Три желания для рыбки (СИ) - Май Лаванда
— Думаешь… — с сомнением начала Диана.
— Знаю, — прервала я её. — Я ходила к нему в квартиру с тем самым рюкзаком. И Глеб знал про методичку, над которой я работаю. Так уж вышло, что изначально мы нормально общались, и тема учёбы у нас тоже в общем меню по разговорам была.
— Вот гнида, — поддержала меня подруга.
— Узнаю Пожарского, — продолжаю, — это его стиль. Просто так такое сообщение он бы мне не написал.
Я снова умалчиваю перед Князевым и Ажиновой о причине пропажи флеш-накопителя. Они смотрят на меня со смесью ужаса и сочувствия на лице. Особенно Михаил. Даже Хомяков на секунду отвлёкся от своей депрессии и мельком глянул на меня. Мы все теперь понимаем, что мне конец. Без этой методички Екатерина Николаевна не примет у меня экзамен. Эта жёсткая угрюмая женщина с неряшливым пучком на голове сразу заявила, что без методичек нам на её экзамене делать нечего.
И она не обманула. Я намеренно пошла пошла одной из первых, чтобы скорей покончить с этим. Преподавательница уже наготове со своим рабочим ноутбуком, и следит за мной цепким взглядом. Тяну билет и одновременно с этим говорю:
— Я знаю, как это звучит, но я потеряла флешку с методичкой. У меня её украли.
— Не ожидала от вас, Лина, — лицо Екатерины Николаевны сразу сделалось холодным, а голос приобрёл ироничные нотки. — Большая часть баллов даётся именно за методичку. Я ведь предупреждала.
— Я отвечу на столько билетов, насколько надо, чтобы получить хорошую оценку. Хоть на все могу!
— Может ещё и местами поменяемся? — иронизирует женщина. — Вы сядете и будете принимать экзамен вместо меня, выдумывая свои правила, а я пойду домой. В деканате буду потом рассказывать, что рабочее место у меня украли, и я не при чём.
— Но…
Но Екатерина Николаевна слишком принципиальна. Какая ей разница знает студентка весь материал или нет? Главное, что её требование проигнорировано, что абсолютно недопустимо!
— Покиньте аудиторию, Беляева, — убивает она меня словами. — Пересдача завтра. Либо приходите с методичкой, либо экзамен снова будет не сдан.
Так я с позором и гулко бьющимся сердцем оказалась в коридоре. В глазах слёзы, руки дрожат, а на душе так плохо от чувства безысходности и отчаяния, что хочется просто пасть на колени и разреветься маленькой девочкой.
Ну почему он так поступает со мной? Да, не смогла любить, но разве это такое преступление? Неужели моё раскаяние и попытки быть доброжелательной ничего не стоят? Неужели я заслужила такой откровенной злобы в свой адрес?
Я ведь Глеба и жалела ещё, выгораживала перед Михаилом, чтобы только не подставить и не спровоцировать дополнительный конфликт. Только бы без махания кулаками и прочего. А в ответ что? Вот это всё дерьмо, что льётся на меня уже который день, неделю.
Могу ли я бесконечно оправдывать всё его личными и семейными проблемами? Я тоже могу злиться и обижаться, и мне есть за что. Меня никто не пожалеет?
Только Михаил, друзья. А Пожарский никогда.
Глава 46. Пасмурное время
Михаил
Что-то загрустили все. Первым начал Антон, и как раз ровно после зачёта по философии.
— Всё настолько плохо? Что она ответила тебе? — спросил я у него в тот же день, когда мы вдвоём стояли в очереди в гардеробную.
Но Хомяков явно был намерен игнорировать меня, не обращая на мои вопросы никакого внимания. Просто стоял столбом, угрюмо глядя сквозь толпу. Я приблизился и хотел ухватить Антона за полы клетчатой рубашки, но тому удалось выскользнуть.
— Это уже не имеет никакого значения, — только и сказал он.
Больше эта тема не поднималась. Прошла неделя, уже наступил новый понедельник, а Хомяков так и не засиял вновь своей широкой улыбкой. Малообщителен, задумчив, пассивен. Остальные одногруппники тоже удивлены новым поведением нашего друга, но им он, конечно, тоже ничего не говорит.
