Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса

— Лерой, это Миронов, — бодро чеканит на том конце Гена. — У меня тут окно образовалось. Пообедаем?

— Диктуй адрес!

Небольшой ресторанчик на окраине города встречает меня аппетитным запахом мяса на гриле и приветливой улыбкой Миронова. Странно, но, кроме нас, внутри зала больше нет ни души.

— Прости, задержался, — падаю рядом, пожав мужику руку. Опаздывать ненавижу, но мне пришлось заехать к себе, чтобы переодеться. — Давно ждешь?

 — Все нормально, Лерой. Правда, я заказал за двоих, если ты не против.

Киваю: мне не до еды сейчас, а потом окидываю взглядом пустой зал.

— Хозяин ресторана — мой хороший друг, — читает мои мысли Гена. — А потому на пару часов мы тут одни: разговор будет серьезный. Но сначала обед! Ты себя видел, Амиров? На черта лысого похож!

На лице Миронова расцветает улыбка, а я невольно вспоминаю, как много этот седой здоровый мужик сделал для Ксюши, Горского, да и для меня, и решаю не спорить. Покорно киваю и завожу разговор на отвлеченные темы. Но стоит официанту принести кофе, как рядом с чашкой приземляются на стол две фотографии.

— Узнаешь? — усмехается Гена.

Вглядываюсь в карточки, на одной из которых без труда признаю Снежану, как, впрочем, и на другой, только лет на десять моложе.

— Кшинская?

— Ну, — тянет Миронов. — Кшинской она стала года три назад.

— Пожалуй, – соглашаюсь и озвучиваю скудную и неинтересную биографию жены Пети: — Кшинская Снежанна Игоревна, до замужества Сереброва, 1982 года рождения, есть сын 20 лет, учится в Питере...

— Стоп, — ухмыляется Миронов. — Вижу: официальную часть усвоил назубок. Только Сереброва —это фамилия ее матери, по отцу она Кочурова.

— И? Что это меняет?

— Кочурова Снежана Игоревна, родилась в поселке Журавлиное, отец — механик, мать — фельдшер.

— Погоди, Журавлиное?

— Ага, — Миронов делает глоток кофе и, широко улыбаясь, смотрит на меня. — Сейчас на том месте вырос элитный коттеджный поселок, может, слышал?

— Даже бывал…

— Ну тогда знаешь, кто и при каких обстоятельствах его построил?

— Кшинский?

— Нет, — смеется Гена. — Соболев. Лет десять назад снес старую деревушку с лица земли, переселив всех ее жителей в комнатушки на окраине города, и возвел с десяток элитных особняков…

— Почему фото два? — история Соболева меня в данный момент интересует не так сильно, как Кшинская.

Вмиг лицо Миронова становится серьезным.

 — А потому, Валер, что информацию ты искал на Сереброву, а интересовать тебя должна была Кочурова.

— И что с ней не так? — признаю свой косяк. — Не томи!

— Погоди, — Гена залпом допивает американо и с шумом приземляет чашку на стол. — Сначала скажи: нашел ли ты что на самого Кшинского?

— Ни черта! — выдыхаю потерянно.

— И про аварию шесть лет назад тоже?

— Про аварию знаю, но там вины Кшинского нет: девчонка сама выскочила на красный. Да и Петя возместил все, хоть, по сути, и не должен был…

 Этот факт биографии отца Арины я изучил вдоль и поперек: Кшинский действительно был не виноват в случившимся, пытался спасти девчонку и всячески помогал ее семье.

 — Амиров, а знаешь, чья дочь погибла в той трагедии?

Мотаю головой... Нет, конечно, в деле было указано имя, но оно не отпечаталось в моей памяти.

 — Девочку звали Маша, — печально констатирует Миронов, а потом обрушает на меня страшное: — А фамилия ей досталась от матери — Кочурова.

Миронов внимательно следит за моей реакцией и, как только убеждается, что я все правильно понял, продолжает:

— Так что Лерой, не знаю, в курсе Петя или нет, любовь там между ними или искупление вины, но факт остается фактом: шесть лет назад Петр Кшинский, проезжая перекресток на разрешающий сигнал светофора, не заметил заигравшуюся девчонку, выбежавшую на красный, и сбил ту насмерть. А спустя три года взял в жены ее мать, правда, к тому времени сменившую фамилию на Сереброву.

На несколько минут в зале воцаряется тишина. Миронов не торопит — он все понимает, как, впрочем, и я.

