Тенор (не) моей мечты (СИ) - Тур Тереза

А я выхожу из-за спины мужа. И счастливо улыбаюсь. Вот не знаешь, где поклонника таланта встретишь.

— Мы с семьей идем на премьеру «Кошки…». А потом с женой — на «Мушкетеров». А вы автограф дадите? А с вами сфотографироваться можно?

— Конечно же можно, — отвечаю я, и слышу недовольное рычание за спиной. Оборачиваюсь. И ослепительно улыбаюсь своим. И доченьке-начинающей звездочке. И мужу — настоящей, полноценной звездище!.. Хотя, стоп! Какой муж. Мы же в разводе. Дочь умильно улыбается. Выбрала же момент, а? Вся в папу! Или в меня. А, одна сатана.

— Мам, — не обращая ни на кого внимания, спрашивает моя зараза зеленая. — А вы что — помирились?

Артур смотрит на меня. Черные глаза горят. Словно речь идет о его жизни. И смерти. Я киваю.

— Ура! — кричит дочь, кидается к нам. Начинает обнимать, тормошить. На глазах слезы. — Ура-а! Мама! Папа! Ура!!!

Ее вопль подхватывают все присутствующие. Дамы всхлипывают. Полный дурдом, в центре которого оказываемся мы с Артуром.

И мы фотографируемся. Сначала с рыжим байкером и Катей, потом к нам присоединяются Лев с женой, и Сергей с Иваном, и Томбасов с Олесей и Катей, и Говарды с Бонни… Я раздаю автографы, голова кружится. Артур подхватывает меня на руки, кто-то умный орет:

— Горько!

Мне показалось — или это Сергей рявкнул в полную силу своих легких? Я же его самым нормальным считала. Какое «горько»?! Это им что — свадьба что ли?

Но муж подхватывает меня на руки. Губы, сводящие меня с ума, касаются моих. И на какое-то время мы просто выпадаем.

— Спеть! — орет кто-то восторженно.

Я глажу лицо Артура, запускаю пальцы в его волосы — и никак не могу остановиться. Пока не слышу волшебной команды, от которой мы разом приходим в себя, готовые работать. Хотя… вот наша жабка уже ускакала.

Мы идем вслед за ней в клуб и устраиваем импровизированный концерт. Катя с Машей, о чудо, тоже включаются и даже не морщатся, когда их клавишник играет вступление к «Оленю»…

А потом мы просто сидим в клубе, набившись как селедки в бочку — к нам и охрана присоединилась — и пьем очень неплохое пиво под свиные ушки. Я молчу, прислонившись к Артуру, смотрю на него и на нашу дочь — она вместе с Машей и двумя юными консерваторскими гениями оживленно обсуждают не иначе как следующий концерт. К ним подлетают еще двое, показывают что-то. Один в телефоне, другой — в камере. Мне их не слышно, но все ясно по горящим творческим безумием глазам дочери. Артуровым глазам.

Какое это счастье…

Зато слышно, как радостные байкеры и не менее радостные безопасники во главе с отлично спевшимися лордом и нашим родным олигархом договариваются о чемпионате по пейнтболу, или во что там играют большие мальчики. Вот уже пошли по рукам серебряные доллары и стобаксовые купюры…

— Артур, ты — и пейнтбол? — уж не в силах чему-то всерьез удивляться, спрашиваю я.

Мой утонченный гений только смеется в ответ, а я снова слышу, как большие мальчики делятся на команды. Не русские против англичан, как кто-то предложил поначалу. О нет. Они честно кидают жребий, и Томбасов оказывается с Говардом в одной команде, а против них — Петр Иваныч и агент Смит. А вот араб — Аравийский, кажется, — с шефом. И Артур там же. А Лев, Иван и Сергей — в команде «Люди в черном». Байкеры тоже кидают монетку, ржут, предвкушая развлечение…

А я уже не понимаю, то ли это все взаправду, то ли я уже сплю. Впрочем, чего еще ожидать после этого безумного дня?

Последняя моя мысль перед тем, как я перестаю отличать сон от яви — не перепутать бы завтра, в какой театр бежать сначала. Кто бы мог подумать, что сбывшаяся мечта — это полный и абсолютный дурдом! Хороший такой, крепкий, основательный дурдом, полный совершенно счастливых идиотов. Или гениев. Ведь мы — однозначно гении!

