Прощай, предатель! - Гайдэ
Молча кручу у виска пальцем и врубаю электробритву. Но под монотонное жужжание прибора что-то внутри так и свербит, не давая выкинуть шутовской совет друга из головы.
Плохишев философски пожимает плечами и всë то время, пока я бреюсь, лениво убивает время в своем телефоне. То ли новости просматривает, то ли биржевые сводки. А может, в соцсетях зависает — это дело он любит гораздо больше, чем я.
— Опаньки! — слышу сквозь электрическое жужжание его голос. — Князь, мне тут странное сообщение прислали. Хм, прикольно. Из психодиспансера пишут, прикинь? Надо разобраться, что за дела.
— А я тут при чем? — раздраженно выключаю электробритву и с шумным фырканьем умываюсь, не заботясь о брызгах, летящих во все стороны. — Тебе прислали, ты со своей психушкой и разбирайся.
Плохишев предусмотрительно отступает подальше.
— Так тут о тебе речь. Дежурный из бригады неотложной психиатрической помощи до тебя не дозвонился, и ему кто-то мой номер дал. Жалуется, что какой-то Вениамин Павлович вне зоны доступа из-за поездки... и сообщает мне тут, что твое согласие и присутствие требуется, чтобы выпустить из психушки под твою ответственность близкую родственницу...
— Не понял, — хмуро разворачиваюсь к нему. — Какую еще родственницу из психушки?
Плохишев с недоуменным смешком поясняет:
— Они пишут, что это твоя маман, Князев. И утверждают, что только сегодня утром она угрожала твоим домочадцам... топором.
— Блядь, Марат... — рычу я, выхватывая у него из рук телефон, — это что, твоя очередная тупая шутка?
— Слушай, это, конечно, дико смешно, но нет, — хрюкает тот, по обыкновению откровенно потешаясь. — Это не шутка. Ну или, как минимум, точно не моя, так что не надо на меня так злобно смотреть.
Я его не слушаю, читаю сообщение в мессенджере и вижу там именно то, что он сказал. И это настолько странно и бредово, что в голове не укладывается.
— Хуйня какая-то. Надо матери напрямую набрать, — возвращаю девайс Плохишеву и широкими шагами направляюсь обратно в кабинет.
Мой телефон стоит на зарядке. Крошечный зелёный огонек над экраном горит ровно, сигнализируя об обожравшемся энергией аккумуляторе, а на верхней панели горит значок тихого режима.
Опять, что ли случайно с похмелья беззвучку врубил? Не помню. По ходу прав Плохишев... пора завязывать слишком тесную дружбу с коньяком.
Я нетерпеливо хватаю телефон и вижу кучу уведомлений о пропущенных звонках и сообщениях. Вряд ли это Дашка, конечно, как бы мне ни хотелось обратного. Она слишком на меня злится с самого утра, чтобы первой проявлять инициативу...
Но всë-таки это именно она.
Звонила... и не дозвонилась. Три часа назад. Пока я заливал проблемы коньяком. А потом отправила мне еще и сообщение вдогонку.
Медленно открываю его с каким-то тяжелым, мерзким и непонятно-обреченным... с-сука, да почему же обреченным, чтоб его?!.. предчувствием...
♂️Глава 39. Князь. Твою мать!
«Не смогла до тебя дозвониться, — сухо пишет в своем длинном сообщении моя жена. — Надеюсь, прочитаешь это раньше, чем твоя мать доведет меня до ручки. Она решила навязать мне психиатрическую помощь и вызвала ее прямо к нам в квартиру. Хочет выставить меня неадекватной и отправить в какую-то лечебницу. А может, и родительских прав лишить! Я уже не знаю, что и думать. Но зато теперь я точно уверена, что не хочу больше находиться в одном доме ни с тобой, ни с ней! Да и вмешиваться в вашу токсичную идиллию не хочу, разбирайтесь между собой сами. А мы с Васей с сегодняшнего дня лучше поживем отдельно. И пожалуйста, не беспокой меня, пока я сама с тобой не свяжусь насчет развода!»
Холодный липкий страх парализует способность думать похлеще коньяка. Он приходит даже раньше, чем я осознаю смысл Дашкиного послания. И только предостерегающий треск телефонного корпуса в моей судорожно сжатой руке приводит в чувство.
Швыряю телефон на стол, пока не сломал его сгоряча, и впечатываю кулак в стену. Костяшки обжигает резкая боль.
— Твою мать... — сиплю на выдохе. Этот жалкий стон ничуть помогает выплеснуть отраву мучительного самоедства, и я с хриплым рыком снова бью стену. — Твою мать!!!
— Если будешь так беситься и вопить, то рискуешь присоединиться в психушке к маман, когда поедешь ее вызволять, — комментирует Плохишев, который успел незаметно просочиться за мной в кабинет. — Они там очень не любят, когда кто-то со стенами дерется.
— Заткнись! — я тяжело дышу, стараясь взять себя в руки, потом снова берусь за пострадавший телефон. На экране расползается тонкая сеточка трещин. — Позвоню Дашке... надо успокоить ее... остановить... блядь, блядь... блядь!!!
Сенсорный экран ни хрена не реагирует на прикосновение пальцев, и это выбешивает еще сильнее.
— А как же маман? — любопытствует друг. — Ей вряд ли по вкусу в психушке торчать.
— А мне сейчас похуй, что ей по вкусу, а что нет. От меня Дашка уходит сегодня из-за неё! Без документов! — рычу я, безуспешно сражаясь с нерабочим экраном, и разворачиваюсь к Плохишеву. — Телефон свой дай, быстро!
— Владан Романович, — оживает динамик переговорного устройства на столе холодным звучным голосом Ирины Петровны. — Вас тут в приемной ожидает особа... гм... ваша подруга Маританна. Говорит, по срочному делу. Впустить?
— Нет, —
