Не вместо (СИ) - Гейл Александра

— Открывай.

Я ошалело моргаю, но щелкаю замком и сразу после этого втаскиваю Стефана к себе.

— В день, когда мы встретились, я был уверен: с тобой никто и никогда не закроется в туалетной кабинке, — весело хмыкает он, закрывая замок снова. Но глаза его остаются настороженными, будто он боится, что я сорвусь.

Если бы я не была так парализована произошедшим, то оценила бы это признание по достоинству. Например, то, что он обо мне думал с первой же встречи. Впрочем, и я о нем думала. Как о таком не думать?

— Как ты понял, в каком я туалете?

— Это же тот самый туалет, а ты человек привычки. Ты привыкла здесь бывать.

Он прав. Я — человек привычки. И сейчас меня ужасно пугает ломающееся привычное.

— Чего не отвечаешь на сообщения? — переходит он к главному.

— Не знаю, что сказать. Мне нужно больше информации, а отец меня скидывает.

— Ты о чем? — мрачнеет Стефан.

— Стеф, меня предупреждали, что если вскроется правда о Джеймсе, то его снимут с должности. Я не подозревала, представляешь? Мне казалось, что мы не виноваты, а значит, и в безопасности, но это не так. Они с мамой все это время скрывали от меня множество вещей. Они знали об Эндрю Роджерсе.

Выругавшись, он притягивает меня к себе. И я даже не пытаюсь сопротивляться. Прижимаюсь щекой к груди, где гулко бьется сердце, и пытаюсь подстроить под эти удары свое дыхание. Два удара — вдох, два — выдох. Вот бы невозможность совпасть идеально была единственной моей проблемой.

— Поехали на хрен, а? — предлагает Стефан.

— Сейчас я не могу. Отец не возьмет трубку. Он слишком занят, чтобы обратить внимание на мои мелкие проблемки. А это значит, что придется опять узнавать все у Майлза.

Руки, обвивающие меня, деревенеют. Стефан заметно злится. И сердце прямо под моим ухом начинает стучать куда громче, быстрее, злее.

— Я должна знать, к какому варианту развития событий мне готовиться. Я не могу не знать. Извини. Я поговорю с ним и напишу тебе, идет?

Он кивает, задевая подбородком мою макушку.

— Выходи первой.

Стоит Майлзу услышать о том, что история Джеймса вскрылась, да еще в университетский громкоговоритель, как он бросает дела и спускается ко мне из своего офиса. Сейчас неважно все, что нас разделило. Возможно, он мой самый близкий, давний и лучший друг. Больше обо мне знает только Джеймс. Или знал. Ведь он понятия не имеет, как я жила последние полтора года.

Я помню, что Майлз однозначно высказывался по поводу снятия моего отца с поста ректора университета, но мне нужно стопроцентное подтверждение этих слов. А его могут дать только Докери. А еще у Майлза должен быть совет. Или запасной план. Или еще что-то. Что угодно!

Он усаживает меня в свой майбах и куда-то везет, пока я взахлеб рассказываю о том, что творилось в последний месяц в стенах университета и куда нас это завело. Меня мало волнует, куда едет Майлз. Я оглядываюсь и понимаю, где мы, уже на подъезде к его дому.

Здесь речь не о фамильном особняке Докери, вовсе нет. Майлз примерно с год назад купил очень современное бунгало прямо на берегу в небольшой бухте, укрытой от ветров. Я была здесь всего однажды, на новоселье. И, надо сказать, меня очень впечатлил его выбор. Дом небольшой, ни капельки не пафосный, но идеальный для жизни. По крайней мере, для холостой жизни, что явно намекнуло на отсутствие у Докери матримониальных планов.

Но самое восхитительное то, что здесь можно целый день сидеть у окна и наблюдать за волнами. Возможно, именно поэтому у Майлза с нервами полный порядок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Едва войдя в двери, он на ходу скидывает обувь, чтобы ни в коем случае не следить на безупречных светлых коврах, и идет прямиком в кухню. Кофе, который он пьет, стоит как мотоцикл Джеймса. И варит его Майлз отнюдь не в кофемашине. У него какой-то прибор с нагревающимся песком, медные турки и вообще полный комплект приблуд кофейного фанатика. Кто-то дарил на новоселье. Только сейчас мне вообще нет дела до того, каким выйдет у Майлза кофе. Я его от воды не отличу.

— Скажи что-нибудь, — восклицаю я, запоздало вспомнив, что нужно снять туфли. Чуть не пинком загоняю их под какую-то тумбу и топаю следом.

