Немного о потерянном времени - Дора Шабанн

У меня все вот это вот счастье тоже есть.

Пусть пока скромное, но оно есть.

Мое. Невероятное. Невозможное.

Лада с Лизой прекрасно впишутся в компанию моих самых близких, я думаю.

Ну, если мама поможет. А она поможет, это же мама.

— Русик, милый, ты с Ладой там не жести и не спеши, хорошо? — матушка ухватила меня за рукав уже на выходе.

Смотрит с легкой улыбкой, но требовательно, как в детстве, когда я чего-то очень хотел получить и бывает, ломал по неосторожности.

— Я понимаю, мам. Не волнуйся, я не буду спешить. У нас теперь есть все время мира. Она уже моя.

Крепко обнимаю и целую в макушку женщину, что подарила мне настоящую жизнь, полную красок, эмоций, смысла.

Мама всегда все понимает. И знает.

В очередной раз в этом убедился, когда привез из больницы паникующую Ладу с дочерью на дачу. Как и предсказывала моя многомудрая родительница, Лизе все понравилось сразу: и люди, и обстановка, и место. А вот Лада сначала впала в ступор, а после упорно старалась слиться с тенями.

Урода Бенедикта удавить хотелось нестерпимо, но отец был категоричен:

— Грохнешь это дерьмо, так, мало того, что запачкаешься, так еще и отвечать будешь, как за человека.

Не знаю, может, все же с Степаном Тимофеевичем, не к ночи он будь помянут, перетереть? Хотя Ник на прогулке у озера вскользь заметил:

— Мутный мужик. Бате всякий бред втирал, а мать будто бы с собой забрать хотел.

Да нет, он ее, походу, просто хотел, и это проблема.

Не наша, а отца. Но мы тоже проследим, бл*.

— Ну, тут ты перегнул, пожалуй. Но в целом тип он не самый приятный.

— Я его, конечно, угостил там, — с хитрой усмешкой добавляет младший, — кое-что из запасов Айкиного отца у меня случайно завалялось. Вон его сколько времени нет? Вот бы и дальше так было.

Хорошо бы, но не с нашим счастьем ёпрст.

Как я и надеялся, мама сразу взялась за адаптацию Лады и к вечеру так в этом преуспела, что любимая после душа упала и уснула. Ни новое место, ни куча народа кругом ее не смутили.

Вот это я понимаю, мать моя — волшебница. И свежий воздух, да.

То, что я как в воду глядел про наше счастье, стало ясно в субботу в районе обеда, когда это невъе*ное сокровище объявилось у нас на даче.

Видимо, в этот раз у Ника ничего случайно нигде не завалялось, поэтому свалить решил он сам. Сделал все красиво — прикрылся Лизой.

Идеальный сука ребенок.

Женщины умилялись, батя посматривал хитр о.

А я прихватил Ладу и от греха, и вероятных разборок унес. Если есть время и возможность потискать любимую — надо пользоваться.

Заметил, как отец пригласил друга размяться слегка на нашей тренировочной площадке, прикинул, что времени должно хватить и утянул Ладу в душ.

Громко возмущаться малышка себе позволить не могла, поэтому только округляла глазки, а когда все же решила хоть шепотом выразить свое негодование, я начал ее целовать. Так, как всегда мечтал, как безумно хотел. Так, как теперь мог себе позволить.

Ни льющаяся сверху вода, ни маленькая душевая кабина не могли мне помешать. Потому что держаться сил больше не было.

Она моя.

Я это ей покажу. Докажу.

Всеми способами, что мне известны.

И начну, пожалуй, прямо сейчас.

Руки, скользившие по нежному, теплому телу, покалывало и, кажется, они слегка подрагивали. От сладости ее кожи я натурально захлебывался слюной.

В башке взрывались фейерверки ожидания и предвкушения, когда она стала осторожно гладить меня ладошками по плечам и груди. А когда ручки ее ласковые неспешно двинулись ниже, задышал так, будто километров десять дал без подготовки и в полной выкладке. По бездорожью.

Понял, еще немного и сдохну.

Или опозорюсь, да так, что сдохнуть было бы предпочтительней.

План по приручению пришлось срочно менять.

Что сказать?

Абсолютно никакого ущемления мужественности я не ощутил, стоя на коленях перед своей любимой, нагой, горячей, влажной и содрогающейся от удовольствия женщиной.

Один восторг.

И стрижку короткую больше делать не буду, потому что, когда Лада вцепилась пальцами в мои влажные от воды пряди и резко притянула ближе к себе, я чуть от восторга не ослеп.

А когда она опустилась ко мне и на меня, то тут искры из глаз посыпались хлеще, чем тогда, когда я прикладом АК со всей дури по затылку словил.

