Санта Монтефиоре - Твоя навеки
В семнадцать София была слишком независима, слишком тщеславна. В школе она не могла похвалиться большими успехами, отставая по всем предметам, кроме языка, где выезжала за счет сочинений, которые благодаря ее бурной фантазии получались очень интересными. Учителя жаловались на то, что ей не хватает внимательности, усидчивости, выдержки, наконец, так как она постоянно подбивала одноклассниц на всякие непотребные выходки. Никто не мог на нее повлиять. В выходные дни она исчезала, сев в седло, и возвращалась едва ли не к полуночи, намеренно пропуская ужин. Она не считала нужным поставить в известность мать, когда ей приходило в голову совершить очередную вылазку.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения Анны, стал недавний случай: Анна узнала, что София уговорила водителя отвозить ее не в школу, а в Сан-Тельмо, старую часть города, где она проводила почти целый день, обучаясь танцевать танго у старого моряка по имени Иисус. Анна так и не проведала бы об этом, не позвони ей классная руководительница Софии, чтобы поинтересоваться, скоро ли та оправится от скарлатины.
Когда Анна начала обвинять дочь, та спокойно сказала, что ей надоело ходить в школу и все, чего она хочет, — это стать танцовщицей. Пако расхохотался и похвалил дочь за смелость. Анна пришла в ярость, но София настолько привыкла к тому, что мама на нее гневается, что не обратила на это никакого внимания. Анне пришлось признать, что старые методы воспитания не действуют и дочь отдаляется от нее все дальше. То, что София была красивой и очаровательной, только ухудшало дело. Ей всегда удавалось избегать наказания. Чикита попыталась объяснить невестке, что София очень похожа на саму Анну. Но Анна лишь покачала головой, приходя в отчаяние, — она и слышать не хотела об этом.
— Она слишком хороша, себе же во вред, — сказала Анна. —Она умеет заставить всех плясать под свою дудку. Пако не делает никаких попыток изменить ситуацию. Я ощущаю себя чудовищем. Ведь я единственная, кто одергивает ее. Если я не остановлюсь, она начнет меня ненавидеть, — тяжело вздыхая, заключила Анна.
— Может, тебе стоит дать ей больше свободы? — ответила Чикита, искренне желая быть полезной. — И тогда она поймет, что ты уже не так натягиваешь вожжи, и перестанет упираться.
— О, Чикита, ты рассуждаешь, точно как мой отец.
Про себя она подумала, что они говорят о Софии, словно об необъезженной лошади. В этой семье все напоминает ей о том, какая она, Анна из далекой Ирландии, неопытная наездница!
— Он был очень мудрым.
— Иногда. Большую часть времени он был довольно докучливым.
— Ты скучаешь без него? — задушевно вымолвила Чикита.
Она никогда не разговаривала с невесткой о ее родителях, потому что Анне было неловко вспоминать Ирландию.
— Да, конечно. Но больше всего я скучаю по тому отцу, который остался в Гленгариффе, а не о том человеке, который приехал в Аргентину. Наши отношения с ним со временем испортились. Может, все дело в том, что изменилась я сама. Я не знаю.
Она опустила глаза. Чикита наблюдала за лицом Анны, освещенным мягким вечерним светом, подумав, как необыкновенно красива она, но какой горечью полна ее душа.
— Я тоже скучаю по нему, — сказала она.
— Именно из-за него София так испортилась. Я ее не баловала. Ни Пако, ни мой отец не поддерживали моих строгих принципов.
— София настоящая Соланас! Она умеет очаровывать.
— Этот злосчастный шарм Соланасов! — вымолвила Анна, а потом рассмеялась. — Моя мама тоже обладала талантом очаровывать. Все ее любили. Бедняжка тетя Дороти... Она была толстой и некрасивой, маме же достались все внешние достоинства. Тетя Дороти так и не вышла замуж.
— И как сложилась ее судьба? — спросила Чикита.
— Я не знаю. Мне стыдно, но мы потеряли связь друг с другом.
— О!
— Я знаю, как это неблагородно с моей стороны, но мы оказались разделены океаном...
Ее голос затих. Она чувствовала себя очень виноватой, ведь она не знала даже, жива ли ее тетя. Ей надо было попытаться найти ее после смерти дедушки О'Двайера, но она не могла заставить себя. Она решила, что то, о чем не знаешь, не причиняет боли, поэтому отбросила в сторону волнения.
Чиките очень хотелось спросить Анну о других ее тетях и дядях, оставшихся на родине, так как она знала по рассказам дедушки О'Двайера, что в Ирландии у них большое семейство. Однако она не посмела и снова вернулась к разговору о Софии.
— Уверена, что она перерастет. Это юношеский максимализм.
— Я не разделяю твоего оптимизма.
Анна не могла признаться Чиките, что замечает в дочери многое из того, что было присуще ей самой в этом возрасте.
— Знаешь, Чикита, я боюсь, что если последую твоему совету, то София превратится в дикарку. Я не хочу, чтобы в семье говорили, будто я не умею воспитывать детей.
Чикита сочувственно рассмеялась. Она не могла думать плохо о ком бы то ни было.
— Анна, все очень любят Софию. Она свободолюбивая, смелая. Санти и Мария обожают ее и готовы ей все простить. Только ты видишь ее непослушной и неуправляемой. В глазах других людей она само совершенство. И вообще, какая разница, что думают другие?
— Для меня чужое мнение всегда имело большой вес. Ты знаешь, как другие любят посудачить. А я не хотела бы, чтобы моя семья была предметом сплетен.
— Все люди любят обсуждать чужие проблемы, но почему их мнение для тебя так важно?
Чикита пристально следила за своей невесткой. После стольких лет Анна по-прежнему ощущала свою чужеродность. Она все еще помнила о своем низком происхождении, и именно поэтому беспокоилась о том, что скажут другие о ее детях. Ей так хотелось ими гордиться, потому что их успех был продолжением ее самой, но так же она воспринимала и их неудачи. Ей нужно было доказать свою состоятельность, и это настроение не покидало ее ни на секунду. Она не умела расслабляться.
По мнению Чикиты, Анна не понимала, что есть вещи, которые не имеют никакого значения. Происхождение, например. Все любили Анну. Она уже стала частью семьи. Они любили ее такой, какой она была, со всеми ее недостатками. Анна приехала в Санта-Каталину много лет назад, охваченная честолюбивыми устремлениями. Она вышла замуж за Пако, чтобы получить и его положение, и возможность распоряжаться его богатством. Сначала ее не приняли. Но постепенно она обрела уверенность в себе, превратившись в тигрицу, и завоевала уважение окружающих.
Чиките хотелось сказать Анне, что София так противится матери, оттого что Анна слишком открыто выделяет сыновей. Она жила только интересами Рафаэля и Августина. Если бы они вели себя так, как София, Анна легко нашла бы оправдание их поступкам, посчитав, что мальчики обладают бурным темпераментом. Ей и в голову не пришло бы приструнить их или одернуть при всех. Она поощряла бы их стремление быть самостоятельными. Положение дочери в семье вызывало у нее ревность. София привлекала к себе слишком много внимания. К ней относились или с восхищением, или с ненавистью, но никогда — с равнодушием. Чикита сотни раз пыталась объяснить это Анне, хотела внушить ей, что она должна разобраться с собственными комплексами. Все было тщетно.
