Измена.Любовь (СИ) - Далиша Рэй
Платон это вылечил. Вот так раз, и будто голову мне переставил, поменяв на другую, в которой отсутствовала вся эта дурость, заставляющая меня вечно оправдываться.
Поэтому я сидела и, словно в кино, наблюдала за разворачивающейся передо мной картиной. Смотрела будучи просто зрителем, но никак не участником.
Распахнулась дверь и Алина втащила два офисных стула, которые умастили у самого входа. На один из них уселся невозмутимый гость в костюме стоимостью как недельный тур на Бали, включая перелет туда и обратно. На второй Егор почти вежливо, и очень решительно пересадил Машу.
— Я лучше уйду, чем терпеть ваше хамство, — подруга поднялась было, и двинулась к выходу. Но когда распахнула дверь, дорогу ей преградил неизвестно откуда взявшийся плечистый паренек с не очень приветливым лицом.
— Вы уж не покидайте нас, Мария Дмитриевна. Вы ведь у нас очень важный персонаж в этом неприятном деле о шпионаже Павлы Сергеевны, — клоунским голосом пропел Егор.
Повернулся ко мне в пол оборота, и неожиданно подмигнул:
— Ну что, госпожа личный помощник, сами начнете во всем признаваться, или как…?
Глава 56
Я стояла у окна в кухне Платона и смотрела на ночной город.
Свет я выключила и сейчас мне ничто не мешало разглядывать слепящие огни фонарей на проспекте под окнами. Смотреть на рекламные щиты, полыхающие огненными буквами на здании напротив. И на сияющие рубиновые звезды на башнях знаменитой обители государственных небожителей.
К спине прижалось голое теплое тело моего мужчины. Руки с широкими кистями и мозолями у пальцев обняли мой, тоже голый, живот.
По шее сзади пробежались шаловливые губы и над ухом шепнули:
— Ну ладно тебе страдать. Все ведь позади. Враги разоблачены, пойманы и кое-кто даже будет наказан.
Я всхлипнула, откинувшись затылком на плечо Платона:
— Ну почему они так поступили, а?
— Да ты плачешь, что ли?
Платон развернул меня к себе лицом и провел по щеке пальцем, собирая с неё влагу:
— Э, э, прекращай! Плакать — это непродуктивное расходование жидкостей организма, которые могут понадобиться в любой момент, — принялся выговаривать мне этот кошмарный зануда.
Потискал меня за бока и добавил:
— Я, вообще-то, боюсь женских слез. Пойдем лучше в постель, Павлуша-ревуша. Я тебе сказку расскажу, чтобы ты не плакала.
— Ага, знаю я твои сказки, — попыталась отпихнуть прижимающуюся ко мне волосатую грудь — я ведь терпеть не могу такую растительность на мужчинах!
— Вот чего твоему брату не хватало, что он взялся против тебя интриги плести? — подняла глаза к лицу Платона, словно могла в этой темноте что-то в нем разглядеть.
— Хочешь поговорить о наших родственниках?
— Почему о «наших»? — удивилась я.
— Потому что в этом мы похожи. У тебя сестра по матери, у меня по маме брат… Эгоистичные засранцы, не умеющие быть благодарными и считающие, что жизнь не должила любви в их тарелки.
— Ты думаешь из-за обделенности любовью Дима решил подставить тебя перед деловым партнером и кинуть на несколько миллиардов? — я прижалась носом к груди Платона, втянула в ноздри его строгий горьковатый запах.
Он помолчал, потом медленно, словно ему было трудно, ответил:
— Думаю да. Дима всегда считал, что мое рождение отняло у него любовь мамы. Он меня в детстве прямым текстом обвинял в этом. Потом, правда, перестал, и я посчитал, что он все понял и успокоился. Но оказалось, нет.
— Честно говоря, я думала, что из вас двоих именно он младший, а ты старший. Ты по сравнению с ним такой взрослый, — я обняла Платона за спину и еще плотней прижалась к его груди.
— Это ты намекаешь, что я выгляжу старше своих лет? — тихий смешок в мои волосы.
— Пожалуй, я бы не дала тебе твои тридцать шесть. Думала, ты давно к тридцати семи подобрался, — я засмеялась. — Нет конечно, ты не выглядишь старше. Это Дима легкомысленный ребенок. Еще, ты его словно бы опекаешь все время. Вот я и подумала, что это ты старший.
— Нет. Димин отец погиб, когда брату было шесть месяцев. Мама вскоре вышла замуж за моего отца. Они были друзьями, Димин и мой отцы. Вот мой и решил таким, немножко странным, образом помочь вдове друга.
Но, как оказалось, в этом браке родилась любовь, а вскоре и я появился. Мой отец всегда относился к Димке, как к родному. Но у мамы, как мне кажется, осталось какое-то чувство вины перед погибшим первым мужем и перед старшим сыном.
Не знаю, почему. Может из-за того, что, не успев похоронить одного мужчину, она тут же оказалась с другим. Или ей все время мерещилось, что Димка несчастный мальчик, лишившийся отца, и от этого недополучающий чего-то важного. Не знаю…
Платон замолк. Умастил свой подбородок мне на макушку, обнял за спину и молчал, словно перебирая в памяти свое детство.
Мы стояли в темной кухне, крепко, до боли на коже, прижавшись друг к другу. И разговаривали так откровенно, словно обнаженность наших тел позволила и нашим душам начать обнажаться друг перед другом. И это делало нас странно близкими и беззащитными друг перед другом.
— Дима прекрасно считывал эту мамину вину и беззастенчиво ею пользовался. Ему всегда позволялось то, что никогда не разрешалось мне, — продолжил Платон после паузы. — И, почему-то, я тоже чувствовал странную вину перед братом: у меня-то есть отец, а у Димы нет… Поэтому постоянно испытывал потребность возмещать ему его сиротство.
— Вот он и стал таким, всем недовольным и вечно обиженным мальчиком. К сожалению, не каждый, вырастая, превращается в мужчину. Так и остается мальчиком, не взирая на свой возраст и выросшее тело. А вот ты стал. Настоящий мужик! — я поцеловала Платона в плечо и переступила ногами, чувствуя как подстыли подошвы на прохладе мраморных плиток — на ночь мы забыли включить подогрев пола.
— Замерзла? Точно, пора в постель, — совсем другим, довольным голосом промурлыкал обнимающий мою спину двухметровый настоящий мужчина и принялся подталкивать меня в сторону выхода из кухни.
— Кстати, я ведь вчера почти весь ваш эпический разговор в офисе пропустил, решая личные вопросы. Расскажешь мне подробненько, что там было? Егор, конечно, все доложил, но его рассказ был больше похож на отчет об аудиторской проверке.
— Это какие у тебя личные вопросы с этой кикиморой Светланой Геннадьевной? — разъярилась я.
Вот
