, канализации не было… Воду ведрами из колодцев носили! Да что там… Ты вон меня без всяких памперсов вырастила – и ничего! А в каменном веке?
– Марусечка, я тебя умоляю – не надо мне про каменный век! – скорбно возопила Лилия Сергеевна. – Мы живем здесь и сейчас… Ты как будто бредишь!
– Но что теперь делать? Теперь уже ничего не исправить, – упрямо произнесла Маруся. – Я же сказала, что мне ничего от тебя не надо…
Лилия Сергеевна встала, прошлась по комнате, заламывая руки и не обращая на Марусю никакого внимания.
– Ты такая наивная, такая глупенькая, – наконец печально произнесла она. – Вот нет, чтобы завести ребеночка, когда с Женей Журкиным жила или с Арсением… И потом, тебе ведь потом будет гораздо труднее найти спутника жизни – ты тоже об этом не забывай! – спохватилась Лилия Сергеевна. – Нынешние мужчины эгоистичны и инфантильны, они и собственных детей не хотят воспитывать, не то что чужих!
– Мне никто не нужен.
– Это ты сейчас говоришь, – отмахнулась мать. – Нет, ну ладно, кое-какие деньги я смогу тебе подбрасывать… Но я не миллионерша, у меня очень непостоянный заработок, ты же знаешь – то густо, то пусто. Слушай, Маруся, а все-таки – кто он?
– Он?
– Ну да – он, отец твоего ребенка.
– Случайный человек, – бесстрастно ответила Маруся.
– Замечательный ответ… – кисло ответила Лилия Сергеевна и, отдернув гардину, снова нервно зевнула.
За окном в сиреневых сумерках медленно падал первый снег.
…На следующий день Марусе позвонила Людмила.
– Слушай, ты серьезно? – даже не поздоровавшись, закричала она в трубку.
– Ты о чем?
– Мне только что звонила Лилия Сергеевна, жаловалась на тебя… Я сначала не поверила, а потом подумала – что ж, вполне в твоем духе!
Маруся промолчала. Опять какая-то безысходная, почти непереносимая тяжесть навалилась на нее – как тогда, при разговоре с матерью, только сейчас это состояние длилось не мгновение, а немного дольше.
– Маруська! Ты что молчишь? Ты меня слышишь?
– Слышу, – наконец с трудом выдавила из себя Маруся.
– А ты о ребенке думала? – сердито закричала Людмила.
– Да, – уронила Маруся. Потом подумала и добавила: – Я только о нем и думала. Ужасно не захотелось его убивать…
– А когда шуры-муры не пойми с кем крутила – о чем думала? – еще больше рассвирепела Людмила. – Нет, ну в твоем-то возрасте… Да сейчас даже дети в детском садике знают, что необходимо предохраняться!
– Так получилось.
– Ну-у, понятно, дело нехитрое… Но можно же было это исправить!
– Я не смогла, – быстро ответила Маруся.
– Маруська, ты пойми – это просто инстинкт, материнский инстинкт, древний, как сам мир – это он вынудил, заставил тебя сохранить ребенка! Но ты же разумный человек, ты должна понимать, что счастья от этого никому не прибавится. Это просто эмоции тебя захлестнули!
– Возможно, – покорно согласилась Маруся.
– Ты вот сама рассуди, – почти спокойно продолжила Людмила. – Родишь ты ребенка, а он тебе потом скажет: «Мамочка, а почему ты мне ни одежды хорошей не покупаешь? Почему у меня компьютера нет? Почему мы за границу отдыхать не ездим?.. Мамочка, а где мой папа?..» Что ты тогда ему ответишь?
– Я скажу ему – зато ты живешь. Я скажу ему – я тебя люблю.
– Господи, Гагарина, какая же ты дурочка! – с новыми силами завопила Людмила. – А он тебе на это скажет – мамочка, зачем рожала, если не сможешь обеспечить мне нормальной, полноценной жизни!!! Мне вон Варька, пигалица эта, именно так недавно и заявила, когда я ей собачку покупать отказалась… А кто с ней гулять-то будет, с этой собачкой?!
– Вот видишь – значит, никто не застрахован от подобных слов.
– Что? – сбилась Людмила. – Нет, ты меня на этой ерунде не лови…
– Люда, уже поздно что-то менять.
– Никогда не поздно! Какой у тебя там срок?
– Четыре месяца.
– Ну, в районной больнице аборт не сделают – это точно. Но сейчас же полно других специалистов! Ты газеты почитай: везде объявления – «Прервем беременность на любом сроке». На любом! А я так думаю, что и в районной сделают, да еще бесплатно, – с неожиданным вдохновением произнесла Людмила. – По социальным показаниям – кажется, именно так это и называется! Одна, без мужа, без работы, в коммуналке, средств к существованию нет… Сделают как миленькие!
– Люда, я не хочу.
– Это ты сейчас не хочешь… А потом как взвоешь, как за голову схватишься – да поздно! Скажешь – ах, Людка, почему я тебя не послушалась…
– Не скажу, – мрачно ответила Маруся.
Людмила вздохнула.
– Ты дурочка, – произнесла она с отвращением и тоской. – Я даже не ожидала, что ты такая дурочка… Мне тебя очень жаль.
– Спасибо хоть на этом, – вежливо ответила Маруся и положила трубку. Она не обиделась на подругу, равно как и вчера – на мать. В словах близких ей людей была своя правда.
В следующий раз Людмила позвонила Марусе на Новый год, сдержанно поздравила ее с наступающим праздником.
– Ничего не изменилось? – неожиданно спросила дрогнувшим голосом.
– Нет, – ответила Маруся, сразу поняв, о чем речь.
– Работу нашла?
– Нет. И ведь какая досада – токсикоз совсем прошел, я теперь нормальный человек! – с печальной иронией произнесла Маруся.
– Значит, живот уже виден… – вздохнула Людмила.
Раньше всего появилось осязание. Потом – слух. Смутно-смутно, словно издалека, до него стали доноситься какие-то звуки – извне, сквозь постоянный монотонный шум, который перемежался ритмичным сильным стуком. Этот стук не замолкал ни на секунду. Такой же стук он ощущал и внутри себя, только гораздо тише.
А потом темнота вокруг приобрела какой-то новый оттенок… или ему показалось? Так возникло зрение. Впрочем, смотреть пока было особо не на что.
И еще он осознал, что находится в какой-то определенной точке пространства, и это пространство иногда меняется, словно то, в чем он был, меняет свое местоположение – с горизонтального на вертикальное и наоборот. Иногда его вертело влево, а потом вправо, как будто вокруг воображаемой оси…
Он уже привык к тому, что он есть, и почти не вспоминал о тех далеких временах, когда его не было. Понял так же, что является частью чего-то целого, что больше и могущественнее его. Он полностью зависел от этого нечто и в то же время чувствовал свое особенное местоположение, которое его полностью устраивало.
