Все пышечки делают ЭТО - Инга Максимовская
– Варь, ну можно я с тобой? Я тихонечко в сторонке постою, – проныла Полинка. Чего это с ней?
– Знаю я твое тихонечко. Потом от больницы останется котлован-воронка. – Неспокойно мне, – хныкнула Полинка. – Вот прямо в пузе вот тут будто что-то зудит.
– Поль, прекращай, а. Давно ты в Ванги подвизалась? – хмыкнула я, и накинула на плечи любимый кардиган. – А потом. Обычно у тебя другое место зудит от предчувствий. То, на которое ты постоянно нам находишь приключений.
– Это место у меня огнем горит, – фыркнула подруга моя любимая, которой я еще, кстати, не простила предательства. – Ладно. Ты права. Просто перестраховываюсь. Вали в свою больницу, и это, игру купи какую нибудь на обратном пути.
– А вот это вы вполне в состоянии с Кирой сделать, – я морщусь. Не потому что мне лень зайти в магазин, и не от того, что нервничаю или сержусь. Просто… Просто гормоны, от которых у меня противно переворачивается в груди какая-то проржавевшая шестеренка.
Я выхожу на улицу, почти успокоившись. Солнышко заливает старый уютный двор. Таких давно нет в том городе, из которого я позорно сбежала от своей судьбы. Сарайчики, песочница в центре, деревья искривленные долгой жизнью. Все дышит какой-то стариной. Словно я провалилась в дыру временную, и сейчас выйду из арки, а там стоит тележка с мороженым и голуби летят белые над головой.
Дура, Полька. Вечно сама загоняется, и меня нервирует.
Я медленно пересекаю двор. Выхожу на улицу, по которой прогуливаются редкие прохожие. Оглядываюсь по сторонам. Пастораль. Спокойно. Но у меня от чего-то чувство, что это все затишье перед разрушительной бурей. И виски начинают ныть. Иду по тротуару к пешеходному переходу. Можно было бы перебежать и прямо тут дорогу. Машин нет почти. Но я, поборов лень все же иду к зебре, на ходу жалея, что надела кардиган. Сегодня жарко. И ноги явно отекли, еле их переставляю, будто гири привязаны. Делаю шаг на дорогу, предварительно посмотрев по сторонам.
Я даже не сразу понимаю, что происходит. Просто глохну от грохота, раздающегося совсем рядом. И боли не чувствую. Просто понимаю, что небо с землей местами меняются. А воздух весь исчезает. Точнее нет, исчезаю я. Растворяюсь в пространстве залитой солнцем улицы. И словно со стороны слышу как кто-то кричит. И Польку вижу. Глядящую на меня от чего-то сверху. Она смешная. Глаза вылупила, рот открыт… Она…
– Варька, Вареник. Мать вашу. Вот как знала. Не успела я. Не успела. Пошла затобой и… Дураааа. Скорую зовите. Скорую, – прорывается в мой мозг, словно сквозь толщу воды истеричный крик моей любимой подруги. – Кто нибудь запомнил номер этого чертова мотоцикла? Кто-нибудь…
Закрываю глаза. Пытаюсь уплыть. Но… Мысль, разгорающаяся в сознании заставляет меня задохнуться от лютого, душераздирающего ужаса. И я хочу обнять свой живот, но руки не слушаются.
– Поля, пусть его спасут. Пусть. Умоляю, – хриплю я, собрав последние силы. Цепляюсь сознанием за реальность. Я хочу знать. Я должна знать.
Чьи то руки перекладывают меня с земли на носилки. И голоса теперь деловитые. Меня в предплечье жалит игла, светят фонариком в глаза.
– Все в порядке. Пока только ушибы. Сотрясение, по всей вероятности. Девушка, вы видели, кто вас сбил? Может быть имеете представление? Очевидцы говорят, что это был не случайный наезд. Вас специально ждали.
– Я беременна. Ребенок, – шепчу, помертвевшими губами. Фельдшер отводит глаза.
– Понятно. Ольга, сообщай в полицию. Везем девушку в пятую. Там есть гинекология.
– Он еще там? Он…
Медик молчит. Я сжимаю руку сидящей рядом, раскачивающейся, словно маятник Польки.
Лавр Яров
– Где твоя дочь? – я смотрю на Бульдога, вальяжно развалившегося в кресле. В моем кресле, в моем доме, с моим стаканом виски в руке.
– Уехала. У нее теперь новая игрушка. Я против, конечно. В ее положении, да перед свадьбой раскатывать по трассам на мощном мотоцикле так себе идея, как по мне. Но Лиса говорит, что это ее успокаивает. Хотя, успокаивать ее ты должен, дорогой мой зять, – глаза Бульдога становятся похожи на два стальных клинка. – А зачем тебе Алиска. Не стоит тебе невесту видеть до свадьбы. Дурная примета. Говорят, что можно потерять все, если ее не соблюсти. Все, Лавр: деньги, положение, возможности безгарничные. Ну, кроме небольшой мелочи, типа жизни. Но ты же не дурак, Лавруша. Зачем тебе что-то менять в своей налаженной судьбе?
– Ты поэтому по мою душу прислал безопасников? – ухмыляюсь я. Виски глотаю, как воду. Но страха нет. Я давно не боюсь терять то, что для сидящего напротив меня бандита ценнее всего в жизни. Он даже дочь так не любит как деньги и власть. Ему плевать. Главное отобрать, растоптать, сломать меня. Это его самоцель. – Арсений, знаешь, что я тебе скажу…?
– Я дома, – несется из холла капризный голосок Алисы. Я медленно поднимаюсь с насиженного места, иду навстречу женщине, которую не люблю, чтобы сказать ей об этом. Разорвать наконец этот ведьмин круг.
– Подавись ты, – скалюсь, обернувшись к моему несостоявшемуся тестю. – Свадьбы не будет.
Алиска сидит на диване, скрестив длинные ноги. Рядом валяется мотоциклетный шлем, дорогой, непроглядно черный.
– Здравствуй, дорогой, – она улыбается одними губами, и у меня сердце в груди делает странный кувырок. Болезненный, будто игла впивается. – Слушай, как думаешь, фату же наверное не стоит мне надевать? Я решила просто диадему и волосы не стану прибирать. Что-то нужно типа хвоста высокого.
– Ты где была? – хриплю я. Глаза Лиски блестят каким то безумием. Пустые, ледяные, как у куклы.
– Каталась. Нельзя? Ты и так у меня отнял все радости жизни. Но у нас скоро свадьба, и я готова мириться с лишениями, – улыбается чертова кукла.
– Лиса, послушай. Я приехал специально, чтобы скказать тебе, что я разрываю помолвку. Свадьбы не будет. Ребенка я не оставлю, даже если он не мой. Послушай, я люблю другую женщину. У нас с ней уже есть дочь. И скоро… Послушай, она беременна от меня. Я не…
– То есть мой ребенок тебе не так интересен, как выродки от толстой суки? – приподнимает бровь Алиска. Она спокойна видимо, но в ее голосе я слышу сталь.
– Лиса, послушай…
– Знаешь, Яров, когда мой отец решил тебя уничтожить, я ему помешала. Ну влюбилась я в тебя. После той ночи у Рябова, помнишь? Я проснулась с тобой в одной постели и поклялась, что