48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория
Ощущение опасности, исходящей от этого места, кажется почти осязаемым, так что остаётся лишь гадать, почему Рей привела нас в эти трущобы, но у меня уже не хватает сил, чтобы с ней спорить
Пансион оказывается сырым, пропахшим дешевыми сигаретами и старыми тряпками. Такой запах появляется у белья, если его как следует не просушить. Однако оказавшись в комнате, напоминающей спичечный коробок, и глядя на серые полинявшие простыни, закрадывается сомнение, стирали ли их вообще.
Засунув мне в руку ключи от комнаты, Рей отправляется на поиски уборной, которая по заверению хозяев находится в конце коридора, и уже спустя секунду я слышу, как она умудрилась с кем-то поцапаться. В соседних комнатах просыпаются люди, кто-то хлопает дверьми, ругается за очередь в туалет. Именно в этот момент, стоя на вытертом коврике, едва втиснутом между столом и кроватью, я понимаю, что еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой и жалкой. С тех пор как очнулась в поезде, рядом всегда был кто-то из парней. А теперь? Вместо того, чтобы собраться с мыслями, сосредоточившись на том, как незаметно проникнуть в министерство, я топчусь у порога, размазывая по вытертому коврику грязь с ботинок и собственные сожаления. Глаза наполняются слезами, но я смаргиваю их. Последнее, что мне нужно, — чтобы Рей считала меня изнеженной девицей.
— Чего застыла?
Рейвен закрывает позади дверь и на всякий случай защелкивает замок на цепочку. Промаршировав мимо меня, она бросает сумку на кровать, и скрывается за ширмой в углу комнаты.
— Господи, этот туман сведет кого-угодно с ума, у меня вся одежда насквозь мокрая, — бурчит она, скидывая с себя вещи. — Подай мне штаны.
Расстегнув сумку, я ныряю рукой внутрь. Джинсы лежат сверху, и когда я вытаскиваю их, из брючины вдруг вываливается сверток, рассыпая содержимое. Я присаживаюсь на пол, чтобы собрать. Сначала кажется, в белый платок завернуты значки, но присмотревшись, я понимаю, это фрагменты армейской формы. Две пуговицы, несколько нашивок с группой крови и жетон.
— Что это? — спрашиваю я, вставая.
Рейвен резко рассекает рукой воздух, словно пытаясь меня остановить, но поздно, я уже все видела.
— Дай сюда. — Замахнувшись, Рей пытается забрать свои странные «амулеты», но я выше, поэтому отвожу руку в сторону так, что ей не дотянуться. — Это не твое дело! — рычит она, наступая, и мы сцепляемся, кружась по комнате и натыкаясь на мебель.
— Хватит с нас тайн! — Я отталкиваю ее за плечи, а потом швыряю сверток на постель к остальной одежде, но он соскальзывает с дешевого лоснящегося покрывала и падает на пол, рассыпая содержимое. — Давай начистоту или я ухожу.
Я жду, тяжело выдыхая. Боль в боку тут же дает о себе знать. Рейвен опускается на колени и принимается собирать раскатившуюся мелочевку.
— Пожалуйста, — прошу я и, присаживаясь рядом, принимаюсь помогать. Теперь нас разделяет только кучка барахла на белой ткани.
— Все началось с чертова Хейза, — едва слышно произносит Рей. Ее плечи дрожат, и на секунду кажется, что она плачет, но нет. Тихо смеется, отчего по деревянному полу идет мелкая вибрация.
— С доктора? — переспрашиваю я.
Рейвен кивает.
— Он никогда не видел во мне девушку. Подругу, помощницу, лаборантку, секретаря… дочь, — с ее губ срывается истеричный смешок. — Да кого угодно. Так что в один день я решила доказать ему, что уже не та девчонка, что он знал когда-то.
Я опускаю взгляд.
— Да, читала твои лабораторные заметки. — «Честность за честность», — кажется, так говорил Джесс. — Видела, что ты собиралась… я имею ввиду, что знаю, как именно ты решила это доказать.
— А, ну значит, ты в курсе того, какая я дура, — говорит она.
— Не больше, чем я. — Кажется, все напряжение и страх последних суток выливаются из нас наружу вместе с этими признаниями.
— Именно тогда я познакомилась с Шоном.
— Он как-то ненамеренно расстроил твой план?
— Нет, — отвечает Рейвен уже совершенно спокойно. — Он и был тем планом. Вернее тем, кто нужен был для его исполнения. — И в ответ на мое удивление, поясняет: — Шон был выше, выглядел взрослее остальных, я и подумала, выпускник. Кто ж знал, что ему всего шестнадцать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— И вы переспали?
