Не вместо (СИ) - Гейл Александра

— Твою мать, что должен чувствовать человек, попадая под такое? — спрашивает Фейрстах, не в силах отвести взгляд от стихии.

— Не то чтобы я попадала под Маверикс, но когда накрывает большой волной и утаскивает на дно — ты чувствуешь только желание выбраться любой ценой. Все силы мобилизуются в одном стремлении: спастись… но иногда этого недостаточно. Тебя накрывает снова, и снова, и снова. Волной за волной. И тогда очень нужен кто-то, кто поможет выбраться. А не останется на берегу хохотать над твоими попытками.

И именно это я чувствую прямо сейчас, потому что события последних дней накрывают и я не успеваю от них убежать. Мне не хватает то скорости, то маневренности, то прозорливости.

— Мы говорим о серфинге? — спрашивает Стефан, неожиданно улавливая самую суть.

В этот момент гигантская волна подхватывает одного из сумасшедших серфингистов, поднимая над поверхностью футов на шестьдесят. Монстр-убийца вздымается, разевая черную пасть. Я нигде не видела такого, как на Мавериксе. Масса воды в этой волне просто ужасающая, меня это зрелище буквально парализует. Я понятия не имею, как людям хватает смелости тягаться с такой стихией. Если она поглощает, то — все. Серфер тем временем поднимается на ноги, направляет нос миниатюрной доски вниз и скатывается точно в разинутую пасть чудовища, готовую сомкнуться пенными барашками зубов. Доска несколько раз срывается. Не удержаться сейчас, наверное, для парня даже лучше, чем потом, когда закрученные потоки начнут корежить пространство под собой. Но парень выкатывается из-под пенного гребня на какую-то долю секунды и… тонет в белом тумане. Я невольно хватаюсь за руку Стефана. Я еще ни разу не видела гибель серфингиста и очень надеюсь, что это не случится сегодня. Волна идет на спад, в каскаде она последняя, и с места срывается моторка.

Я выдыхаю, только когда показавшийся над водой парень цепляет веревку к своему серфборду.

— Нет, Стефан. Не о серфинге.

Шесть часов, что мы ехали обратно, было как-то спокойно, несмотря на то, что чувствовала я себя, мягко говоря, измученной. В версию Стефана верилось. И ее можно было считать весьма объективной, ведь он не знал никого из участников нашей калифорнийской драмы. Ну, до того, как начал в ней копаться. Может, Джеймс действительно погорячился с выводами? И, может, я в один прекрасный день просто научусь жить с мыслью, что брата рядом больше нет. И мне будет это нормально. Если рядом будут другие люди, с которыми не захочется воевать каждую минуту, отстаивая свои права.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не тот ли факт, что наша семья всегда пыталась вращаться в кругах, которые нам не по статусу, вынуждал нас задумываться над каждым своим словом и действием? Мы и впрямь как прирученные питомцы, которых терпят, потому что забавные и безобидные… И все время вынужденные держать скорость, а еще лавировать, лавировать, лавировать, чтобы не сшибло с ног и не утянуло на дно.

Мы распрощались за квартал от дома Стефана. Я была безмерно ему благодарна за то, что он не стал комментировать прошедшие сутки, а просто подмигнул мне. И только после того, как он покинул салон моей машины, я с удивлением обнаружила, что за все это время он не выкурил ни одной сигареты. Из-за меня. Из-за моих слов.

С этим я буду разбираться позже.

Входя домой, я стараюсь не хлопать дверью, но сразу натыкаюсь на маму, которая стоит, скрестив руки на груди и смеряя меня взглядом «все, ребенок, ты нарвался». Я написала ей сообщение о том, что заночую не дома, но, видимо, здесь была родительская черта, за которую заходить не следовало. Раз пропала, два пропала — ладно, переживем. Но они с отцом явно ждали, что, помирившись, я закончу с «выходками» вроде Стефана, но тут я снова. Сюрприз!

— Потрудись объяснить, что значит это твое поведение. У тебя роман с этим парнем на мотоцикле?

— Вроде того. И, кстати, зовут его Стефан, думаю, так будет говорить о нем куда правильнее, — пожимаю я плечами. И без предисловий меняю тему: — Я ездила вместе с ним на север штата, чтобы узнать, почему на самом деле уехал Джеймс. Там живет семья погибшего серфингиста…

— Шерил! — повышая голос, обрывает меня мама. — Хватит! Сколько можно?

— Джеймс думает, что убил человека, но это был несчастный случай! — пытаюсь я ее вразумить. — Теперь я все знаю, ему просто нужно…

Вслед за матерью в коридор медленно выходит папа, и выражение его лица подсказывает, что кое-кто здесь здорово облажался. Они не знали, что мы с Джеймсом пересеклись в день его отъезда. Что это я отдала ему ключи от своей прежней машины. Родители не в восторге, что брат уехал. Но выходит, что Джеймс уехал, а я, зная о его проступке, даже не попыталась задержать и во всем разобраться. Что я — соучастница.

