Куколка - Ирина Воробей
— Нет, красиво, — задумчиво ответила Татьяна.
Потом он сообщил, что постель подана, и разделся. Девушка потушила свет и переоделась в пижаму. Это было так странно для нее — ложиться в постель вместе с кем-то, раздеваться при ком-то, чувствовать на себе жадный взгляд, пожирающий при сумеречном свете каждую деталь ее тела. Чувства неловкости и неуверенности снова настигли Татьяну. Хотелось прикрыть руками причинные места, хотя они и так были закрыты ночной рубашкой и шортиками. Она медленно подошла к дивану, немного волнуясь. Парень лежал у стены, подперев голову локтем, и не сводил с нее глаз. Девушка села на краешек аккуратно, не осмеливаясь залезть под совместное одеяло.
— Ты чего? — спросил Вадим, улыбаясь. — Это из-за утра, да? Ты все-таки не дашь мне шанс реабилитироваться?
Она рассмеялась.
— Чего боишься? Иди ко мне, — он обхватил ее одной рукой за плечи и положил на себя, заставив лечь целиком на диван.
Татьяна накрылась одеялом. Они легли на бок. Вадим обнимал ее сзади, повторяя изгибы тела в поясе и коленях. Он плотно прижал ее к себе и снова втянул запах волос. Девушка улыбнулась. Чувство неловкости пропало. Сразу стало уютно и безопасно.
— Я не шутил, когда говорил, что люблю тебя, — сказал парень тихо на ушко.
Татьяну пронзило приятное волнение. Эти слова были сказаны так нежно и так кстати, что ей захотелось расплакаться, но она только зажмурила глаза, ничего не отвечая. Вадим выждал какое-то время, а потом поцеловал мочку ее уха. К волнению прибавилось возбуждение, и она, повернувшись к нему лицом, ответила ему поцелуем в губы. В эту ночь он реабилитировался дважды.
Они не спали до самого утра. Татьяна и не подозревала в себе столько страсти. Она полностью и с жаром отдалась ему вся, забыв про все установки, нравоучения отца и границы этой комнаты. Девушка стонала от приятного изнеможения, к концу переходила на крик, а потом резко замолкала, расплавляясь в его руках. И стало плевать, что тонкие стены легко пропускали звук. Весь дом предался любви. Из других комнат тоже доносились стоны, скрипы и ритмичные стуки. Так что никому до других не было дела.
Проснувшись, Вадим пристал к ней еще раз. Утренний секс получился не таким страстным и громким, как ночью, но зато бодро заряжал на весь предстоящий день. Татьяна лежала на спине, голая, полностью расслабленная, без одеяла. Он поцеловал ее в живот и поднялся с кровати. Парень выглядел счастливым. И ей это нравилось. Тихонько напевая песню на английском языке, он растворил окно, впустив в заполненную страстью и потом комнату свежий воздух.
— Который час? — спросила Татьяна спокойно, перевернувшись набок, лицом к свету.
Вадим посмотрел на телефон и ответил, что до часа осталось семь минут.
— Черт, мне надо домой! — с тревогой воскликнула девушка.
На лице парня тут же выступила гримаса разочарования. Он развернулся к ней передом, присев на подоконник. Свет сильно затемнял его, поэтому Татьяна не могла прочитать настроение Вадима, но голос выдавал недовольство.
— Зачем спешить?
— Ну, как зачем? Успеть вернуться одновременно с однокурсниками.
— А какая разница? Вернешься, когда захочешь сама.
— Я хочу сейчас! — от нарастающего волнения вскрикнула Татьяна. — Их автобус должен быть в городе в три.
— То есть ты не собираешься отцу ничего рассказывать?
Вадим скрестил руки на груди.
— Что рассказывать? Зачем? Ты же знаешь, как он к этому относится.
— Ну, и что? Рано или поздно ему придется это принять. Или...
Он остановился и надолго замолчал. Татьяна отдала бы все, чтобы видеть его лицо полностью, но оно скрывалось в тени, а влетающий в комнату свет и ясное небо слепили ее. Она тоже ничего не говорила, потому что не знала, что сказать. Ей казалось совершенно логичным и нормальным ничего отцу не рассказывать. Она боялась себе представить, что будет, когда он узнает. «Ему нельзя знать» — повторяла девушка в голове.
— Ясно, — после нескольких минут молчания произнес Вадим, подходя к пуфику за одеждой. — А что дальше? До старости будешь прятать от него свою личную жизнь? Убегать, как подросток? Как ты себе это представляла? Вечно по закоулкам целоваться, а домой, к отцу, приходить девственницей? И в сорок лет так будет?
Он судорожно натягивал на себя трусы, штаны, футболку. Голос начинал дрожать от злобы. Лица она по-прежнему не видела. Татьяна съежилась на диване, зажав ногами одеяло. Дыхание стало прерывистым. Глаза наполнились влагой.
— Ладно, одевайся. Кофе попью и отвезу тебя. Минут через пятнадцать поедем, — бросил он грубо и вышел из комнаты.
Татьяна накрылась одеялом с головой и десять минут лежала так, сжимаясь от душевной боли, а потом, переборов себя, начала собираться. Быстро одевшись и покидав вещи комком в рюкзак, она умылась и вышла на улицу, где в беседке, стоя, Вадим пил кофе. Она хотела к нему подойти и крепко-крепко обнять сзади, но из туалета вышел Дэн и помахал всем рукой. Вадим пошел ему навстречу, игнорируя Татьяну. Друг дружелюбно протянул ладонь, готовясь совершить ритуальное приветствие, но тот, замешкавшись, посмотрел внимательно на руку и со словами «Обнимемся, брат» крепко прижал друга к себе. Дэн рассмеялся, поняв, в чем дело, Вадим посмеялся следом. Татьяне было не до смеха.
Вадим еще с минуту рассказывал другу, как закрывать дом и куда все убирать, а потом пошел заводить машину, по-прежнему, не глядя на Татьяну. Дэн понимающе наблюдал за обоими. Когда они встретились с Татьяной глазами, она покраснела. Парень подтянул правый уголок губ вверх и поджал подбородок. Из этого получилась странная, выдавленная насильно, измученная усмешка, которая вкупе с печальным взглядом показалась Татьяне удручающей.
Вадим вывел машину за пределы двора и жестом пригласил девушку садиться. Она махнула Дэну рукой и побежала к автомобилю.
Самым тяжелым было вытерпеть это угрюмое молчание в течение двух часов непрерывной езды, что Татьяне теперь казалось невозможным. Она не находила себе места в тесном салоне. Вадим специально громко сделал музыку, что заглушала даже мысли. Он смотрел только прямо перед собой на дорогу, а Татьяна, приложив лоб к окну, глядела на небо и быстро меняющиеся сосны. Руки она положила на колени, ноги свела вместе и склонила чуть вбок. Только в этой позе смогла усидеть дольше пяти минут. До этого девушка целый час елозила на сиденье, перебирала ногами, не знала, куда деть руки, только голова