И вот наконец открывается занавес, зал полон, зал дышит в ожидании чуда, смотрит на меня — а я выхожу на авансцену в неприлично облегающем кошачьем костюме, кокетливо повожу ушками и начинаю:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку… — под восторженный свист, сквозь который побивается родной голос:

— Поехали домой, Анечка… Ты совсем спишь? Я тебя люблю.

И я, не открывая глаз и не выныривая из прекрасного сна, держусь за шею любимого мужа и кладу голову ему на плечо. Зная, что он донесет меня до машины в целости и сохранности. Зная, что все будет хорошо.

— Я тебя люблю, — шепчу в ответ.

Эпилог

Зал замер. И… вот честное слово — если бы я поперек сценария оттолкнула благородного Атоса и отчаянно страдающего в этой сцене д’Артаньяна, оглядела зал и тихо проговорила: «Помогите!», то благодарные зрители снесли бы их. Вот честное слово — снесли. Вместе со сценой! И Портосом с Арамисом.

Но я, как и миледи, дама дисциплинированная. Поэтому понаблюдала за сверкнувшим мечом — отличный у нас осветитель, просто супер! Саму каждый раз жуть берет. Послушала недовольный выдох зала, который, судя по отзывам, упорно надеется на хеппи-энд. Не понимаю, правда, какой? То ли миледи надо подстроить свою мнимую смерть и в финале договориться с кардиналом, чтоб этой вечно лезущей куда не надо четверке поотрубали головы. То ли переспать одновременно и Атосом и д’Артаньяном. Никак не пойму! Но за сценарий отвечаю не я, пусть Роза с Ириной разбираются. А мушкетеры… Ха-ха! Так вам, господа Атос, д’Артаньян и примкнувшие к ним Портос и Арамис! Оставайтесь разбираться с господином кардиналом и сходить с ума от того, что вы уничтожили женщину, которую любили. Наверное, слишком сильно любили, поэтому и уничтожили.

А я все! Отдыхать!

Благородный Арамис накинул на «труп Миледи» плащ. Ура! Уносите!

Пятый премьерный спектакль. Пятый день подряд. Билеты раскуплены на весь месяц. Наши любимые спонсоры — и Говард, и Томбасов — счастливы. Олеся с Розой сияют. И до сих пор смотрят на нас с Артуром умильно. Ну, просто как феи-крестные. Мы же… просто счастливы. Тьфу-тьфу-тьфу. Постучим о дерево. Где тут муж? В смысле, бывший, конечно. Но желающий немедленно стать настоящим. Ну, пусть уговаривает. Дело хорошее. Уговоры — не свадьба.

Самое любопытное, что в родной «Оперетте» после премьеры «Мушкетеров» меня признали звездой. Владлен ручки целовал и в любви признавался. Старался-то как! И умасливал, и улещивал. За столько лет никогда такой красоты не видела. И договор на «Принцессу цирка» принес, виляя хвостиком. И намекнул, что в следующем сезоне будут ставить для детей «Рикки-Тикки-Тави». Потому как принципы принципами, но дети — это такое, оказывается, святое! И такое количество денег и бонусов любимому театру, что только вперед и вперед. Так что роль бесстрашного мангуста — моя.

Я благодарила, ослепительно улыбалась, кокетливо хлопала ресницами и соглашалась. Но про себя думала — а не попросить ли мне роль кобры. Хотелось бы попробовать. Интересно же — как петь шипение?

С другой стороны, Милена и проведет эксперимент. Кобра досталась ей.

Две премьеры подряд — это тяжело, конечно. Но… как же это классно!

Завтра у нас перерыв. Сутки. А потом снова марафон на три недели — пока не уехал Бонни. Хотя он, спев первый спектакль и получив гонорар, сообщил, что «русский есть сумасшедший» и согласился не только на турне по Европе, но и энное количество московских представлений в течение полугода плюс подумать об участии в киноверсии. «Потому что спектакль — класс, япона мать».

Так что сейчас мушкетеры договорятся с кардиналом — вот зараза, слил миледи все-таки! И плевать на то, что женщина в моем лице ждала счастливого финала. В смысле, что кардинал отомстит гадским мушкетерам. А то «мрачный гений Миледи, мрачный гений Миледи». На себя бы посмотрели!

— Привет! — Констанция убрала телефон.

Они с королевой и мсье де Тревилем сидели на диванчике в общей комнате отдыха в ожидании финальных поклонов.

— Привет! — улыбнулась я коллегам.

— Слушай, — спросила Анна Австрийская, в которой невозможно было узнать пигалицу, которую Лева выставил со сцены при первом знакомстве. — А что у нас за сабантуй после спектакля?