Барбара Вуд - За пеленой надежды
Интернатура. Колледж не готовил к ней. Кстати, Кастильо отставал от жизни, поскольку в больнице Св. Екатерины за работой студентов третьего и четвертого курсов всегда следили врачи. Решение всегда принимал тот, кто стоял выше; знания черпались из книг, и медицина казалась делом, почти не требующим труда. И тут как снег на голову свалилась интернатура, и наивный новоиспеченный врач испытал все невзгоды — разочарование, полный упадок сил, страх и бурную радость. Это была кузница Вулкана. Колледж получал сырой материал и безжалостно превращал его в эффективный механизм, принимающий квалифицированные медицинские решения. Первого июля прошлого года Сондра зашла в определенную ей палату, и усталого вида человек в потерявшем свежесть белом халате поинтересовался: «Вы новый интерн? Вот, возьмите. — И сгрузил ей на руки кучу медицинских карт. — Тридцать пять пациентов. Осмотрите их побыстрее, вас ждут еще семь пациентов, поступающих сюда». Затем он ушел, а испуганная Сондра, не верившая своим ушам, смотрела ему вслед. И точно через год — это случилось два месяца назад — радостный юноша пружинистой походкой вошел в палату Сондры. И она, в свою очередь, обратилась к нему: «Вы новый интерн? Вот, возьмите. — И передала ему медицинские карты, добавив: — Тридцать семь человек надо осмотреть, еще пятеро поступают сюда. Желаю удачи».
Сондра, закрыв глаза, прислушивалась к африканской тишине, опустившейся за стенами ее хижины.
Это был странный год, его трудно описать тому, кто подобного не испытал. Двенадцать месяцев без друзей — на дружбу не было времени, никакого чтения ради собственного удовольствия, ни кино, ни телевидения. Сондра не провела ни одного дня за пределами этих бетонных стен, не могла ни спокойно пообщаться с людьми, ни излить своих чувств, ни остановиться на минуту, ни передохнуть. Твой учитель — страх, твои инструменты — паника и пот, ибо ошибки в медицине не прощаются. Либо ты все делаешь правильно с первого раза, либо присутствуешь на вскрытии трупа. Руки Сондры научились столь многим вещам! Она с трудом верила, что руки на такое способны: всевозможные пункции, биопсия печени, хирургические разрезы. В считанные секунды приходилось принимать так много решений, а рядом не было никого, кто мог бы подсказать ей, что делать: «Везите ее наверх, в хирургическое отделение. Ребенком придется пожертвовать». Столько неудач, столько удач! Стоила ли игра свеч?
Сондра почувствовала, как постепенно расслабляются ее мышцы, а это означало, что спасительный сон уже близко. Ее мысли отчалили от пристани и поплыли в ночной тишине. Издалека донесся голос Макреди: «Мэллоун, слава Богу, вы обнаружили ошибку. Эта чертова медсестра чуть не подсунула нашему гипертонику средство, повышающее давление!» Сондра улыбнулась во сне. К этому голосу присоединился другой: «Спасибо, доктор, вы спасли мою маленькую девочку!»
Сондра уже не бодрствовала, но и не спала глубоко. Она все еще улыбалась. Да, игра стоила свеч. Все усилия стоили того. Потому что теперь она там, куда решила приехать много лет назад. Она должна находиться здесь и быть готовой оказать помощь. Дипломированному врачу, каковым она была, предстояло так много принести в жертву и так много сделать. Те двенадцать месяцев, полные страданий и жертв, предназначались для этого, для завтрашнего и 363 последующих дней.
Сондра погрузилась в сон, и ей приснилась больница в Финиксе, куда только что привели миссис Минелли с загадочной сыпью. Сондра распорядилась сделать анализы крови, и вдруг туда заявился Дерри Фаррар в рубашке и брюках цвета хаки, подбоченился и, взглянув на всех злыми глазами, спросил: «Как по-вашему где вы находитесь? В больнице Северного Лондона?»
Сондра тихо рассмеялась во сне.
18
— Кровь немного темновата. Как вам кажется, доктор?
Мейсон бросил зажим и вытянул руку. Операционная сестра вложила в нее ножницы.
Мики подняла глаза, чтобы посмотреть на него поверх операционного стола.
— Доктор Мейсон? — спросила она. — Вам не кажется, что с этим надо что-то делать?
— Дайте ей больше кислорода, — рявкнул анестезиолог.
Мики обменялась взглядами с мужчиной, находившимся за ширмой анестезиолога.
— Губку, ради бога! — отрезал Мейсон. — Будьте внимательны!
Мики видела, что спереди на колпаке Мейсона, а также над влажной маской и полными тревоги глазами выступают пятна пота. Мертвенная бледность его лица и дрожавшие руки свидетельствовали о том, что у доктора Мейсона снова похмелье.
— Доктор Мейсон, — сказала Мики тихо и спокойно. — Похоже, у нее падает давление. Нам следует проверить.
— Это моя пациентка, доктор Лонг, — проворчал он. — Не вмешивайтесь. И вытрите кровь, ради бога! Где, черт подери, вас учили обращаться с губкой!
Мики подавила гнев и повернулась к анестезиологу.
— Гордон, какое у нее давление?
Голова Мейсона рванулась вверх, его глаза метали громы и молнии.
— Черт возьми, что вы себе позволяете?! Доктор, вы назначены мне в ассистенты. Я бы лучше справился, если бы мне помогал санитар!
— Доктор Мейсон, я думаю, что этот пациент…
Хирург швырнул инструменты и, угрожающе наклонившись к ней, сказал тоном, который вселял страх в его ординаторов:
— Мне не нравится ваше отношение, доктор. И мне не нравится, как вы работаете. Будь моя воля, я бы запретил вам появляться в операционной.
— Черт побери! — закричал анестезиолог. — У нее остановилось сердце!
Шесть пар глаз устремились к монитору и ошеломленно вперились в него, и тут начался страшный шум.
— О боже, — прошептал Мейсон, руками тщетно пытаясь убрать мешавшие простыни.
Мики опередила его, взяла ножницы, прорезала отверстие в бумажной простыне, крепко взяла ее руками и разорвала до шеи пациентки, обнажая грудь с подсоединенными к ней электродами. Она действовала, не думая, ее мозг механически и профессионально следовал установленной процедуре: внешний массаж, вызов дежурной каталки, шприцы с эпинефрином и двууглекислой солью, пластины дефибриллятора… Каждый ее шаг на секунду опережал распоряжения Мейсона. Комнату тут же заполнило множество людей, во всеобщей суматохе слышался голос оператора, объявлявшего, словно робот: «Голубой код, операционная. Голубой код, операционная…»
— О боже, Мики! — воскликнул Грегг, захлопывая за собой дверь. — Черт подери, что с тобой происходит?
Она устало опустила ноги с дивана:
— Грегг, пожалуйста, не кричи. Я одной ногой стою на краю могилы.
Он застыл посреди гостиной, его лицо покраснело до самых корней рыжеватых волос.
