Обновление статуса - Аннабет Альберт
Ему потребовалась секунда, чтобы распознать звук голоса своей мамы. Её каблуки громко стучали по асфальту, пока она быстро сокращался дистанцию между ними двумя. Чёрт.
Прямо за ним стояла её машина.
— Что ты делаешь?
— Выгуливаю своего пса, мама.
— Вы с Ноа поругались? — она подошла ближе и коснулась его руки. — Он оставил тебя здесь?
Наступил момент полного унижения, которого Эдриан так сильно старался избежать месяц назад, и на удивление это было не так больно, как он боялся. Даже не вклинилось в сырую боль после ссоры с Ноа.
Эдриан так переживал из-за того, чтобы не разочаровать свою семью, что у него на самом деле не было плана на тот случай, если он разочарует себя.
— Не воспринимай это как что-то плохое, но я действительно не хочу сейчас разговаривать. И я, правда… правда, не смогу вынести лекцию.
— Лекцию? — его мама нажала кнопку, чтобы открыть свою машину, а затем царским жестом пригласила Эдриана сесть. — Я не читаю лекции. Я просто выяснила, что твой выбор…
— На самом деле не поддаётся обсуждению.
Эдриан удивил сам себя тем, что выпрямился и говорил более твёрдым голосом, чем обычно, когда разговаривал с ней. Он любил её, но они на несколько лет опоздали с построением границ. Проведя время с Ноа, парень увидел, как ему невероятно повезло, что у него есть его семья и их поддержка, но сейчас был один из тех моментов, когда поддержка казалась эластичным бинтом, медленно отрезающим путь крови к израненному сердцу.
Эдриан наклонился и поцеловал её в щёку.
— Я люблю тебя. И я завтра приду на рождественский ужин, но сегодня мне нужно побыть одному.
— Что? Ты собираешься в отель? Как ты туда доберёшься? — голос мамы драматично повысился, с нервной ноткой, которая была у них обоих, но она была королевой использования своего тона так, чтобы Эдриан изменил своё мнение. — Разрешишь мне отвезти тебя обратно ко мне домой? Ты можешь занять себе всю гостевую комнату — кузина Бернис не приедет до завтра, и мы просто скажем ей, что твоя… договорённость отменилась. Утопай в своей сердечной боли, если должен, но будь разумен.
«Должен».
— Мама. Я не поступаю неразумно.
— Я знаю, — печально улыбнулась она, коснувшись его щеки. — На самом деле ты хочешь сказать, что хочешь свободы, чтобы напиться и принять сомнительные решения насчёт боди — арта.
Он рассмеялся, горьким, отрывистым смехом.
— Ты хорошо меня знаешь.
— Да. Знаю. Ты хотя бы дашь мне подвезти тебя до отеля рядом с моим домом? Там дружелюбны к животным, дядя Мерв и тётя Шер останавливались там с пуделями в прошлом году.
Он хотел заупрямиться и настоять на том, чтобы самому найти дорогу на свою собственную чёртову вечеринку жалости, но именно необъяснимый страх попросить её о какой-либо помощи привёл его к этому беспорядку.
— Никаких лекций. Даже ни намёка. Я серьёзно.
— Ты говоришь, что я не могу доставать тебя гоголь-моголем и говорить о милом клерке из твоего офиса? О том, кто никогда никого не бросил бы?
Его мама произнесла редкую шутку, и он не смог не рассмеяться.
— Нет, нет, не можешь.
— Дорогой, моя малышка сегодня родила ребёнка, я скучаю по праздничным сборищам Споновитчей, где надеялась затащить в уголок под омелу симпатичного рекламщика, на которого положила глаз. А количество гостей на завтрашний ужин колеблется каждый час. Я сейчас в чрезмерно эмоциональном беспорядке, но, думаю, что справлюсь с молчаливой поездкой.
— Не обязательно, чтобы была полная тишина, — предложил он, садясь в машину. — Ты можешь рассказать мне, как давно знаешь второе имя Ноэль.
Он подождал, пока они подъедут к отелю — приятная глупая беседа о ребёнке закончилась, чтобы задать вопрос, которые беспокоил его двадцать минут.
— Ты заполучила этого рекламщика, который тебя заинтересовал?
— Не говори так шокировано. Ты знаешь, что я с ним встречаюсь.
— Почему ты никогда не выходила замуж снова, когда папа женился?
Ох, он очень пожалеет о том, что спросил это; но они с мамой были похожи не только слишком драматичными голосами и выгнутыми дугой бровями, но и тем, что имели склонность выбирать недоступных мужчин или, по крайней мере, из другого города.
— Ох, Эдриан, — устало произнесла она, но не в стиле ох-Эдриан-что-ты-натворил-на-этот-раз. — Я не знаю. На самом деле, по дюжинам причин. Полагаю, мне просто слишком нравиться быть самой по себе.
— Ага.
— Честно, иногда легче не пытаться, знаешь? Ты не проиграешь, если не будешь пробовать. А я не хочу снова проиграть.
Женщина потёрла переносицу, на которой обычно сидели её очки для чтения, когда она переживала о публичных событиях. Она отвела взгляд, будто тут же пожалела о редкой откровенности.
— Я понимаю.
О боже, понимал ли он? Страдания поглотили все его чувства. Страдания, которых Эдриан думал избежать, встречаясь с парнями на расстоянии и придерживаясь обычной дружбы. Как же он ошибался. Геймер боялся полностью раскрыться кому-то, глубоко внутри думая, что это из-за того, что брак его родителей развалился, и он тоже пострадает. Парень накинулся на Ноа за то, что тот прятался, но правда состояла в том, что тоже самое делал и он.
Прятался за отношениями, в которых не требовалось вся его сущность, где от него не просили большего, чем молодой человек был согласен дать.
— Не все проживают свои жизни так же… бесстрашно, как ты. Помни это, — тихо сказала мама, когда Эдриан выходил из машины.
— Да.
Его горло сжалось. Он был не таким смелым, как она считала.
Эдриан увидел проблеск чего-то настоящего и ценного вместе с Ноа — шанс на то, что у них может быть семья, совместная жизнь, и впервые хотел оттолкнуть все свои страхи и неуверенность, и просто ухватиться за этот шанс. Но теперь всё было потеряно, и он остался с полной уверенностью, что любовь действительно ранит. Отдать всё и получить отказ было намного хуже, чем сдерживать всё внутри. Только сейчас вопрос был в том, будет ли Ноа достаточно смел, чтобы пойти за будущим, которого заслуживал, или вернётся к обычному существованию.
* * *
Когда Ноа был моложе, он закрывался от споров родителей, забираясь в кровать и натягивая на голову покрывало. Иногда Рут делала им палатку из одеял, и они прижимались друг к другу, прячась от пугающего взрослого мира. Теперь археолог был взрослым мужчиной и не мог валяться в кровати как какая-то дева викторианских времён с разбитым сердцем.
Он доехал до Лэндвью в состоянии, похожем на бегство от Рождества, справившись с семичасовой поездкой
