Рут Харрис - Последние романтики
– Я прославилась благодаря джерси. И мне нужна именно эта ткань, – сказала Николь. – Зачем мне использовать идеи других модельеров? Я – ваш оптовый покупатель, именно я сделала вашу ткань модной, в то время когда вы не знали, как от нее избавиться. Теперь ваш черед. Я хотела бы, чтобы вы сделали для меня еще, по моему заказу. Можно сделать более плотную ткань, для зимы, а кроме того, изготовить цветные образцы: розовый, гранатовый, коралловый.
На Ролана Ксавье произвела впечатление ее самоуверенность, но претензии показались сомнительными.
Мода на джерси? Может быть, там, в Биаритце, у сезонных клиентов она и имеет успех. Но здесь, в Париже, ее никто не знал. И потом, эти требования: плотная ткань для зимы, да еще цветная. А расходы по переналадке машин и по окраске возьмет на себя, конечно, дом Ксавье. Это уже слишком! И потом… ведь продолжается война! Ксавье продает ткань армии, десятки тысяч ярдов. Нужно быть сумасшедшим, чтобы налаживать производство для небольшого заказа мадемуазель Редон, а он не сумасшедший. Он француз и бизнесмен. Ролан Ксавье поднял руку, чтобы остановить поток ее красноречия.
– Я отвечаю «нет». Ваш заказ не такой важный, чтобы ради него стоило начинать новое производство. Мы одеваем армию. Я не могу остановить станки, чтобы произвести для вас несколько отрезов.
– Я купила ткань, которую вы не знали, куда девать. – Николь разозлилась. Конечно, ей не нравилось, что ее заказ считали недостаточно важным. Это заставило вспомнить унижения и оскорбления, полученные в детстве. Чувство неполноценности вызвало приступ ярости.
– Вы взяли с меня хорошие деньги за эту залежавшуюся ткань, она принесла мне успех, а теперь вы, видите ли, не хотите ее больше делать. Деньги! Вы заботитесь только о деньгах! Ради них вы отказываетесь от будущего! Вы неблагодарны! Трус! Узколобый, без воображения! – Николь выплеснула на него весь свой гнев. Она не заметила, как он позвонил.
– Пожалуйста, выпроводите мадемуазель Редон, – приказал Ксавье секретарю, стараясь говорить спокойно.
– Я никогда не буду с вами разговаривать! И никогда ничего не куплю у вас! Вы об этом пожалеете! – таковы были ее последние слова.
И вот прошел год. Николь Редон и Ролан Ксавье больше не общались. Она занималась своими платьицами, кроила до боли в руках, шила до ссадин на пальцах, сама вела бухгалтерские книги, наблюдала за несколькими швеями, которых могла нанять. Переживала успехи и неудачи и снова продолжала работать. А он следил за своим огромным, приносящим большую прибыль производством.
Ролан Ксавье не вспоминал о ней до 1918 года. Человек, очень серьезно относившийся к бизнесу, он выписывал все журналы мод. Французский журнал «Ля газетт де Бонтон», а также «Журналь де дам» перестали выходить с 1914 года, и с этого времени Ролана интересовали американские издания. В сентябре 1918 года в «Харперс базар» он нашел очерк парижского корреспондента Маргарет Берримэн, в котором говорилось об «очаровательных платьях-рубашках» Николь Редон. Речь шла о. том самом платье, которое он год назад видел на Николь. Теперь оно выглядело не так непривычно.
Война подошла к концу, и армия больше не нуждалась в обмундировании. Ксавье решил, что имеет смысл обратиться к упрямой, но очаровательной мадемуазель Редон.
В День мира Николь оформляла свой парижский магазин на улице Монтань. Благодаря очерку в «Харперс базар» женщины стали искать ее магазинчик, они хотели заказать «очаровательное платье-рубашку», а добравшись туда, находили еще одно изобретение Редон, – Николь начала заниматься им уже в Париже. В конце войны город подвергался обстрелу немецкой дальнобойной артиллерии. Орудия обстреливали город по ночам. Звучали сирены, и жители прямо в нижнем белье бежали в убежища. Ночные рубашки были слишком непрактичны, а кроме того, опасны из-за длинных подолов на плохо освещенных подвальных ступеньках. Чтобы разрешить эту проблему, Николь создала шикарную функциональную модель, переделанную из мужской пижамы, которую она так и назвала – пижамой. Штанины позволяли женщинам свободно двигаться даже по крутым ступенькам, верхняя часть сохраняла скромность, но вместе с тем имела приятный вид. Сначала Николь делала только черные пижамы, но потом, после скорого успеха, вход пошли бордовые, сапфировые и другие цвета. Благодаря модели Николь Редон, парижанки, задававшие тон моде, смогли поддерживать стиль даже во время немецких обстрелов. Ко Дню заключения мира везде говорили о Николь и ее практичных пижамах.
Принеся в подарок настоящий кофе, который невозможно было купить, Ролан Ксавье говорил Николь комплименты по поводу ее оригинальных замыслов и сказал, что для фирмы Ксавье много значит творческий гений парижских модельеров. Он хотел бы забыть все прошлые недоразумения и выражает надежду на обоюдную готовность к компромиссу.
Николь, в свою очередь, гордо демонстрировала свои новые пижамы: она приняла подарок и оценила комплименты Ролана и с готовностью согласилась вновь вести дела вместе.
Поговорив с Роланом Ксавье, Николь вспомнила американца, с которым она сегодня встретилась, но которого даже не знала, как зовут. Ей казалось, что он был из тех людей, которые могут сделать все, что наметили. Он выглядел сильным, мужественным и одновременно чувственным, и он заинтересовал Николь. Ее любовник Кирилл, русский белоэмигрант, находился в Америке, и она не знала, когда снова увидится с ним. Посвятив себя работе, несколько месяцев она была одна, как монахиня. А сейчас, в День мира, она колебалась между желанием встретиться со своим американцем и боязнью снова его увидеть.
Между тем Николь усердно работала весь день, подкалывая и подгоняя, распоряжаясь швеями, договариваясь с Роланом, разговаривая, шутя, сплетничая. Но все время думала о восьми часах: увидится она с ним или нет? Она действительно этого не знала.
Когда пробило восемь, он стоял в дверях, сгибаясь под тяжестью принесенных подарков.
– Вот еще шампанское, – сказал он, – чтобы уже не выходить. – Левой рукой он умудрялся держать несколько бутылок, кажется, полдюжины. А правой – великое множество гвоздик, красных и белых, перевязанных синими лентами. Это были цвета Франции и Америки.
– И вот еще немного цветов.
– О! – только и сказала Николь. – Можно войти? – спросил он.
– Да-да, пожалуйста, – произнесла она ошеломленно. Она открыла перед ним тяжелую дверь, и, пока он перешагивал через порог, они посмотрели друг на друга.
– Вы еще лучше, чем мне показалось. Она улыбнулась этому комплименту, ее сердце забилось.
– А улыбка вас очень красит, – добавил он, ставя цветы и шампанское на покрытый стеклом стол. Он осмотрелся. В приемной, отделанной с трех сторон зеркалами, клиентов не было. Из рабочей комнаты, за бархатными занавесками, доносился шум швейных машин: там работали мастерицы экстра-класса, нанятые Николь, выполнявшие заказы, которые нужно будет отдать завтра утром. Близкое присутствие работниц слегка отвлекало их друг от друга.
