Будешь моей, детка - Анастасия Градцева
— Правда? — воодушевляюсь я. — Прям вот такое — вечернее? Длинное?
— Да я в душе не ебу. Ну наверное. Надо спросить у секретаря, она должна точно знать.
— Спроси завтра, ладно?
— Ага, надо только не забыть.
А потом Тимур откидывается на подушку, закидывает руки за голову, смотрит на меня и ухмыляется:
— Детка, а тебя это зажгло, я смотрю. Я даже не ожидал.
— Ну ты чего, интересно же, — объясняю я и задаю ему еще сто и один вопрос.
А потом долго не могу уснуть, думая про платье, про туфли, про прием и… про отца Тимура. Это ведь что-то значит, если Тимур решил нас наконец познакомить?
Или я опять придумываю себе всякую ерунду и ищу знаки там, где их нет и никогда не было?
Глава 22. На бал
Глава 22. На бал
Мы подъезжаем к кованым воротам, которые при нашем приближении распахиваются. Тимур за рулем, на такси он не захотел ехать, но и от отцовского водителя, которого ему предлагали, тоже отказался.
— Не хочу ни от кого зависеть, — пояснил он. — Если нам надоест, то не надо будет никуда звонить и никого искать. Просто сядем в тачку и уедем.
И поэтому Тимур сейчас сам ведет машину и дико матерится всю дорогу, потому что в этих черных туфлях, которые надеваются к смокингу, нажимать на педали очень неудобно. А я просто сижу и молчу, потому что ужасно нервничаю.
Дресс-код для сегодняшнего вечера называется «black tie». Тимур объяснил мне, что это значит смокинг для мужчин и вечернее платье для женщин. Вечернего платья, конечно же, в моем гардеробе не имелось, так что вчера мы поехали за ним в какой-то супердорогой магазин. Тимур просто завел меня туда, сунул мне в руки свою черную с золотым тиснением карту и объявил девушке-консультанту, что дает нам полную свободу действий, в том числе финансовую. А сам отправился кофе пить. В итоге из магазина я ушла с огромным пакетом. Там было не только шелковое кремово-золотистое платье в пол, но и короткое пальто, туфельки на высоком каблуке, тонкие чулки и даже белье. Когда вечером я все это померила перед Тимуром, он на меня уставился таким горящим взглядом, что стало ясно: ему понравилось. Очень понравилось. И он мне это тут же доказал. Два раза подряд.
Так что сейчас у меня по идее нет причин нервничать из-за моего внешнего вида, но я все равно переживаю. Переживаю, что не пошла ни к какому стилисту, чтобы мне сделали вечерний макияж. Просто накрасила тушью ресницы, а губы блеском, и все. Переживаю, что не записалась к парикмахеру для красивой прически, а просто тщательно расчесала свои светлые волосы, оставив их свободно лежать на плечах. Вдруг я там буду как колхозница?
— Черт, как же тебе это все идет, — выдыхает Тимур, поворачивая голову в мою сторону и награждая меня восхищенным взглядом. — Уверена, что хочешь пойти на эту скучную херню? Может, лучше вернемся домой в кровать?
Его рука нагло ползет по моей ноге, задирая подол шелкового платья и поглаживая край чулка, и я краснею.
— Тимур! Ну что ты творишь? Тут же люди вокруг на парковке.
— Поэтому я и хочу домой, — бурчит он.
— Дома мы были много раз, а на вечере ни разу, — возражаю я.
Тимур тяжело вздыхает, выходит из машины и открывает дверь с моей стороны, галантно подавая руку, чтобы мне проще было выйти. Он выглядит как с обложки журнала: шикарный черный смокинг, ослепительно белая рубашка, которая так красиво контрастирует с его смуглой кожей, и узкие брюки по фигуре. Божечки, какой же Тимур во всем этом красивый! Просто невероятно!
Заметив мой взгляд, он подмигивает мне, берет под руку, и мы идем ко входу в особняк. Я себя чувствую так, будто попала в какой-то фильм или на церемонию Оскар. Расстелена ковровая дорожка, у дверей стоят швейцары, а вокруг нас толпа дорого одетых людей. Мы входим, Тимур помогает мне снять пальто, отдает его услужливо улыбающейся девушке, мы делаем буквально несколько шагов вперед, и я натыкаюсь на жесткий неприятный взгляд высокого темноволосого мужчины, который очень похож на Тимура. Такая же фигура с узкими бедрами и широкими плечами, такие же черты лица: нос, подбородок, лоб, скулы… Только глаза у Тимура темные, а у него светлые. И губы у Тимура красивые, чувственные, а у этого тонкие, сухие, презрительно поджатые.
— Привет, я приехал, как и обещал, — небрежно говорит Тимур. — Пап, это Оля. Оля, это мой отец — Владимир Соболевский.
— Очень приятно, — лепечу я и по недовольно вздернутой брови Соболевского-старшего понимаю, что сделала что-то не то. Надо было молчать? Надо было сказать что-то другое? Подождать, пока он скажет?
По мне скользит неприятный оценивающий взгляд.
— Оля? — сухо уточняет отец Тимура. — А дальше?
— Оля Васильева, — тихо говорю я.
— И откуда вы, Оля Васильева? — интересуется он с кислым видом.
— Из моего дома, — бесцеремонно перебивает его Тимур. — Этого вполне достаточно.
Соболевский-старший снова хмурится, но тут к нему подходит поздороваться какая-то пожилая пара, и Тимур утаскивает меня от него подальше — туда, где стоят нарядно сервированные столики. На каждом живые цветы, сверкающие бокалы, куча приборов, огромные тарелки…
— Ой, а тут еще и еда будет, — бормочу я, чувствуя, что мне кусок в горло не полезет.
— Ага, и это единственное, ради чего стоило сюда приходить, — фыркает Тимур. — Хоть пожрем.
— Я не голодная.
— Да ладно, — не верит он. — Мы же только завтракали. О, добрый вечер, Виктор Дмитриевич. Да, летом вернулся, сейчас учусь, да.
Мужчина с надменным лицом, тот самый Виктор Дмитриевич, косится в мою сторону, явно чего-то ожидая, но Тимур меня не представляет. И слава богу, я не очень готова вести светские разговоры, когда на меня пялятся с таким неприкрытым любопытством.
Внезапно на маленькую сцену в конце зала, оформленную цветочными арками, выходят три девушки со скрипками и начинают играть какую-то красивую мелодию.
— О, пора идти есть, — радостно говорит Тимур.
— А мы не должны их послушать?
— Не, обычно музыка специально играет
