Дороти Иден - Спящая невеста
— Вот мы и приехали, дорогая. Я поднимусь с вами.
— Правда? — сонно спросила Лидия. — Очень была бы этому рада.
— Вот это уже лучше, — сказал он, широко улыбаясь ей.
Тут она окончательно проснулась:
— Что я такое сказала?
— То, что должны были сказать. Послушайте, если вы не можете идти как следует, мне придется вас нести на руках. Ведь мы не хотим, чтобы наш друг и соседка высунула свой нос в этот час?
Лидия засмеялась:
— Не волнуйтесь. Это как раз такое время, когда она спит «мертвецким сном». Конечно, вы меня не понесете, — добавили она с сожалением.
Тем не менее она позволила ему крепко обнять ее за талию, и они с преувеличенной осторожностью поднялись по лестнице.
Лидия вновь чувствовала себя счастливой. Сонливое состояние и то, что теперь они были далеко от «Гринхилла», заставило всю эту историю с мисс Уилберфорс несколько отступить на задний план. Она уже не казалась требующей их немедленного и притом личного участия. В конце концов, как правильно отметил как-то раз Филип, ничего страшного не произошло. Никто не пострадал, не попал в какую-либо отчаянную беду, не умер… Ну разве что Ханна, но то было вполне законно: она мучалась от хронического сердечного заболевания.
Перед дверью квартиры Лидия начала шарить у себя в сумке, ставшей теперь от натолканных туда писем такой же раздувшейся, как сумка мисс Уилберфорс.
Однако внезапно на ее руку легла ладонь Филипа. Он указал ей головой на не вполне прикрытую дверь:
— Кто-то там есть внутри!
Таинственный друг Авроры?
— Ох! Что же мы теперь будем делать? — ахнула Лидия.
Филип ничего не ответил. Он резким пинком толкнул дверь, одновременно нашаривая на стене в прихожей выключатель. Свет зажегся, но дверь приоткрылась на каких-то шесть дюймов. Что-то ее заело.
Сильно, но осторожно давя на створку двери, Филип в конце концов протиснулся внутрь. До Лидии донесся его преувеличенно спокойный голос:
— Это Джун Берч. Она ранена.
В один миг Лидия была уже в передней. Она склонилась над Джун, а Филип тем временем быстро зажигал свет в остальных комнатах квартиры, чтобы удостовериться, что непрошеного гостя там уже нет.
Джун между тем начала приходить в сознание. На ней были пижама и ситцевый домашний халат. Зажмурившись от яркого света, она застонала:
— О-о-ох! Наконец-то вы пришли. Я думала…
— Успокойтесь, — сказал Филип. Держа в одной руке рюмку коньяка, он другой слегка приподнял ее и стал уговаривать выпить немножечко.
Лидия бросилась за подушками и мокрым полотенцем. Шишка на голове Джун была очень явственной.
— Кто-то ударил меня по голове, — выговорила она наконец с горестной улыбкой. — Черт побери! Голова прямо-таки раскалывается.
— Вы видели, кто это был? — спросил Филип.
— Нет! Совсем ничего не видела, мне показалось, что я слышу, как кто-то поднимается вверх по лестнице — так, знаете ли, тихонечко, и очень-очень поздно. Кстати, сейчас сколько времени?
— Половина первого.
— В таком случае, батюшки мои, это произошло всего десять минут назад. Вы только-только с ним разминулись.
— О господи! — сердито воскликнул Филип.
Лидия испытала страх, смешанный с облегчением. А что, если бы вдруг… Впрочем, не важно. Этого не произошло. Пострадала Джун.
— Я поднялась со своим ключом, чтобы застигнуть его врасплох или, по крайней мере, поглядеть на него. Но как только я открыла дверь, свет погас, и бах — я заполучила вот эту штуковину на голове. — Она откинулась назад. — Проклятие! Всего десять минут назад! Он, конечно, ускользнул по черной лестнице.
— Что-нибудь сдвинуто с места? — спросила Лидия, обращаясь к Филипу.
— Еще как! Тут все перевернуто вверх дном. Но получил ли он то, чего хотел, — это дело другое.
— А чего он мог хотеть? — испуганно спросила Лидия.
— Не знаю. Могу лишь догадываться. Вероятнее всего — фермуар.
— Аврора! — прошептала Лидия.
— Прекратите, — слабо проговорила Джун. — Меня оглушили будь здоров! Это был мужской удар.
— С ней мог быть мужчина, — медленно произнес Филип. — А возможно, тут вообще был только мужчина.
— Арманд!
— Возможно. Почем мы знаем? Давайте устроим Джун поудобнее. Как по-вашему, сидеть вы в состоянии? Мы вас перенесем на кушетку. А потом, я считаю, — что бы вы обе ни думали на этот счет, — надо обратиться в полицию.
В ответ Джун решительно приняла сидячую позу. Обхватив голову руками, она все же достаточно решительно заявила:
— Не глупите! Полиция расценит это как самый обычный грабеж, и мы никогда не узнаем, кто такой этот субъект. Это не грабеж, — добавила она вполне трезвым голосом, — а часть нелепой тайны, касающейся Авроры. К тому же, может, я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что, если вы вызовете полицию, Авроры вам никогда больше не видеть.
— Какие странные вещи вы говорите! — воскликнула Линия.
Джун криво улыбнулась:
— Может, шишка на голове подействовала мне на мозги? Но я именно так считаю. И я хочу встретиться с этим неотразимым любовником. Помимо всего прочего, у меня есть с ним личные счеты.
Филип произнес медленно, взволнованно поблескивая визами:
— Лидия, возможно, она права. Полиция на этой стадии… Черт побери, я не знаю. Станут ли там слушать какие-то сказочные глупости о старухах в деревне и об исчезающих невестах? Они любят факты. Украденные драгоценности. Мертвые тела… Мне бы хотелось узнать, какие результаты даст наше объявление в газете насчет Бландины. Да и помимо всего прочего, мы не потеряли фермуар. Он у меня в кармане.
Джун попробовала хлопнуть в ладоши.
— Ха! Злодею его штучки не удались! — торжествующе заявила она.
XVIII
— Аврора! Вы еще спите?
Знакомый голос возле самого уха пробудил ее, против ее желания, от глубокой дремы. Ей не хотелось просыпаться. Она сама не знала, почему ей так хочется пребывать в бессознательном состоянии. До нее доносилось пение птиц; свет, бивший ей в глаза, говорил о том, что уже утро и солнце сияет вовсю. Когда-то она любила пробуждаться в солнечное утро.
— Нет! Я не сплю, — пробормотала она.
— Молодец. Послушайте, сегодня погожий день, и мы уезжаем.
— Уезжаем?
— Я вам вчера вечером говорил.
— Да? Не помню. Нет, вы мне не говорили.
Она медленно просыпалась. Сев в постели, она увидела ставшую уже знакомой комнату и его голову на подушке.
Комнату с ее запертой дверью она должна была покинуть, раз он так говорит, но его лицо с прищуренными улыбающимися глазами, поднятыми вверх бровями и дразнящей полуулыбкой, это лицо, которое она знала наизусть, как карту любимой местности, всегда будет находиться рядом с ней на подушке. Одурманенная сном и истомой, какое-то мгновение она чувствовала себя совершенно счастливой.