— Пока мне нечего тебе сказать. Я при тебе звонил отцу, и он не дал никакой новой информации. Совет молчит. А в остальном мое мнение не изменилось: ситуация с Джеймсом слишком сильно роняет авторитет твоего отца. Шерри, мне правда очень жаль. Единственное, что я могу, — помочь тебе лично от себя.

— Полагаю, должность стажера я получу и без твоей помощи.

— Но не у нас и не за такие деньги, не карьерный рост, не возможность учиться у лучших специалистов. Не говори, что это неважно. Ты заблуждаешься, думая, что мне нравится эта ситуация. Если честно, тошнит от нее. Прямо сейчас мне хочется поехать и убить Масконо и трясти твоего брата за то, что он всех вас подставил. И твоего отца — за то, что он допустил во вверенном заведении такое самоуправство среди студентов. Но все, что я могу, я назвал. Шерил, тебе нужно просто согласиться на мою помощь.

Он подходит ближе и берет меня за плечи.

— Мне правда не все равно.

В груди привычно болезненно сжимается от его близости. И то, что он действительно хочет мне помочь… Я стыдливо смахиваю со щеки слезинку. Хотя, наверное, у меня есть право немного поплакать, учитывая ситуацию.

— Он даже трубку не взял, когда я позвонила, — внезапно выдаю я со всхлипом. — Он никогда со мной не считается.

— Ты про… отца? — нервно спрашивает Докери.

— Да, Майлз, а о ком же? Только вчера я узнала, что они с матерью скрывали от меня правду об Эндрю Роджерсе. Они считают меня глупой маленькой девочкой, не способной справиться с ситуацией. Хотят, чтобы я со всем соглашалась, безропотно, не спрашивая. И упорно игнорируют тот факт, что я из кожи вон лезла, пытаясь доказать, что заслуживаю доверия! Хотя о чем я говорю? Ты был все это время с ними заодно.

Я пытаюсь сбросить его руки.

— Нет, Шер, но это та самая семейная территория, на которую я лезть не имею права.

— Ты же мой друг, Майлз! При чем тут семейная территория? Ты точно так же обманывал меня. И я… я в итоге действительно влезла в это дело и наломала дров. А могло бы выйти иначе. И теперь единственный мой шанс — согласиться на стажировку и…

Майлз рывком притягивает меня в свои медвежьи объятия. Я поливаю слезами его дорогую, безупречно отутюженную рубашку, но никак не могу согреться.

— Прости, Шерри. Ради бога, это действительно какая-то ужасно злая и запутанная ситуация. Я не должен был скрывать от тебя правду про погибшего серфингиста. Или должен был потребовать, чтобы отец все тебе рассказал. Прости.

Он отстраняет меня, гладит по волосам. Знакомые руки и его голубые глаза такие знакомые. Мне хочется, чтобы он, как и раньше, забрал на себя мои проблемы. Унес в машину после падения с башни, сказал, что на следующий год я смогу еще раз попробовать. И еще, и еще. Сколько понадобится. Но теперь все иначе. Теперь я не знаю, что дальше. У меня больше нет плана.

Меня сбросило с доски и закрутило в волны, разбило о рифы. И я не знаю, куда грести к поверхности за новым глотком воздуха. Я глубоко под водой и не вижу солнечных лучей, знаменующих направление.

Майлз целует меня внезапно. Не потому, что резко или был слишком далеко, — вовсе нет: просто я была уверена, что между нами ничего этого уже не случится. Его губы скользят по моим, и я недоверчиво, непонимающе приоткрываю свои. Ощущения, прямо скажем, странные. Я не была готова к такому повороту, но все же отвечаю ему, позволяю делать это с собой. Не из внутреннего желания, просто это настолько долгожданно, что любопытно и… разочаровывающе скучно. Язык жалит ранку на губе, оставленную другими поцелуями, совсем не пресными, и я не выдерживаю: отстраняюсь.

— Прости, я…

От необходимости объясняться меня спасает поступающий звонок. Теперь мы с Майлзом оба таращимся на дисплей его мобильного. Отец… Какое-то мгновение мой мозг пытается переварить то, что Майлзу звонит мой отец, вместо того чтобы поговорить со мной… И только потом заторможенный мозг разбирает, что это его отец звонит. Просто они абсолютно одинаково подписаны у нас в телефонах. Майлз нажимает кнопку и вдруг смешно бросается ловить убегающий кофе.