Кэти Келли - Секреты прошлого
Глава 11
Эмбер ощущала, как беспокойно бьется сердце. Во рту все пересохло, хотя Карл купил ей целых два больших «Южных комфорта» с «Коуком» и она выпила их до капли.
Она нашла удачное местечко на большом ящике сбоку сцены, откуда было все видно, но где можно было оставаться незамеченной. На уровне ее груди, на углу сцены, торчала здоровенная рампа с несколькими цветными лампочками.
Из-под ног во все стороны разбегались толстые кабели и тонкие провода. По сцене и за кулисами топтались с два десятка дюжих парней с татуировками и в ботинках на толстых подошвах. Они таскали реквизит и ставили барабаны, непрерывно переругиваясь. Два здоровенных парня с рациями раздавали указания, сверяясь с какими-то списками, а заодно пытались загнать за кулисы группу танцоров. Похоже, у каждого была своя роль: кто-то монтировал оборудование, кто-то пытался в этих неудобных условиях репетировать, кто-то заперся в гримерной и переодевался.
— Ты пока выйди, малявка, — велел ей с четверть часа назад новый менеджер Карла, Стиви. Эмбер зашла просто поддержать любимого. Не успела она даже открыть рот, чтобы спросить Карла, почему с ней так разговаривают, как ее выставили вон, захлопнув перед носом дверь. Пока Эмбер хлопала глазами, Стиви вышел к ней и, бесцеремонно ухватив за локоть, повел по коридору к сцене, а затем нашел для нее укромное местечко. Похоже, здесь никому не было дела до того, что Эмбер не просто любопытная поклонница, а девушка солиста группы — почти невеста — и его единственная муза. Ах, сколько, должно быть, таких же блондинок сидели с краю сцены и взволнованно ждали выхода своего кумира! Эмбер почувствовала себя ненужной и шмыгнула носом. Она знала, что это выступление очень важно для Карла, а значит, и для нее оно имело первостепенное значение, однако настроение дало крен.
Приглашение поучаствовать в крупном музыкальном конкурсе достал для группы противный Стиви. Продюсеры, представители звукозаписывающих компаний и прочие известные люди собрались в зале, чтобы выбрать из заявленных исполнителей самого лучшего. Первое место открывало немало дверей, одна из которых могла привести счастливчика на музыкальный олимп. И хотя судьба Эмбер отныне была навеки связана с Карлом, она не могла заставить себя радоваться прослушиванию.
Вынув из кармана подвеску-брелок с кошачьими глазами, который таскала уже несколько недель, Эмбер покатала его в ладонях. Она нашла брелок в столе у матери и потихоньку присвоила. Касаясь гладкого камня, Эмбер тотчас обретала спокойствие. Брелок напоминал о доме и о Фей.
Однако сейчас эти воспоминания лишь усилили беспокойство. После ужасной пятничной ссоры, когда мать подарила ей ненужное портфолио, Эмбер чувствовала себя не в своей тарелке. Конечно, она и раньше ругалась с матерью, но никогда не позволяла себе говорить жестокие вещи. В субботу она даже подумывала извиниться, но так и не сделала этого. Ей предстоял еще один разговор с Фей, куда более неприятный, чем пятничный.
«Мама, я уезжаю с музыкантом в Нью-Йорк, экзамены сдавать не буду и в колледж поступать не собираюсь…»
В выходные Эмбер сделала все, чтобы не пересекаться с Фей, потому что не могла взглянуть ей в глаза. Стена, выросшая между ними, казалась железобетонной.
Карлу о ссоре с матерью Эмбер не сказала ни слова. Он был так взволнован предстоящим конкурсом, что даже не заметил встревоженного лица любимой, и она решила не нагружать его своими проблемами. А теперь Карл настолько забыл о ней, что позволил противному Стиви вытолкать ее вон из гримерки! Более того, он не вышел вслед за Эмбер, чтобы узнать, где она устроилась.
Эмбер поставила ноги на ящик и подтянула колени к подбородку. Ей было некомфортно среди незнакомых людей, гор реквизита и проводов. Она чувствовала себя одинокой.
Перед группой Карла выступали еще три ансамбля. Эмбер внимательно вслушивалась в слова, постукивала пальцами в такт музыке, пытаясь определить, насколько верно выбрана песня, завидовала каждой удачной ноте и надеялась, что любимый мужчина выступит лучше всех.
Когда Карл и его ребята появились на сцене, Эмбер едва не задохнулась от восторга. Все парни были хороши собой, но рядом с Карлом их смазливые мордашки просто блекли. Любимый был прав: без него группа бы не существовала. От него словно исходили невидимые магнитные волны, некое сияние, не позволяющее отвести глаза. Карл держал микрофон обеими руками с какой-то особой нежностью, словно лицо любимой женщины, готовый прижаться к губам губами.
Теперь ты здесь,Ты здесь со мной,Ты словно сон, а я лунатик,Молюсь тебе,О, ангел мой,Ведь ты мой бог, я — твой фанатик…
Сердце Эмбер сжалось от нежности. Эту песню Карл написал для нее. «Лунатик»…
— Ты вдохновила меня, детка, — сказал он как-то днем, обнимая любимую за плечи.
Они лежали в постели, среди растерзанных одеял. Эмбер должна была сидеть на лекции по истории, но предпочла провести это время с Карлом.
Он напел ей песню, и Эмбер едва не расплакалась. Она и не представляла, что это так прекрасно: быть музой для любимого мужчины.
Да, ради такого момента — весь зал слушает песню, написанную для нее, — можно было стерпеть и противного менеджера Стиви, и свое незавидное место за сценой. И пусть Стиви смотрел на нее словно на глупую малолетку, на кусок мяса в витрине магазина, кто он такой, чтобы портить ей настроение? Менеджер знаком с Карлом всего неделю, а потому просто не в курсе его личной жизни. Ничего, пройдет время, и Стиви начнет относиться к Эмбер с уважением.
Когда отзвучали последние аккорды третьей песни, Карл поднял руки вверх, и зал взорвался овациями. Выступление было принято на ура, и Эмбер вскочила с ящика, бешено хлопая в ладоши. В этот момент Карл взглянул на нее и улыбнулся той особой улыбкой, которую берег лишь для нее.
Он увидел ее, несмотря на ослепляющий свет рамп! Значит, Карл поинтересовался у Стиви, где она сидит!
Однако уже через мгновение Карл обводил взглядом зал, и улыбка на его губах была та же самая — завораживающая, интимная. Сердце Эмбер ухнуло вниз. Она уныло глядела, как любимый мужчина машет публике рукой напоследок и удаляется за сцену ленивой кошачьей походкой. Карл прошел всего в паре метров от того места, где стояла Эмбер, но даже не повернул головы. Он вовсе не видел ее, да и улыбался он совсем не ей. Больше его завораживающая улыбка не принадлежала Эмбер. Она принадлежала всем.
Эмбер снова потеребила брелок матери в поисках душевного равновесия, но бессознательный жест был тщетным. Равновесие было нарушено.