— Мне нужно идти! Срочно! — срываюсь с места.

Теперь мне становится ясно, почему Снежана так ненавидит Рину, а еще до одури страшно: таблетки, которые та подсунула мелкой, не были случайностью!

Забываю о нашем с Риной разговоре, ее обидах, о проклятом Макееве и своей неуемной ревности, и с бешеной скоростью несусь к дому Кшинских, предчувствуя, что на отравлении Снежана не остановится.

Бросаю машину на обочине, не дожидаясь, когда поднимут шлагбаум, и бегу в дом. Я, как и Миронов, не знаю в курсе всего Петя или нет, но подвергать и дальше мелкую опасности не могу. В голове отчетливо складывается пазл: свадьба Снежаны с Кшинским, ненависть Кирилла, аукцион и бесполезные просьбы Рины о помощи, ее ссылка в интернат и эти пресловутые таблетки, а еще бесконечное снятие наличных и почти полностью разрушенный бизнес самого Петра. Это не просто совпадение, это — продуманная месть!

Сегодня удача на моей стороне: влетаю в дом и почти сразу натыкаюсь на Кшинского. Тот по привычке сидит в гостиной и потягивает из широкого бокала маленькими глоточками янтарного цвета напиток. Заметив меня, Петя довольно улыбается и как ни в чем не бывало предлагает составить ему компанию.

 — Ох, Лерой, — растягиваясь на любимом диване, произносит он. — В кои-то веки вернулся пораньше. А ты чего такой взъерошенный? Рина достала? Она может…

 — Все нормально! — жаловаться Кшинскому я не собираюсь, тем более наши с его дочерью отношения не касаются никого, кроме нас самих.

— Возраст у нее такой, что поделать? Вспомни себя в восемнадцать! — подмигивает Петя, не догадываясь, что в мои восемнадцать жизнь стремительно летела ко всем чертям.

— Арина просит тебя уволить, ты знаешь? — усмехается Кшинский, совершая очередной глоток.

— Догадываюсь, — бурчу в ответ. — Не делай глупостей — не иди у нее на поводу. Ей защита нужна!

 — Знаю, — вздыхает Петя. — Потому и не трогаю тебя. На фирме дела совсем хреново. Крысу я так и не нашел.

 — А ты, Петь, не на фирме ищи! — не выдерживаю непроходимой глупости Кшинского.

— А где?

— Возле себя, Петя!

— Раскопал что-то? Верно? Не зря, я Лерой к тебе обратился, не зря! Пойдем ко мне, потолкуем!

Киваю Кшинскому и делаю шаг навстречу, в то время как сам он встает с дивана изрядно пошатываясь. Вот же черт! Петя пьян! Какой смысл говорить с ним о серьезном в таком состоянии.

— Что за повод? — взглядом указываю на остатки коньяка в его бокале.

— Моя разрушенная жизнь, чем не повод, а?

— Стряслось что?

— А-а, — отмахивается Кшинский. — Не обращай внимание.

Он похлопывает меня по спине и жестом показывает, чтобы я шел за ним: все важные разговоры Петя ведет исключительно в своем кабинете. Но не успеваем мы покинуть гостиную, как за спиной слышится скрип открывающейся входной двери, а со второго этажа доносится радостный визг Снежаны:

— Ты приехал! — голосит та во все горло так, что мы с Кшинским невольно морщимся, но в то же время устремляем взгляд на гостя.

— Боже! Как я скучала! — щебечет то ли Кшинская, то ли Сереброва, то ли Кочурова и слетает по лестнице к прихожей так резво, что решаю при возможности уточнить у Пети срок ее беременности: сейчас я сомневаюсь во всем!

— Мать, да ладно, встречались же недавно, – раздается басовитый молодой голос, а я впервые вижу Кирилла Сереброва своими глазами. Вот он какой – подонок, исковеркавший жизни двух девчонок.

 Высокий, светловолосый качок, раза в три больше матери, окидывает взглядом дом и задерживает свое внимание на Пете.

— Петр Константинович, рад вас видеть! – лебезит переросток, хотя радости в его глазах я не замечаю.

 — Кирюша! — позабыв обо мне, Кшинский спешит к парню и заключает того в крепкие объятия. — Какой ты стал! А? Ну, красавчик! Как добрался?

 — Нормально!

— Давай проходи, проходи! Мать вся извелась в ожидании! Это же сколько мы не виделись? Два года?