Теперь ещё и Лина пришла сама не своя. Она пытается улыбаться и делать вид, что всё нормально, но в какой-то момент сдаётся и перестаёт воспроизводить свою не очень-то и качественную актёрскую игру. Лицо сделалось почти таким же несчастным, как у Хомякова все последние дни. Заразно это что ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Случилось это в тот момент, когда мы все уже расселись в аудитории в ожидании звонка на пару, во время которой у нас будет сдача самого последнего экзамена.
— Всё нормально? — наклоняюсь к ней и шепотом задаю беспокоящий меня вопрос, не выдерживая неопределённости.
— Нет, — отвечает, глядя на преподавательницу, Екатерину Николаевну, что раскладывает билеты на своём столе. — Я потеряла флешку, где хранилась моя экзаменационная работа.
— Как? — включилась в наш разговор Людмила.
— А вот так, — с горечью отвечает моя девушка.
— Не хочу нагнетать, но тебе крышка, подруга, — с ошарашенным видом заключает Ажинова.
Я и сам удивлён. Лина слишком ответственна для того, чтобы допускать подобные казусы. Так проколоться на самом последнем экзамене? Да ещё и у Екатерины Николаевны…
Звенит звонок, и Беляева сразу словно окаменела рядом со мной, обратившись в неподвижную статую. Чувствую себя просто отвратительно, не имея возможности как-то помочь ей, сделать хоть что-нибудь, что могло бы спасти ситуацию.
Она идёт к преподавательскому столу одна из первых, а вскоре покидает аудиторию, гонимая самой строгой и принципиальной преподавательницей, что мы видели. Как можно незаметней беру телефон и набираю сообщение:
— «Сейчас Маша сдаёт, я сразу после неё пойду. Дождись меня, ладно?»
— «Хорошо, я подожду, Мих», — сразу приходит ответ от Лины.
Вскоре, получив заслуженную пятёрку, выхожу в коридор и вижу свою девушку прямо на скамье напротив аудитории. Она поднимает на меня свои несчастные глаза, и мою грудь сжимает так, словно случилось что-то непоправимое.
— Думал, ты в буфете, — сажусь рядом с ней.
— Что-то аппетита нет совсем. Пересдача завтра. Мне не добыть флэшку, Мих, — говорит дрожащим голосом.
— Давай вместе подумаем, где она может быть, — стараюсь успокоить.
— Думать нечего, к сожалению, — отрицательно качает головой. — Я знаю где флэшка. И мне её не вернут. Если только…
— Если только что? У кого твоя флэшка?
Она не отвечает, но так нервно кусает губу и смотрит на меня с такой эмоцией на лице, что я всё сразу понял. Чёртов Бутч.
— Бутч? — уточняю на всякий случай.
— Его зовут Глеб, — Лина иронично усмехается. — Да, она у него.
— Так, у нас теперь два выхода: оторвать Бутчу хвост и забрать флэшку или разработать тебе новую методичку.
— У нас?
— Конечно, у нас! А ты думала я брошу тебя с этим?
— Только давай без Глеба, — морщит нос. — Не хочу больше никак с ним контактировать и тебя к тому же призываю. Лучше новую методичку разработать. Но как мы сделаем это за день?
— Вдвоём справимся. Да и вся ночь впереди, — подмигиваю. — Я могу всю ночь…
Прозвучало весьма не двусмысленно. И хоть я не это имел в виду, но всё равно невольно хихикаем, как дети малые. Беляева шлёпает меня по руке, призывая к серьёзности.
— …Работать, — заканчиваю. — Даже если ты сама заснёшь. В школьные годы я и не с такими марафонами справлялся!
— Она ведь не маленькая должна быть… — тянет с сомнением.
— Всё есть в интернете. Часть, где можно, у меня скопируем, у Люды, у Антона. Екатерина Николаевна склейки и не заметит даже, если источников много возьмём!
— Думаешь? — вижу, как глаза девушки загорелись надеждой. Кажется, мне удаётся внушить ей, что ещё есть за что бороться.
— Знаю.
Тянуть было нельзя. Поэтому сразу, как только освободились, поехали после вуза к Лине домой за её ноутбуком, а затем сели в автобус, который домчит нас ко мне. Сидя в городском транспорте, я не переставая думал о Пожарском. Лина просила: «Давай без Глеба». Но без него уже никак не получится. Он меня конкретно достал. Я знаю и чувствую, что Беляева не рассказывает мне обо всём, скрывая самые неблагоприятные моменты связанные с её бывшим.