Будь моей ошибкой - Мария Фирсова
— Что я сделал?! — изогнул он брови, демонстрируя удивление.
То ли, правда, все ему казалось нормальным, то ли он играл роль. Мне было непонятно, как можно быть таким отморозком, но в голове не укладывалось, что такие вещи творятся в здравом уме.
Сверлил его взглядом, словно дыру пытался проделать у Олега во лбу. А ему все нипочем было, он ни на толику не сожалел, похоже, о содеянном. Только лишь скалился и ядом плевался.
— Я не хотел ребенка, — задыхаясь от смеха, произнес Андреев. — Да он мне не нужен был, только эта дура так радовалась, что скулы сводило. Знаешь, сколько усилий мне потребовалось, чтоб вытащить ее из дома в отпуск?! Да она сидела б, как наседка, и с места не трогалась. Чертова баба, идиотка, — усмехаясь, произнес он.
— Ты больной, — промолвил я, захлебываясь от ярости. Руки хотелось вымыть, но сначала нос сломать этому козлу.
— На себя посмотри, — фыркнул Андреев, — выискался здоровый.
— Да лучше иметь физическое увечье, чем быть инвалидом душевным. А ты ноль, никто, не человек даже. Животные и то свое потомство не бросают, а ты… ты убил сразу двоих тогда. Своего ребенка и свою жену. Убил ее, растоптал, превратил в кусок льда.
— Подумаешь… Нет, поначалу я хотел нормальную семью, но, — развел он руками, — что-то пошло не так. Слишком правильная мне баба досталась, с принципами, а вокруг так много соблазнов. К тому же по материнской линии не все гладко было, ну я и подумал — неизвестно, как гены сработают, мало ли… А нахрена мне это нужно.
— По тебе психушка плачет, — покачал я головой, разжимая пальцы.
Коснулся ладонью стены, наклонился и поднял костыль, делая упор на него. Тяжело было стоять на одной ноге, каким бы физически сильным я не был. Но в ушах еще звенело. Мне все казалось это сном. Страшным, омерзительным, и признание Андреева было за гранью.
— Психушка, — ухмылка возникла на его губах, — думаешь, я не смогу отмазаться?! Да они у меня все здесь, — сжал он кулак, выбрасывая руку вперед. — Никто, во-первых, ничего не докажет, во-вторых, столько лет прошло. Если бы женушка не страдала, считая себя никчемной бабой, которая не уберегла своего ребенка, то вообще жизнь была б сказкой. Но нет, ей прям удовольствие доставляло маяться.
— В ее сердце жила ненависть все эти годы.
— Да какая ненависть?! Искусственная, — продолжил он смеяться, — как легко было ей тогда навешать лапши, что если бы этот чертов мужик не трогал бы ее, то и все бы обошлось.
— Зачем ты это сделал?
— Захотел, — оскалился он, взглянув на меня зло. — Однажды сыграв, потом уже сложно остановиться. А когда в руках податливая игрушка, то грех сидеть ровно и не пытаться. Я попробовал, мне понравилось, потом лишь оставалось наблюдать. Временами сложно было не смеяться, когда она проклинала все и всех, а я давился хохотом, потому что знал правду. Никогда не забуду ее лицо в тот момент, когда в движении подтолкнул ее, урок на будущее, кстати, не умеешь стоять на лыжах — не катайся с профи.
— Сука, — процедил я, выдыхая.
Не знаю, слышал ли все это Сергеев, да мне и сейчас искренне было плевать отчасти. Глаза кровью наполнились, сердце стало стучать тише. Я просто замахнулся и со всей силы приложил этого гада затылком о стену. Надеясь, что может немного у него на место встанут мозги. Да, насилие не выход, но черт подери, было б возможно, я бы его уничтожил. Только опускаться до уровня этого мудака было совсем катастрофой. Если существует ад — я надеялся, что однажды он там сгорит.
Поверить до конца не мог. Это было чем-то нереальным, в голове не укладывалось, как супруг, который… черт подери, как человек, вообще, мог отважиться на такое. Тем более, по отношению к собственной жене, матери, под сердцем которой развивалась новая жизнь. Да какая разница, что там было в анамнезе, какая нахрен разница… Есть пределы всему, в том числе, и жестокости.
Меня рвало на части, голова шла кругом, я боялся просто стереть его в порошок. Ненависть черной волной накрыла. Не знал, как вернусь домой и Оле в глаза посмотрю. Только с души одновременно, будто камень упал — не виноват я был в гибели ее малыша. Не виноват. Представлял, какую боль она может испытать, если правду услышит и дрожь бежала по телу.
— Тебе конец, урод, — прокряхтел Андреев, пытаясь подняться, вырывая тем самым меня из другой реальности.
Он прижимал пальцы к носу, по которым тонкими струйками бежала кровь. Я смотрел на это чудовище и не испытывал ни капли жалости. Презрение скорее, брезгливость. Он напоминал слизняка, мерзкого, противного. И все. Не было больше никаких эмоций и чувств. Только опустошение.
— Ненавижу тебя, — устало произнес в ответ. — Жизнь вернет все сполна, закон бумеранга еще никто не отменял. Но не надейся, что все это сойдет тебе с рук. Нет. Я приложу все силы, чтобы ты заплатил по счетам. Ради Оли, ради ребенка. Ты ответишь за все, — наклонившись вперед, прорычал я.
— Уже страшно, — закатывая глаза, пробурчал Андреев. — Вали отсюда, придурок.
Я вышел, хлопнув дверью. Медленно спустился вниз, шел через пустой двор и понимал, что, кажется, это конец. Все позади. Почему-то пришло осознание, что как бы не хорохорился этот упырь, а ничего он больше не сможет нам сделать. Песенка спета. И на бис не получится.
Добрел до фургона, устало привалившись к капоту авто. Совершенно ничего толком не замечал: ни звуков, ни температуры воздуха.
— Ты как? — голос Сергеева раздался над ухом. Тихий, тоже заметной уставший.
Я повернулся в его сторону, взглянув с грустью и болью, что разъедала на куски, подобно серной кислоте.
— Никак, если честно. Дыра какая-то в душе.
— Понимаю. Проблемные нам жены достались, — хлопнул он меня по спине. — Зато после такого уже иные заморочки и не страшны. Ты поймешь со временем. А сейчас поехали, Оля, наверное, заждалась.
— Да, — словно очнувшись, ответил я.
Уличные фонари тусклым светом освещали площадку