Жар и влажность. Восторг, от которого закладывало уши и перехватывало дыхание.

Стоны и всхлипы, поцелуи и укусы — все это смешалось в одном безумном порыве. В урагане, который подхватил нас, вцепившихся друг в друга до судороги в пальцах, так что не разделить. Приподнял, закружил и со всей силы приложил таким разрывающим удовольствием, что малышка чуть не прокусила мне плечо.

А меня, возможно, услышали в соседнем поселке.

Да и хрен с ними. Пусть удавятся от зависти.

Из душа вынес теперь уже совершенно точно свое сокровище на руках. Устроил на кровати, закутал в плед и оставил подремать.

А сам решил выловить все же этого мутного товарища, раз уж так совпало.

Но слишком уж я расслабился поэтому, по своей традиции, встрял.

Я стоял у бокового выхода, и они меня не видели. А мне и не нужно.

Я их хорошо слышал, бл*.

— Ланс, ты зря так упираешься. Тут вопрос на пару дней, максимум. Просто не мешай. Я сам.

— Степ, вали давай туда, откуда пришел со своими бредовыми идеями.

— Нормальные идеи. Поймешь, что она такая же, сможешь отлипнуть. Оглянешься, найдешь помоложе, устроишь свою жизнь получше.

— Еще слово в этом духе, и я решу, что Ланские тебе платят.

Тишина такая нехорошая. А потом жахнуло:

— Ну, не так чтобы платят, — смех, и очень нервный, я бы сказал.

Батя выразительно присвистнул.

— О, как. Что, услуга за услугу?

Некоторое время тишина, а потом негромкое:

— Обещали помочь с лицензией, с рекомендациями и клиентами здесь.

— Ты осел. Я тебе прямо скажу — если не Марго, то никто.

Пиз*ц.

Степан Тимофеевич со мной согласен:

— Херня. Только ты вздохнешь свободно, тут же почувствуешь весь кайф, которого сам себя лишил.

— А ты? Чего не дышишь свободно? С первого раза посыл не понял? Чего ты к нам таскаешься, а? — и голос у отца такой, ледяной. Колючий.

И вздох ответный тяжелый:

— А не отпускает. Морок. Тянет сука. Только рядом с ней дышу, греюсь. Всех этих мужиков, что вокруг нее на работе снуют, понимаю, но удавить все равно хочется. Проректор, преподы, студенты — один хрен.

Вот это поворот. Это он за несколько дней там в Универе обстановку оценил? И выводы-то какие, интересные.

Батя, видать, переварил быстрее, чем я.

Реагирует в своем стиле:

— Ты не охренел ли, друг мой?

И тишина.

Ну, может, на этом уж и разойдутся? Степану Тимофеевичу самое время домой отчалить. Навсегда.

Но, что я там про счастье думал?

Вот оно.

Второй раз в одну воронку прям.

Было хреново? Сейчас еще прилетит, чую.

— Знаю, дерьмо — отговорка, но сука дышу только её запахом. Прикинь, был вчера в ТЦ каком-то, так пожрать купить заскочил. Шел спокойно себе и как будто с ноги под дых — ею пахнет. Бл*, пока нашел откуда, чуть не спятил. Точно безумный там шарахался, как еще охрана не загребла?

— И что? — отец шипит.

А я вспоминаю, словно бы кадры семейной хроники. Все эти годы и сотни случаев, когда он обнимал мать и прятал лицо в ее кудрях на макушке.

— Ничего. Купил. Подушку облил, — голос окреп, в конце даже хмыкнул.

Ну, батя, жги!

— Степ, ты у нас последний раз сегодня. Тебе спецу бы показаться. На навязчивое состояние похоже.

Хохот. Такой — от души.

— На себя посмотри: как быстро ты на нее запал? Сразу, поди? И ничего, в дурку сдаваться не пошел, наоборот — усугубил свое положение. Ты живешь с наркотиком. Почему ты можешь, а я нет?

— Потому что она моя. Понял? Я ее не отдам. Пошел ты. Я уже говорил: «Не доставайся же ты никому» не прокатит? Если вдруг, что с Марго случится, то я нах* тряхну стариной. Сначала всех причастных положу. Лично. А потом уйду.

— Куда бл*?

— За ней.

Я охреневаю. Вероятно, не в одиночестве.

А отец спокойно продолжает:

— Пойми, Степ, мне без неё не жить. Пробовал, протянул с трудом. Больше не буду. Зачем?

— А дети?

— Они справятся. Рус Ника не бросит.

Да ну еб же вашу хм-м-м. Это что еще за сценарий бл*?

Нет, ясен день, Ника не брошу, но на хрен такой