Дороти Иден - Спящая невеста
— Милый! — пробормотала она.
Он одарил ее сияющей улыбкой:
— Вот это то, что нужно, радость моя! Я люблю, когда вы так говорите.
Она слегка нахмурилась:
— А разве я не всегда так говорю?
— Не всегда. За последнее время определенно нет. Иногда вы вели себя так, словно вам сама моя внешность ненавистна.
— Ненавистна! Но ведь будь это так, я бы не ушла с вами в ту ночь. Ну сами скажите! Вот так прямо, в чем была.
— Этого было совершенно достаточно, ангел мой.
Вспоминая, она улыбнулась:
— Вы даже не позволили мне вернуться домой, чтобы запаковать чемодан.
— Я боялся, что вы можете опять передумать.
— О нет. Тогда ни в коем случае. Я всегда любила именно вас. И вы прекрасно это знали.
— Да, знал. — Он обнял ее и прижал к своей твердой груди. — И я вас тоже люблю. Когда вы ведете себя хорошо, помните об этом!
Странно, но она никак не могла окончательно проснуться. Руки и ноги у нее отяжелели, голова была затуманена, как если бы она слишком много выпила, но не совсем опьянела. И все-таки ей не хотелось избавиться от этого тумана, так как тогда перед ней предстали бы непонятные страшные вещи, уже не бывшие сном. Такие вещи, как телефонные звонки, кричавшие на нее голоса и ключ, поворачивавшийся в замке ее квартиры…
Так было гораздо лучше — чувствовать себя отяжелевшей, отсутствующей и даже не обращающей внимания на то, что он делал ей больно, прижимая ее груди к себе и словно бы расплющивая их о свои ребра.
— Вы сказали, мы куда-то уезжаем?
— Да, сказал. Вам надо встать и уложить вещи.
— Едем поездом?
— Возможно.
— О, милый! На скольких поездах мы уже ездили. Я просто до ужаса устала.
— Вы хотите, чтобы я уехал без вас?
— Не говорите глупости! Конечно, не хочу.
Его улыбающиеся глаза окинули ее ласкающим взглядом.
— В таком случае проснитесь, моя милая Аврора. И ведите себя умницей. Никаких штучек!
— Штучек?
Внезапно он оттолкнул ее от себя:
— Вы прекрасно знаете, черт побери, что я имею в виду. По-моему, вы по большей части прикидываетесь этакой глупышкой. Или, может быть, вы вчера вечером не принимали свои пилюли?
— Нет, не принимала. Вы были свидетелем.
— Они полезны для ваших нервов. Вам ведь это известно, — не так ли? Понимаете ли, вы серьезно больны, и я не хочу класть вас в больницу. Я сам ухаживаю за вами, насколько только могу. Я забочусь о нас обоих. — Его сверкающие глаза пронизывающим взглядом впились в ее глаза. — Не правда ли? — многозначительно спросил он и тихонько рассмеялся. — Хорошо, ангел мой. Не волнуйтесь из-за этого. Поцелуйте меня.
Она машинально нагнула голову, готовая повиноваться приказу. Но когда его руки обвились вокруг нее, она задрожала. Не из-за боли в груди, которую он немилосердно прижал к себе, а от страха, ставшего теперь уже знакомым. В его руках было заключено жуткое, пугающее колдовство, и спасения от него у нее не было. Она находилась как бы под гипнозом и готова была принимать пилюли и вообще делать решительно все, что он ей прикажет. Она знала, что беспомощна перед ним, и пока она чувствовала, что она для него желанна, ей было безразлично то, что он подчиняет ее своей воле.
Однако когда он вышел из комнаты, сказав, что пошел за кофе, а она устало выбралась из постели и села перед туалетным столиком, ее снова охватил страх.
Дело в том, что лицо, глядевшее на нее из зеркала, очень сильно изменилось. Оно было совсем бескровным и отекшим. Под глазами темные впадины, а сами глаза — тусклые, с отяжелевшими веками. Волосы какие-то поникшие, плотно облегающие голову, совершенно безжизненные.
Он любил ее только тогда, когда она бывала красивой. Это она знала. Красота была ее единственным оружием против него. Так разве он мог любить эту бледнолицую карикатуру на нее прежнюю?
А если он ее не любит, что с ней будет?
Шаги за дверью, говорившие о его возвращении, заставили ее схватиться за головную щетку и попытаться торопливо вернуть хоть немного жизни своей шевелюре.
Однако некоторое время никто не входил. Вместо этого послышались голоса. До нее донесся, по-видимому, конец разговора.
— Но это моя жена, я говорил вчера вечером. Мне надо уехать. Мне необходимо уехать.
— Ничего, на денек-другой можно отложить.
— Но если я не поеду сразу же, она не вернется. Я потеряю ее след.
— Дорогой, если она вас оставила, причину вы знаете. Гоняться за ней — пустая трата времени. И в настоящее время я без вас обойтись не могу. Вам это прекрасно известно, черт побери.
— Ну что ж, тогда я в любом случае уеду.
— Навряд ли. В самом деле, навряд ли — я так считаю.
Голоса умолкли. Дверь открылась. Девушка у туалетного столика начала дрожать.
XIX
Женщина за конторкой портье в отеле на Бейсуотер-Роуд враждебно нахохлилась, когда Филип доверительно перегнулся в ее сторону через барьер.
— Я на днях с вами разговаривал, мисс…
— Перкинс. Мисс Перкинс. Да, я вас помню. Вы расспрашивали про свою тетку, миссис Пакстон. Нашли вы ее?
— В том-то и дело, что не совсем. Во всяком случае, мне так кажется.
Вид у женщины был озадаченный.
— Вы хотите сказать, у вас нет уверенности?
— Да, полной уверенности нет. Вы не можете точно описать, как она выглядела?
— Как вам сказать? Ну просто старая женщина, ничем особенно не примечательная. Ну, конечно, седые волосы. Никаких особых примет нет, как выражается полиция.
— Плохо, — любезным тоном отозвался Филип. — Она была высокая?
— Да, довольно-таки. Для старой женщины держалась очень хорошо.
Внезапно Филипа осенила некая идея. Достав из кармана карандаш, он начал быстро набрасывать на бюваре портье рисунок.
— Похожа она была вот на это изображение?
Мисс Перкинс внимательно изучила рисунок и, нервно хихикая, произнесла:
— О-о-о! Какой огромный нос! Нет, я не думаю, чтобы у нее был такой большой нос.
— Но был ли ее нос длинным?
— Да, пожалуй. Я думаю, можно сказать, что он был довольно длинным. А к чему вы клоните, позвольте спросить?
— Я просто пытаюсь выяснить для себя одну деталь, которая меня тревожит. Видели ли вы когда-либо вот эту вещь?
Когда он положил на стол золотой фермуар, мисс Перкинс так и отпрянула.
— Ах, ну конечно, видела. Эта вещица принадлежит миссис Пакстон. Она часто ее носила. Ну что ж, если вы заполучили это, значит, вы нашли свою тетку, — не так ли? А иначе… — глаза ее чуть не вылезли из орбит, — каким образом она могла очутиться у вас?
— Это уже другая история, — ответил Филип. — Большое спасибо, мисс Перкинс. Вы очень мне помогли.