Карина Хейл - Игра (ЛП)

— Ты делаешь невозможным перейти к закускам, — говорит он, отодвигаясь и впуская меня. Он вернулся к своему обычному стилю – белая термальная кофта, частично расстегнутая так, чтобы показать намек на загорелую кожу, волосы на груди и татуировки, цепочка с небольшим деревянным крестиком, зеленые штаны карго. Он нравится мне в таком виде так же, как в костюме.

Я вхожу, каблуки стучат по плитке.

— Думала, что закуска это я, — говорю я, оглядываюсь по сторонам. Две собаки лежат рядом друг с другом на диване, свернувшись калачиком как спящие мыши. Они обе одновременно поднимают головы, чтобы посмотреть на меня. Питбуль глухо стучит хвостом, а лохматая собачка слегка дрожит, показывая зубы.

— Не обращай на них внимания. Они все еще осваиваются, — говорит он, закрывая дверь, и указывая на стол на кухне, где на прошлой неделе я брала у него интервью. — Это закуска.

На столе стоит бутылка красного вина, два бокала, и сырная тарелка, украшенная бри, камамбером, чедером, инжиром, джемом, медом и кростини.

— Вау, — мягко говорю я. — Все это сделал ты?

Он пожимает плечами, издавая пренебрежительный звук.

— Пустяки.

— Романтично, — говорю я. — Я и не предполагала, что ты романтик.

Он поднимает идеально изогнутые брови.

— Да? И кто я, ты предполагала? — Медленно наполняет бокал вином.

Я стою, наблюдая, как он наливает меньше вина в другой бокал. Его предплечье сгибается, татуировка льва будто рычит. Нахмуривает лоб, возможно ожидая моего ответа. Он ведет себя со мной абсолютно непринужденно, но в его глазах всегда есть эта дикость, которая никогда не уходит. Единственный раз, когда я видела в них умиротворенность, это когда он кончил вчера вечером.

— Предполагала ты мужчина, который второй раз на меня и не взглянет.

Он посылает мне кривую улыбку и закупоривает бутылку.

— Что ж, лапочка, ты знаешь, что это не так.

Я медленно иду к нему, глядя сквозь ресницы, как какая-то роковая женщина.

— О, это правда. Ты не хотел иметь со мной ничего общего.

Его взгляд на секунду смягчается, прежде чем он направляется на кухню, доставая две небольшие тарелки из стеклянного шкафа.

— Я не хочу иметь ничего общего с большинством людей. Не принимай это на свой счет.

— Скажи это старой Кайле. Она понятия не имела, что получит возможность положить твой великолепный член себе в рот.

Тарелки гремят на столешнице.

— А тебе действительно палец в рот не клади.

— Точно.

Он уверенной походкой возвращается в комнату, ставя тарелки вниз. Кивает на кресло.

— Вот. Присаживайся, пожалуйста.

Я кладу сумочку в угол кресла и сажусь. Обе собаки смотрят на меня с дивана.

— Как они? — спрашиваю я его.

Он оборачивается и я, пользуясь моментом, оцениваю сильные, натянутые мышцы его шеи и плеч.

— Как я уже говорил, осваиваются. — Он садится и кладет руки перед собой. — Завтра придут посмотреть на Эда. Но думаю, Эмили поедем со мной домой.

— Кто из них Эд?

— Пит, — говорит он.

— Забавно, я думала, что для него будет труднее найти дом.

— Как правило, да. Но Эд большой симпатяга, и люди в этом городе чуть толерантнее к хулиганским породам, чем в Великобритании. У Эмили же, несмотря на ее милый вид, — он оглядывается на собачку, которая тут же скалит на меня зубы, — есть проблемы с поведением. С ней надо поработать.

— И ты тот, кто их учит? — Спрашиваю я. — Потому что, если так, ты заклинатель собак, а это значит, что нет почти ничего, что ты не мог бы сделать.

Он смотрит на свои руки и лениво пожимает одним плечом.

— Я нашел Лионеля на улицах Эдинбурга. Мне удалось научить его. Может чему-то и он меня научил. С собаками ты этого никогда не знаешь. Но…для тренировки собак нужен специальный человек, особенно для тех, кто прошел через жестокое обращение или травму. Я не такой тип. Я сделаю все, что могу, чтобы спасти их, но я не тот тип, который может учить их послушанию.

— Правда?

Тихая, почти застенчивая улыбка возникает на его губах.

— Собаки с поведенческими проблемами не должны учиться у человека с поведенческими проблемами.

Я жду, что он засмеется, но он этого не делает.

— О, — говорю я, пытаясь придумать, что бы такого правильного сказать. — Просто ты так просто с ними общаешься. Они были бездомными, а посмотри на них теперь.

— Я могу заставить собак доверять мне, — говорит он тихим голосом. — Потому что я им доверяю. Но я не могу заставить их доверять другим.

— Потому что ты не доверяешь людям?

Он медленно моргает, а потом тянется к ножке бокала.

— Думаю, я могу доверять тебе. Выпьем за это

— Выпьем, — говорю я, поднимая свой бокал и чокаясь с ним. Я не просто встречаюсь с ним взглядом, я ныряю в зеленый и серый. Они почему-то кажутся темнее, движущиеся тени. Бездонные. Поведенческие проблемы? Какие? Сколько еще я смогу узнать о нем, пока он не уехал?

Я делаю глоток вина, а он едва прикасается к своему. Лишь маленький глоток, затем ставит бокал на стол и отодвигает в сторону.

— Я никогда не видела, чтоб ты много пил, — говорю я ему, надеясь, что произношу это легко, чтобы он не обиделся.

Он долго и неторопливо смотрит на меня, прежде чем облизывает губы и отводит взгляд.

— Да, из-за тренировок? — говорю я, предлагая ему легкий выход.

Медленный кивок.

— Да.

Он все еще не смотрит мне в глаза. Его внимание сосредоточено на сырной тарелке, и хотя он вроде не хмурится, как делает обычно, его плечи кажутся напряженными.

— Что еще ты должен делать? — Спрашиваю я. Чувствую, мы немного вернулись назад, и я хочу вернуть это сексуальное подшучивание.

Он барабанит пальцами по краю стола, и я наклоняюсь вперед, пытаясь взять сыр с тарелки.

— Постоянная работа в тренажерном зале. Много работы на поле. Хорошая диета.

— Полагаю, она не включает вагон сыра, — говорю я, капая меда на свой кусочек.

— Не, всякая скучная ерунда. Куриные грудки, брокколи. Не так уж и весело, но в моем возрасте, если хочешь продолжать играть, ты должен делать подобное. Когда я был моложе, я мог есть, что захочу.

— А сколько тебе? — спрашиваю я.

— Тридцать два, — говорит он, и я немного удивлена. Полагаю из-за того, что он выглядит так мужественно – морщины на лбу, отросшая борода – я полагала, ему между тридцати пятью и сорока. Или может, в этом виноваты его глаза.

Я смотрю в них, несмотря на то, что они резко смотрят на инжир, пока он чистит его так, будто инжир что-то сделал ему. Глаза, которые сбивают меня с толку. Глаза старой души, кого-то кто видел и сделал уже слишком много. В них постоянно идет какая-то борьба, борьба, которую я хочу помочь ему выиграть.