Наталья Миронова - Случай Растиньяка
Она знала, как куда проехать, в какой вагон сесть до центра, чтобы удобно было перейти на «Охотный ряд» или на «Площадь Революции»… И не по длинному подземному переходу, а кратчайшим путем, по эскалатору. Она знала, что где находится, где купить подешевле. Где есть левый поворот, а где нет. Да мало ли мелочей отличает истинного москвича от провинциала!
Катя поднялась из-за стола, спрятала косметику. Жаль, духов у нее нет, по такому случаю хорошо было бы немного подушиться. «Ну, ничего, – утешила себя Катя, – будем держаться стиля «вода с мылом». Говорят, на многих действует неотразимо. Вот и посмотрим». Лака для ногтей у нее тоже не было – могла бы купить, дура! – выбранила себя Катя. И на пальцы надеть нечего. Не только колец, вообще никаких украшений, кроме маленьких золотых колечек в ушах, да и те Этери дала поносить, чтоб уши не зарастали. Все свои серьги Катя продала, пытаясь заделать брешь, пробитую в семейных финансах рулеточными упражнениями Алика.
«Все, хватит, – сказала она себе. – Не буду больше его вспоминать. Только настроение портить».
Она посмотрелась в зеркало. Вроде ничего. Накинуть что-нибудь поверх свитера? А может, вообще его сменить? Поздно. Глаза накрашены, начнешь переодеваться – обязательно смажешь. Ничего, на улице тепло.
На улице и впрямь было тепло. Холодное сырое лето сменилось чудесным, наливным, как яблочко, сентябрем. И все же, думала Катя, поздним вечером… Ей вспомнилось, как однажды она видела по телевизору Беллу Ахмадулину в белом павловопосадском платке поверх черного платья. У Кати тоже был такой платок с цветочным рисунком по белому полю, подарок одной из школьных подружек на тридцатилетие. Она отыскала платок в шкафу и набросила на плечи. Получилось очень красиво.
– Утвердим этот вариант, – сказала она вслух.
Снова посмотрелась в зеркало… Нет, все это никуда не годится. Наряд слишком вечерний, обязывающий. Смотрится отлично, но… как-нибудь в другой раз. Катя быстро сняла шелковую юбку, убрала ее в шкаф и надела сразу полюбившуюся джинсовую. Со всей возможной бережностью сняла шелковый свитер, чтобы не смазать макияж. Что надеть? Бордовый? Слишком теплый. А что тогда? Выбор невелик.
Катя вынула из шкафа в спальне старую джинсовую рубашку, купленную в магазине подержанных товаров. Вещь вполне европейская, утешала она себя, застегивая пуговицы, выглядит прилично, прекрасно подходит к джинсовой юбке. Фасон мужской, но сшито на женскую фигуру, с вытачками, и застежка женская. Для вечера авторской песни – самое то. Рукава можно закатать, а на обратном пути расправить и застегнуть манжеты: будет в самый раз. Может, он набросит ей пиджак на плечи…
Она опомнилась и бросила взгляд на часы. Без пяти семь. Пора.
Катя взяла свою новую сумку, спустилась вниз… и увидела Германа. Она улыбнулась ему, вышла из галереи, заперла стеклянные двери и начала опускать рольставню.
– Давайте я помогу, – бросился к ней Герман.
– Ничего, я привычная.
Она быстро и ловко проделала весь ритуал, спрятала в сумку тяжелую связку ключей и повернулась к нему:
– Я готова.
Герман взял ее под руку.
– Я машину оставил в Афанасьевском.
– Это вот такую загогулину делать? – Катя показала рукой, как им пришлось бы петлять на машине. – Да мы скорее пешком дойдем, все равно весь центр стоит. Давайте прогуляемся, погода такая хорошая… Или вы не любите ходить пешком?
Опять ей невольно вспомнился Алик, ездивший на машине за сигаретами на другую сторону двухполосной улицы.
– Нет, я люблю ходить пешком, – смутился Герман, – просто я подумал, что на обратном пути… Вдруг вы устанете…
– Я не устану, – пообещала Катя. – Скажите, а давно вы в Москве живете?
– С девяносто седьмого года. А как вы догадались, что я не москвич?
Теперь смутилась Катя.
– Не знаю, это как-то чувствуется. У вас говор не московский. Есть небольшой акцент.
– Да? – удивился Герман. – Не замечал. Это плохо?
– Почему плохо? Это нормально. Я, например, люблю ходить на рынок, разные говоры слушать. Мне очень нравится. Особенно украинская речь.
– У меня шеф с Украины, – осторожно заметил Герман. – Долго жил на Урале, но до сих пор украинскими прибаутками разговаривает.
– Это в корпорации АИГ? – уточнила Катя. – А вы там кем работаете?
– Генеральным директором.
– Генеральным директором? – переспросила она. – И у вас есть шеф?
– Президент, он же учредитель. Он по уставу выше всех.
– Понятно. Ладно, давайте не будем о работе, – решила Катя. – Нравится вам в Москве?
Герман не сразу нашелся с ответом.
– Да как вам сказать… Я привык. Но поначалу было очень тяжело. Наверно, у меня был комплекс провинциала.
– В смысле? – не поняла Катя.
– Я все время попадал впросак. Хотел стать москвичом, завидовал москвичам… даже ненавидел их когда-то. Ну, может, «ненавидел» это слишком сильно сказано, но меня многое раздражало. Мне казалось, что в Москве никто не работает, только из провинции деньги выкачивают да по клубам ходят.
– Я работаю, – потупилась Катя. – В клубах бываю редко.
– Да я же не о вас говорю…
– Вы говорили о москвичах. Я – москвичка.
– Я имел в виду чиновников, – начал оправдываться Герман. – Ну вот что Москва как столица производит? Какой продукт?
– Управление, – тут же нашлась Катя. – Я вас понимаю, – продолжала она, не давая Герману возразить, – вы скажете, что продукт паршивый, управляется страна плохо. Это верно, но поверьте, без Москвы стало бы еще хуже. Нужно, чтобы хоть кто-то управлял. Хоть плохо, хоть как-нибудь…
– Да я не спорю, – улыбнулся Герман. – Говорю же, я москвичам завидовал. Мне хотелось доказать, что я не хуже. Все время хотелось драться… На самом деле я вовсе не драчун, вы не думайте.
– Надеюсь, что нет, – улыбнулась Катя, окинув его веселым взглядом. – А что вас так раздражало?
И опять Герман задумался.
– Вот я приехал… У меня два товарища, вместе в Чечне служили, они раньше меня демобилизовались и в Москву подались, а я еще там, на Кавказе, задержался, потом к родителям в Джезказган съездил, у них погостил. И вот приезжаю я в Москву, встречаюсь со своими товарищами – они уже в столице освоились, – и входим мы вместе в метро. Стоим на эскалаторе, все чин-чином, и вдруг они… ни мне, ни друг другу слова не сказав, даже не переглянувшись, оба как по команде устремляются вниз. Я ничего не понял…
А вот Катя поняла и засмеялась, не дожидаясь конца рассказа.
– Они заслышали поезд.
– Ну да, – обиженно подтвердил Герман. – Я бегу за ними следом, чувствую себя дураком, ничего не понимаю, оказывается, это они услышали, что поезд подходит. И поезд-то оказался не тот, что нам нужен, в другую сторону поезд! Я им: вы что, мужики, очумели? А они смотрят и сказать ничего не могут. Я их не понимаю, они – меня.
