Татьяна Веденская - Ежики, или Мужчины как дети
Самым сложным было сымитировать переезд. Саша действительно оказался таким, каким и казался, – то есть заботливым, надежным, обстоятельным – о, еще каким обстоятельным. Сколько раз Жанна облилась в тот день холодным потом – не перечесть, – когда Саша помогал ей укладывать багаж. Он вытаскивал из шкафов все до последней старой резинки, заставлял все это сортировать, притащил кучу картонных коробок, на которых специальным толстым маркером написал номера.
– Это еще зачем?
– Мы составим список того, где что лежит.
– Ну ты даешь, – обреченно вздохнула Жанна. Значит, придется все-таки собирать и рассортировывать все, что нажито непосильным трудом. За столько-то лет накопилось. Она-то надеялась, что отделается парой чемоданов. А как тут быть? Нет, в самом деле, дурацкая ситуация и становилась все более глупой с каждой коробкой. Мамины открытки, которые она хранила после ее смерти куда более тщательно, чем когда мамуля была жива. Старые тетради, еще с института, с записями лекций по микрохирургии глаза, анатомии, гистологии. Вещи, которые Жанна так давно не носила, что и забыла, что они у нее вообще есть.
– Ну и хлама у тебя, – только и сказал Саша, вытаскивая с антресолей откуда-то взявшийся ультрафиолетовый аппарат для лечения горла и носа. Откуда бы он? Нет, Жанна даже не помнила. Кажется, кто-то из Ёжиков приволок, а потом, когда не прошел «проверочку», должен был забрать, да так и сгинул в московской воронке. Черная дыра. У Саши, в его съемной квартире, хлама не было вовсе. Если бы Жанна не была так влюблена в него, она бы сказала, что он повернутый на чистоте педант. И кое-какой женский опыт нашептывал ей всякие пророчества на эту тему в уши. Но она оставалась глуха. Подумаешь, педант. Зато у него дома все завалено книжками – значит, умный.
– Хлама много. Может, что-то пока оставить? – робко предложила она.
– Интересно, а что хозяйка твоя на это скажет? – удивился Саша. Да, отступать было некуда. Хорошо еще, что Саше в руки не попалось никакой квитанции о квартплате или еще какой подлой бумажки, открывающей страшную правду о собственнике квартиры. Документы о собственности Жанна вообще запаковала в папку с дипломами, сертификатами, прочим медицинским мусором, а также со всякой иной дребеденью, коей у нее имелось в избытке. Красивую бумажку на квартиру она засунула между свидетельством о прослушивании курса «Постоперационная косметология» и сертификатом на скидку в каком-то сетевом магазине нижнего белья.
Они сняли квартиру в районе Куркино, который оказался не так уж и плох – по Лидиному пониманию. Хоть она и не хотела дать понять, что довольна, было видно, что красивые проспекты, полные зелени дворы и симпатичные низкорослые домики произвели на нее благоприятное впечатление.
– Значит, ничего? – уточнил Светлов-старший, который, собственно, и занимался поисками. Так что и отвечать было ему.
– Ну, смотря с чем сравнивать, – все же не удержалась Лида. – Дундук, ты же знаешь, у меня жемчуг мелок.
– А мне кажется, ты, Лида, больше придуриваешься, – отважилась и сказала Жанна, стоя на чужой, кстати, довольно большой и хорошо исполненной кухне. Они сняли трехкомнатную квартиру, вполне новую, только после ремонта. Одна комната – самая большая – отводилась под Светлова и Лиду. Еще одна – под Жанну и Дунду… то есть Александра Евгеньевича. Последняя – для Маши, симпатичной, немного погруженной в себя худенькой девочки с плюшевым медведем в руках.
– Как ты поживаешь? А как зовут твоего мишку? А с кем ты еще дружишь? – попыталась поддержать разговор Жанна, но Маша только грустно на нее посмотрела и вздохнула.
– Раньше я с папой дружила. У маминых подруг детей нет, а за забор меня не пускали.
– Понятно, – удивилась Жанна. Пусть только по рассказам, но Жанна примерно представляла себе то место, в котором выросла эта Маша. Тенистые аллеи, пруды или, вернее, «французские озера». Большой дом, личная няня. Как же так, почему девочка смотрит на мир темными грустными глазами?
– А хочешь, я отведу тебя на детскую площадку?
– Не-а, – отказалась та.
– Но почему?
– На ней детей почти не бывает. Все дома, – заверила ее Машенька.
– Уверена? А пойдем посмотрим, – настояла Жанна и взяла ребенка за руку. Девчушка робко посмотрела на мать. Лида только пожала плечами, наливая в широкий бокал бренди.
– Охота – идите. Жанна, только ты мне скажи, что-то надо делать Пашке?
– Нет, я укол сделала и завтра сделаю, перед уходом на смену.
– А зарядку?
– Зарядку можно, – кивнула Жанна. – Я попозже его разомну.
– Вот и славно. А выпить не хочешь?
– Выпить? – удивилась Жанна. Лида определенно много пила. Это было объяснимо, но все же врач думала, что со спиртным, особенно с таким крепким, надо быть поосторожнее – могут ведь быть и проблемы. На Лиде ведь теперь висело все. Сделка по дому прошла благополучно, а это значило, что можно уже начинать готовиться к Германии. Да, Лида шла до конца, и уже было написано письмо, и получен ответ из немецкой частной клиники, в которой имелись оборудование и специалисты, занимающиеся проблемами посттравматических синдромов: параличами, болезнями двигательного аппарата.
– Это же страшные деньги! – только и смогла ахнуть Жанна, когда увидела счета. Нет, не то чтобы она подсмотрела что-то или влезла не в свое дело. Они жили, как мечта Советского Союза – настоящая коммуна, где все общее, за исключением разве что женских стонов по ночам и жарких объятий в одной комнате и тихих слез, и, возможно, бутылки бренди в комнате другой. В остальном – они вместе завтракали, по очереди отводили Машу в детский садик неподалеку, не особенно престижный, но в котором у нее все же появилась подружка. Они закупали продукты по просьбе друг друга, а Лида с Жанной в итоге даже привыкли друг к другу настолько, что стали потреблять совместно кремы и лосьоны.
– А чего тут разводить сантименты. Мажься и не бери в голову, – сказала Лида, махнув в сторону батареи ее баночек-скляночек. Таких, к которым Жанна даже не подходила в магазинах. Да что там, она и в магазины-то такие, где это продается, не ходила. Смешение жанров, слияние нескольких социальных слоев в едином пространстве, центром которого был, конечно же, Павел Светлов. Он лежал в незнакомой комнате, слушая тишину, которая, как обещали врачи, могла оказаться все-таки делом поправимым с помощью слухового аппарата и некоторого усилия с его стороны. А пока тишина все еще звенела единственным звуком пустоты, он лежал и думал о том счастливом миге, когда он встанет и пойдет и выбьет у Лемешева сначала все зубы, за то, что тот, подлец конченый, забрал все деньги – чужие, а не свои, у женщины с ребенком, жены его друга. Ну, ладно, какого там друга, но ведь коллеги! Ведь вместе на все вечеринки, любовницы даже одни и те же!
