Даниэла Стил - Калейдоскоп
— Ты справишься с любой, — с гордостью за нее возразил Чепмен. Он искренне восхищался ее искусством.
Саша подарила ему благосклонную улыбку. Он почти прощен!
— Пытаюсь. Но он сведет нас всех в могилу.
Она вздохнула и снова принялась за борщ. Перед репетицией нельзя наедаться, но и голодной быть не хочется. Джордж заказал себе порцию блинов. Искушение было слишком велико, но Саша выдержала. Блины — слишком тяжелая пища.
— Я бы поела салата, — сказала она официанту по-русски.
Тот с готовностью кивнул и исчез на кухне, а она начала рассказывать Джону, что было утром, — то есть жаловаться. Как обычно, она и не подумала поинтересоваться его собственными делами. Кроме балета, ее ничего не трогало.
— У тебя вечером репетиция? — участливо спросил Джон.
Он был добр от природы и не возражал против того, чтобы в центре их маленькой общей вселенной была ее работа. Просто привык. Его бывшая жена была писательницей, и он семь лет послушно просидел возле ее юбки, пока она рожала один бестселлер за другим. Джон высоко ценил Элоизу как женщину и как личность, но их брак потерпел фиаско. На первом месте у нее всегда была работа, а все остальное, даже муж, — на втором. Когда она приступала к очередному детективному роману, весь мир мог катиться в преисподнюю, а главной задачей Джона становилось оберегать ее от внешних помех. Он добросовестно справлялся, пока не почувствовал, что сыт по горло. Ее единственной компанией были персонажи очередного романа, а сюжет — единственной реальностью. Во время работы Элоиза не разговаривала с Джоном, а рабочий день длился с восьми утра до полуночи. Она ложилась спать выжатая, как лимон. А утром все начиналось сначала. За утренним кофе она уже обдумывала новый поворот сюжета.
Да, брак с Элоизой Бартон не принес Джону ничего, кроме чувства одиночества. Когда же она не работала над книгой, то либо находилась в состоянии депрессии, либо моталась по рекламным турне, посещая тридцать городов за сорок пять дней, энергично пробивая новую эпопею. Перед тем как потребовать развода, Джон подсчитал, что они разговаривали примерно тридцать часов в год — явно недостаточно для счастливого брака. Они любили друг друга, однако творчество Элоиза ставила превыше всего остального. Джон даже не был уверен, что она заметила его уход — как раз тогда у нее был очередной литературный «запой». На его «прощай» она пробормотала что-то нечленораздельное — и заперла за ним дверь.
Как ни странно, после разрыва с Элоизой Джона перестало мучить чувство одиночества. Он обрел свободу слушать стерео, распевать, проводить время с приятелями и встречаться с другими женщинами. Жизнь была прекрасна. Единственное, о чем он жалел, это что они не обзавелись детьми.
Спустя пять лет после развода Джон Чепмен потихоньку начал подумывать о новой женитьбе. В сущности, он созрел для этого шага.
Саша кивнула головой — в ответ на его вопрос о репетиции.
— Да, сегодня мы репетируем до одиннадцати.
Она до сих пор говорила по-английски как иностранка, хотя и без отчетливо выраженного акцента.
— За тобой заехать?
Он с надеждой посмотрел на девушку и подумал: нет, сейчас все не так, как было с Элоизой. Его вселенная не вращается, как тогда, вокруг Саши и ее искусства. Да она и гораздо живее Элоизы — энергия так и брызжет.
Его бывшая жена существовала в сумеречном пространстве, населенном воображаемыми людьми. За прошедшие после развода пять лет для нее ничего не изменилось, разве что популярность возросла. Теперь она слыла одним из наиболее известных авторов детективных романов в Америке. «Американская Агата Кристи» — так ее окрестила «Нью-Йорк таймс». Элоизе исполнился сорок один год, и она продолжала жить в созданном ее фантазией мире.
С Сашей не так… Совершенно по-другому!
— Спасибо, — ответила она. — Буду ждать у служебного входа ровно в десять минут одиннадцатого. Смотри не опаздывай.
Она погрозила изящным пальчиком. Да уж, с ней шутки плохи. Самой Саше присуща точность хирурга.
— Ни в коем случае, — пообещал Джон. — Сегодня вечером я не работаю. Только просмотрю документы.
Сегодня вечером Джону Чепмену предстояло знакомство с содержимым папки Артура Паттерсона. На это уйдет какой-нибудь час, не более. Он заранее боялся не найти в папке ничего существенного, такого, за что можно было бы зацепиться.
Саша нахмурилась.
— Не особенно увлекайся.
Так уже было: он зачитывался и являлся в театр через час после окончания спектакля. Она не намерена это терпеть — ни от него, ни от кого бы то ни было. С какой стати? Саша постоянно подчеркивала, что она — служительница муз.
— Ты правда хочешь, чтобы я тебя встретил?
Он, как мальчишка, старался угодить. В Джоне было нечто такое, что чрезвычайно нравилось женщинам, с которыми он встречался. Даже Саша не оставалась равнодушной, хотя и не собиралась в этом признаваться. Она считала ниже своего достоинства говорить о любви, о том, что ей приятно быть с ним. Казалось, Джон принимает это как должное и вовсе не нуждается в словесных выражениях ее симпатии.
— Джон, через пять минут меня будут ждать на углу. Вечером увидимся. — Она поднялась, миниатюрная, с поразительной осанкой и слегка изогнутыми бровями. — Не опаздывай.
— У, тиран в юбке!
Он встал поцеловать ее на прощание и, допивая чай, проводил ее взглядом. Заплатил по счету. Саша его приворожила. И все-таки ему чего-то не хватало. Словно существовала некая грань, которую ему не дозволялось переступать. Он владел Сашей — но не безраздельно. Стоило подойти поближе, как она упархивала от него в танце. Ему это нравилось — до известной степени. Нравилась постоянная гонка, которую она ему задавала. Да, жизни в ней гораздо больше, чем в Элоизе или женах адвокатов, с которыми ему доводилось иметь дело. Саша — совсем особенная.
Он пешком дошел до своего офиса — не спеша, думая сначала о Саше, а затем об Артуре Паттерсоне и трех женщинах, которых ему, Джону Чепмену, предстояло разыскать. Странная, даже нелепая история. Уж не кроется ли за этим больше, чем ему сообщили? В цепи недоставало нескольких звеньев. Зачем Артуру понадобилось сводить сестер вместе? Что от этого изменится? Они взрослые женщины, их Судьбы после вынужденной разлуки в раннем детстве пошли разными путями. Что между ними общего? И почему Артур Паттерсон так остро чувствует свою вину? Что он такого сделал? Кто были их родители? Вот какие мысли крутились у Джона в голове, когда он возвращался к себе в контору.
Чепмен славился своим умением вычленять недостающие звенья и затем отыскивать их, словно иголку в стоге сена. Он распутал немало загадок — особенно в нашумевших уголовных делах. Слава о нем распространилась по всей Америке. Так что Артур Паттерсон обратился как раз по адресу. Но справится ли Джон с его поручением?