— Нет, — разводит Рейвен руками. — Он мне отказал. Вот так.
— Оу.
— Оу? — повторяет она. — Знаешь, когда люди болтают, что неловкость рождается после занятия любовью, они явно не были на моем месте.
— Поэтому ты на него так накинулась в театре?
Не знаю, что я надеюсь услышать, возможно, об этом вообще не стоило спрашивать. Рей смотрит на гору разбросанных на полу предметов, а потом все-таки отвечает: — Не совсем… Просто сейчас я понимаю, что уже не Хейзу, а Риду доказывала, что я чего-то стою. Зная, что все равно не увижу его больше ни разу в жизни. Глупо, да?
Она раздраженно проводит рукой по волосам, заправляя их за ухо.
— Был один парень — вторая попытка после Рида, забавно, но я даже не знаю имени, — продолжает Рей, — в тот день он потерял это в моей комнате. Вот она — меньше других, потому что с рукава. — Рей опускает руку к платку и протягивает мне круглую пуговицу. — Я нашла ее спустя пару часов после его ухода, перестилая белье. Хотела выкинуть, знала, он не вернется. Но не решилась. Так все и началось. Моя собственная крошечная коллекция. В конце концов это же просто безделушки, правда? Но их я могла оставить как напоминание о том, что меня любили.
Я прикрываю глаза от навалившейся горечи. Знакомое чувство, когда пытаешься заполнить пустоту внутри синтетическим заменителем: фальшивыми воспоминаниями, в которых все идеально; придуманными рассказами, где все играют по твоим правилам; а иногда, когда одиночество достигает края — всего лишь пуговицами. Вещами столь же мелкими и ненужными, как и мы сами. Ты пытаешься успокоить собственную душу, даже если обманываешь себя, что на самом деле кому-то необходим, что хоть на один краткий миг был кто-то. Но ведь работает.
— А Ник? — спрашиваю я осторожно, боясь, что если произнесу на слово больше, услышу то, о чем точно знать не хочу.
Рейвен кривится. — Ради всех святых, да никогда в жизни! Ни он, ни его придурок старший брат. Через лабораторию проходило много парней, но лишь единицы мелькали постоянно. На них я никогда не обращала внимания. Мне не нужны были отношения.
Она сгребает свою коллекцию в кучу и замирает, не зная, что теперь с ней делать.
— Я думаю, она тебе больше не нужна, — тихо отвечаю я на невысказанный вопрос. — Теперь ты ведь знаешь, Шон отказал тебе не потому, что считал себя лучше. А просто потому что Шон…
— …такой Шон, — договаривает Рей. — В его шкафу тоже хватает своих скелетов.
— Как и у каждого из нас, — подтверждаю я, кивая. Шон знает, что красив, но пытается всеми силами это скрыть, будто тоже кому-то и что-то доказывая.
Рейвен протягивает металлический жетон. «Рид», — читаю я и поднимаю на нее удивлённый взгляд. По спине пробегает неприятный холодок, когда вспоминаю лицо Шона, застывшее каменной маской, и разочарованный взгляд.
— Джесс уехал за паспортами, — поясняет девушка, скашивая взгляд на пол. — Оставил нас ночевать в какой-то дешевой гостинице в Лондоне. Номер там еще меньше, чем здесь. Ну а Шон, ты же знаешь, какой он…
— Какой? — неуверенно уточняю я, все более убеждаясь, что мы знакомы с разными версиями Рида.
— Огромный, — раздраженно бурчит Рейвен. — Как разляжется на всю кровать. Комната и так крошечная, еще и он место занимает. Темнота кромешная, не разойдешься. И как-то вышло… что я разозлилась, а его лицо оказалось близко. И вроде ничего не произошло. А потом вдруг раз… нечаянно столкнулись и зацепились губами… А потом я и опомниться не успела, как повисла на его шее. Ты же понимаешь, как это.
К сожалению, я понимаю. Можно воевать, ругаться, изводить упреками, считать, что без человека тебе будет проще, а потом внезапно вписаться друг друга, как вдохнуть полной грудью. И кажется, что раньше и не дышал, и не жил вовсе. Жаль, что люди слишком поздно осознают в какие моменты были по-настоящему счастливы, потому что все, чего мне хочется сейчас, — это сорваться и бежать к нему, не жалея ног, но я сильнее упираюсь в пол пятками.