Чайный фургончик Рози - Ребекка Рейсин
Я не осмеливаюсь даже вздохнуть. Откуда она это все знает? Конечно, в кочевническом обществе всегда ходят какие-то сплетни, но про свое прошлое я почти ничего не рассказывала. Май наклоняется ближе, рассматривает мое лицо еще внимательнее, дольше. Она проверяет остальные «дома»?
– У твоего отца была болезнь, хотя она возникла не по его вине. А те, кто издевался над тобой из-за этого, рано или поздно осознают свою ошибку. Не держись за обиду, тебе нужно смириться и отпустить ее.
Воздух покидает мои легкие с негромким шипением. А что мне говорить? Я не могу так просто отпустить свое прошлое. Если не держать поводья крепко, то же самое может произойти и со мной. Жизнь очень легко может выйти из-под моего контроля, как случилось с отцом, когда мама ушла. Сначала все было нормально, а потом он медленно, но верно стал заполнять ее отсутствие вещами. Причем идиотскими – от старых газет и пустых коробок из-под пиццы до обрывков ленточек и сдутых шин.
Вдруг безупречно чистый дом сменился свалкой, стал бельмом на глазу, посмешищем небольшого городка, где мы жили. Вскоре отец перестал выходить из дома, стал говорить сам с собой. Я так сильно пыталась ему помочь, изменить нашу жизнь, но он выставил меня за дверь за то, что я выбросила его вещи. Позже терапевт объяснил мне, что нельзя было просто убраться, отнести весь хлам в мусорные контейнеры и жить дальше. Причина крылась гораздо глубже.
Папа умер пару лет назад от инфаркта, а я даже не успела наладить с ним отношения. С тех пор меня гложет чувство вины. Одинокая слеза бежит по моей щеке, и я чувствую, что готова поддаться срыву.
Я не уследила за отцом, а моя попытка помочь все усугубила. Это навсегда останется моим постыдным секретом.
– Я не могу просто все забыть. Чувство вины никогда не уйдет.
– Потому что ты держишься за него, надеясь, что это принесет тебе искупление. Но этого не произойдет. Ты была ребенком, потом подростком. Ты поступала так, как считала правильным. В этом не было злого умысла. Не нужно менять собственную жизнь, чтобы помочь другим с их проблемами. А если ты продолжишь в том же духе, то твой курс жизни пойдет не по тому пути.
– И что, мне теперь притвориться, что ничего не было? – недоверие сквозит в каждом моем слове. Конечно, сказать «отпусти прошлое» – легко, а выполнить – сложно. Мой отец заслуживал лучшего.
– Медитируй. Очищай свой разум время от времени. Позволь старым мыслям и чувствам прийти, а потом отпусти их. Вспомни, какой ты была, а не какой стала, – бесконечно терпеливо отвечает Май.
Я думаю о том, как все это начиналось, о своих неряшливых косичках и мятой одежде. О тех боли, страхе, внезапном осознании, что мои родители полны недостатков. О том, как из девочки я превратилась в женщину и поняла, что не могу это исправить, не могу остаться. О том, насколько одинокой ощущала себя.
Могу ли я простить себя? Или хотя бы попытаться? Тогда моя жизнь станет гораздо легче.
– У тебя финансовые трудности, и на своем пути ты еще не раз с ними столкнешься. Тебя ждет нелегкое путешествие, но оно того стоит. Не доверяй всем подряд, не влюбись в неправильного человека. Он не тот, за кого себя выдает.
Мое сердце ухает вниз. Я не собиралась доверять Максу, но я его и не люблю! Что ж, не зря меня предупреждали. Я и сама это чувствовала глубоко внутри.
– Не хмурься, – продолжает она. – Тебя ждет много хорошего, просто на развилке поверни в правильную сторону.
– Спасибо, Май.
– А еще ты честный, надежный человек. Так что мы можем работать вместе.
Мое лицо светлеет от облегчения. Ну хоть что-то идет так, как надо.
– Бери любые чайники, какие понравятся. Как продашь, возвращайся с моей долей.
От такого щедрого предложения у меня даже наворачиваются слезы.
– Спасибо вам огромное!
Она машет мне на прощание. От Май я ухожу с целой коробкой красивых фарфоровых чайничков и смятением на душе.
Глава 24
Позднее тем же вечером я убралась на крохотной кухне Арии и села считать выручку. Я продала все кексики, а на чай со сливками к вечеру сделала скидку, чтобы подзаработать и отложить на ремонт Поппи. Чистый доход бывал и хуже, но меня волнуют лишь мысли о наличии на руках нужной суммы для починки Поппи. Я считаю деньги и понимаю, что мне еще работать и работать.
Я вздыхаю и возвращаюсь в фургон Макса. Его тут нет, но я все равно задергиваю шторку между нами. После разговора с Май о прошлом у меня некая легкость на душе.
Можно ли простить себя, если человека больше нет в живых? Я вспоминаю своего бедного папу и то, как сильно пыталась ему помочь. На самом деле мне нужно было просто слушать его и оберегать. После того как я уехала, я виделась с ним на каждое Рождество, но встречи были натянутыми. Он волком смотрел на меня, будто ждал, что я вот-вот вскочу и побегу выкидывать его вещи. Мне кажется, отношения между нами так и остались испорченными.
Когда отец сказал, чтобы я уходила, мне было семнадцать. По сути, я была ребенком. Ребенком, который вырос в затворничестве. Отец позвонил своему старому знакомому, который работал в лондонском ресторане, и так меня устроили посудомойкой в «Эпоху». В то же время я заканчивала обучение на повара.
Я чувствовала себя потерянной, поэтому без конца работала, пытаясь заглушить это чувство. Отец словно специально отправил меня так далеко, в Лондон, чтобы я не мешала ему жить своей захламленной жизнью затворника. Опыт был неприятный и травмирующий, поэтому я отодвинула свои воспоминания в дальний уголок мозга, пообещав себе вернуться к ним позже.
Время думать о настоящем. Олли нигде нет, и я надеюсь, что он просто еще не приехал. Не хотелось бы, чтобы он полдня провел в поисках меня. Может, он увидел меня и сбежал? Передумал видеться? Много что могло произойти. Вместо своей привычки составлять список возможных причин я поступаю как взрослый, разумный человек, который живет в реальном мире. Я пишу ему письмо.
Дорогой Олли!
Я скучала. Не уверена, получил ты прошлое письмо насчет Поппи, все-таки вайфай у путешественников – штука нестабильная. Надеюсь, ты не пробегал весь день в поисках