— Откуда ты знаешь, что думает Джеймс?

— Он мне сам сказал, — с вызовом вздергиваю я подбородок. — Я была уверена, что ему угрожает полиция. И я помогла ему сбежать. Но, говоря о том, что убил человека, он имел в виду совсем не Зака Эммерсона, а Эндрю Роджерса!

— Да, и я это знаю! — рявкает отец. — Как ты думаешь, почему мы вынуждены были прогнуться под все условия Докери?! Чтобы полиция не связала эти два дела и не повесила их на Джеймса! И не стала допытываться у тебя по поводу этого Эндрю.

— И Майлз тоже знает? — спрашиваю я побелевшими губами.

Так вот по какой причине он отказывался брать меня на вечеринки Зака: отвлекал таким образом мое внимание от настоящей проблемы. И несколько раз потом удостоверялся, что со мной все нормально. Что я ничего не узнала. Они все всё знали и ничего мне не сказали. Опять. Они опять коллективно посчитали своим правом мучить меня неизвестностью. Шерил маленькая и нестабильная, Шерри чуть не вылетела из-за Джеймса из университета, Шерил и так сойдет. Они были на тысячу шагов впереди меня, пока я мучилась неизвестностью, совершая глупости и рискуя будущим. Целый гребаный спектакль для меня разыграли.

— Но судя по всему, Джеймс пытался спасти Эндрю! — взвиваюсь я. — Пытался его реанимировать. У него просто ничего не вышло.

— А теперь подумай, кто эту версию подтвердит в суде. Эммерсон? Уильямс? Или остальные серфингисты, которые, находясь в состоянии наркотического опьянения, улюлюкали, глядя, как мальчишка в шторм лезет на рифы?

— Ты, значит, и это знал. И про рифы, и про наркотики…

— Это неважно. Даже если отринуть эту причину, ничто не отменяет тот факт, что он нанес серьезные травмы Заккери Эммерсону.

— С этим можно жить! Джеймса надо было поддержать, а не винить в бедах всей семьи! Такое впечатление, что ты бы первым его упек, чтобы выглядеть почище.

— Не говори глупостей! Но то, что ему следовало думать в первую очередь головой, а не ввязываться в авантюры, — факт! И с тобой та же самая история. Только мы поговорили о том, что ты делаешь глупости, которые вредят семье, как ты подхватила этого Фейрстаха и помчалась светиться перед родней Эндрю Роджерса, которая запросто может подать на нас в суд и будет права! Этот парень, Стефан, дурно на тебя влияет.

— На меня дурно влияете вы. И Майлз тоже. Вы больше года мне лгали. Все вы! Я никогда не буду достаточно хорошей для вас всех. Никогда не искуплю сделанного, да? Того, что чуть не вылетела из университета, что помогла Джеймсу, что проводила расследование… Я думала, что полицию замазали Эммерсоны, чтобы никто ничего не узнал, но это сделали вы. Вы на пару с Докери. Чтобы купить себе еще полтора годика безбедной жизни! Вы скрыли правду — от всех, включая меня, — о гибели парня. Переложили всю вину на нас с Джеймсом, а потом заставили меня плясать под вашу дудку. Просто отвлекая внимание всеми силами! Просто чтобы отец не потерял место. Вы решили пожертвовать настоящей семьей ради ректорского кресла и благосклонности богачей! Вот что вы сделали.

— Не смей говорить в таком тоне! — ахает мама.

— Это ты не смей меня перевоспитывать. Не знаю, каким чудом, но мы с Джимми получились у вас замечательными людьми. Лучшими, чем серфингисты, или тусовщики с вечеринки Масконо, или вы сами. Нам не плевать на других, даже если это ударяет по нам. Джеймс едва ли знал, что его будут искать по одной только Калифорнии. Он бросил в дерьме своих ребят, когда не смог вынести зрелище ластящейся к Эммерсону сучки Лейси, и человек погиб. Он просто не знал, что делать. И чувствовал такую вину, что уехал. Вину перед серферами и перед нами. Люди запутываются, так бывает. Брат просто хотел исчезнуть, потому что все стало настолько плохо, что не разгрести. Он едва ли вообще осознавал последствия своего этого решения! И я чертовски сильно его теперь понимаю. Вы давите, давите, давите. Рассказываете, как правильно жить, чувствовать, с кем общаться. Но элита над нами смеется, середняк считает ханжами, а те, кто пониже, боится. У нас нет настоящих друзей и союзников. И никто нас не любит. Мы даже сами себя и друг друга не любим! И знаешь что, отец, не пойти бы тебе со своими требованиями и запретами. Стефан, может, единственный человек, которому по-настоящему есть до меня дело. Который воспринимает меня всерьез. Пока вы ставите мне палки в колеса, вынуждая действовать вслепую, он понял, как для меня это важно, а не отмахнулся. И черта с два я стану от этого отказываться!