Сьюзен Элизабет Филлипс - Что я сделал ради любви
— Сегодня перед отъездом домой поплаваешь полчаса в бассейне. И я не шучу.
— Могла бы заняться собой, а не приставать к окружающим, — проворчал Эрон, опускаясь в офисное кресло у компьютера. — Давно бы излечилась от психического расстройства.
— Мне нравится мое психическое расстройство. Прекрасное средство держать на расстоянии всяких подонков, — фыркнула она. — Хотя в данном случае и это не помогает.
Вообще-то Эрона трудно было назвать подонком. Он был порядочным парнем, и втайне Чаз восхищалась его умом. Однако при этом он был ужасно беспомощным и бестолковым. И одиноким. Если бы он только слушался ее, то, вполне возможно, у него могла бы появиться девушка. Не то чтобы секс-бомба, но умная и хорошенькая.
— Ленч в половине первого, — объявила она. — Не опаздывай.
Повернувшись к выходу, Чаз увидела стоявшую в дверях Джорджи. Очевидно, та успела запечатлеть всю сцену на видеокамеру.
Чаз вызывающе подбоченилась.
— Это незаконно, знаете ли. Нельзя снимать людей без их ведома!
— Найми адвоката, — посоветовала Джорджи, не отрывая глаз от объектива.
Чаз вылетела в коридор и направилась к задней лестнице. Джорджи была последним человеком на Земле, с кем ей хотелось сейчас говорить. Вчера, когда Джорджи вернулась домой вместе с Брэмом, оба вели себя странно. У Джорджи на лице были красные пятна, и она упорно не смотрела на Брэма, который улыбался ей с крайне самонадеянным видом. Чаз понятия не имела, что с ними происходит. Они воображали, будто она не знает, что эти двое спят в отдельных комнатах. Чаз же давно догадалась, ведь Джорджи совершенно не умеет застилать постель. Так что же стряслось вчера?
Чаз получила бы кучу денег, если бы продала таблоидам историю о том, как знаменитые новобрачные спят в разных комнатах. Может, она так и поступила бы, если бы при этом пострадала только Джорджи, но ранить Брэма не желала.
Джорджи проводила ее до задней лестницы.
— Почему ты изводишь Эрона?
Чаз могла бы сама задать кое-какие вопросы: например, почему Джорджи изводит Брэма, что случилось вчера и почему прошлой ночью она опять спала в своей кровати, — но давно научилась держать все, что знает, при себе, пока не найдет повода использовать информацию.
— У меня вопрос получше, — сказала она вслух. — Почему вы ни разу не пытались помочь Эрону? Он ходячий кошмар. Стоит бедняге подняться по лестнице, как его только что инфаркт не хватает!
— А тебе нравится его перевоспитывать?
— И что тут такого?
Вся эта история с камерой более чем странная. Она не знала, почему Джорджи продолжает ее снимать. И почему она сама не отказывается говорить на камеру. Но каждый раз, когда Джорджи направляла на нее камеру, Чаз начинала молоть языком. Можно подумать… можно подумать, что разговор о себе под объективом камеры каким-то образом делал ее важной персоной. Словно ее жизнь — нечто особенное и у нее имелось что сказать окружающим.
Они спустились вниз и пошли на кухню.
— Расскажи, что случилось, после того как ты покинула Барстоу.
— Я уже говорила. Приехала в Лос-Анджелес и сняла квартирку недалеко от бульвара Сансет.
— А у тебя были на это деньги? Каким образом ты смогла заплатить за квартиру?
— Нашла работу. А вы что подумали?
— Какую именно?
— Мне нужно пописать, — буркнула Чаз, направляясь к маленькой ванной рядом с кухней. — Или собираетесь и туда за мной тащиться?
Она закрыла дверь. Никто не заставит ее говорить о том, что случилось, когда она приехала в Лос-Анджелес. Никто.
Когда она вышла, Джорджи уже не было, а Брэм говорил по телефону. Чаз принялась вытирать полотенцем кухонный стол.
— Попроси Джорджи не бегать за мной с камерой, — бросила она, когда Брэм отключил телефон.
— Мне трудно приказывать Джорджи.
Он вытащил из холодильника кувшин с охлажденным чаем.
— Да что это с ней? Почему она не отвяжется от меня?
— Кто знает? Дня два назад я видел, как она снимает женщин, которые убирают дом. Она говорила с ними по-испански.
Чаз не хотела признаваться в том, что ей совсем не нравится, когда Джорджи снимает кого-то, кроме нее.
— Прекрасно. Может, она не будет постоянно ко мне приставать!
Брэм потеребил мобильник.
— Ты уже это сделала?
Чаз открыла посудомоечную машину и стала загружать туда посуду, оставшуюся после завтрака.
— Я над этим думаю.
— Чаз, за этими стенами — большой мир. Ты не можешь скрываться здесь до конца жизни.
— Я не скрываюсь! А теперь, прости, у меня полно работы. Завтра вечером люди придут на ужин, а у меня еще дел по горло.
Брэм покачал головой:
— Иногда мне кажется, что я оказал тебе медвежью услугу, взяв на работу.
Он ошибался. Потому что оказал ей огромную услугу, которую она никогда не забудет.
Этим же днем, одеваясь к очередной встрече с папарацци, Джорджи не переставала спрашивать себя, почему ее намного больше возбуждает секс с плохишом, чем с порядочным парнем, даже если этот порядочный парень бросил ее ради другой женщины. Так зачем же она заставила себя снова спать в другой комнате? Потому что вчера ей было хорошо? Слишком хорошо. Восхитительный разврат, утонченное беспутство… Так безумно и изысканно, что она не готова испортить это возвращением к реальности. Она также хотела, чтобы Брэм понял: ее нельзя превратить в послушную, легкодоступную куклу лишь потому, что вчера она пережила самую волнующую сексуальную эскападу в своей жизни. Но потребовалась вся сила воли, чтобы оттолкнуть его, и Джорджи не понравился его понимающий взгляд, когда она заявила, что будет спать одна.
Они вышли из дома в середине утра. Джорджи решила, что лучший способ вернуться к нормальному существованию — затеять ссору.
— Перестань жужжать себе под нос! — прошипела она. — Воображаешь, что у тебя есть слух?
— Что ты злишься? И при чем тут я?
— Ты омерзителен.
— Эй, что случилось с твоим знаменитым чувством юмора?!
— Ты, — коротко бросила она.
— Тогда все в порядке. — Он снова стал напевать начальные такты «Хард-нок лайф» — очевидно, ей назло. — Вчера ты была намного дружелюбнее. Намного.
— Это была обычная похоть, приятель. Я тебя использовала.
— И делала это с большим вкусом.
Ей не понравилось его полное нежелание вступать в перепалку, которая была ей позарез необходима для восстановления душевного равновесия.
— И не стоило утверждать, что ты помнишь ту ночь в Вегасе, хотя это вовсе не так.
— Метод исключения. Гарантирую, что один из нас отключился, прежде чем дело было сделано, потому что, если бы мы закончили, я бы помнил.
