Луиза Дуглас - Love of My Life. На всю жизнь
Но это было не так.
К середине февраля мои тоска и депрессия обрели вид маленькой черной собачки, которая облюбовала себе место на моем плече. Конечно, мне доводилось слышать о подобных созданиях, но я впервые столкнулась с одним из них. Моя черная собачка была отнюдь не злобной. Скорее, это был верный и преданный товарищ, ни на секунду не оставляющий меня и не позволяющий забыть о своем несчастье. Черная собака тоски всегда была со мной. Я постоянно ощущала на плече ее давящую тяжесть, которая пригибала меня к земле, вынуждая спотыкаться на ходу, передвигаться, понурив голову и не поднимая глаз. Она сидела на моей подушке, когда я просыпалась, и сворачивалась клубочком на груди, когда я засыпала. В те редкие моменты, когда мне все же удавалось забыть о том, что произошло, собака оказывалась гут как тут, и я чувствовала ее горячее дыхание на своей щеке. Я понимала, что рано или поздно мне обязательно придется запастись метафорическими камнями или палкой и избавиться от нее, но на данном этапе ее компания была настолько желанной, что я даже начала с ней разговаривать. Лишь она понимала всю глубину моей тоски и одиночества, лишь она ощущала всепоглощающую силу моего страха. Мне казалось, что эта собака послана мне свыше, чтобы хоть как-то заполнить огромную, как Вселенная, пропасть, которую оставил после себя Лука.
В марте я начала просматривать соответствующие разделы национальных газет в поисках вакансий в Уотерсфорде, но специалисту по связям с общественностью найти работу не так-то легко. Разослав с десяток писем и поместив несчетное количество объявлений в Интернете, я наконец договорилась о собеседовании в пиар-компании, которая специализировалась на видах досуга, и отправилась в Уотерсфорд. Решительный отказ в глазах директоров я прочитала еще до того, как они встали, чтобы пожать мою холодную и дрожащую руку. Возможно, они учуяли запах перегара после выпитого мною накануне джина.
Необходимо было разработать какой-то другой план.
После похорон мать Луки, Анжела, время от времени продолжала звонить мне. Она пыталась разговаривать со мной заботливым и ласковым тоном, как будто ей действительно было до меня какое-то дело. Думаю, она поступала так в память о сыне. Мы обе знали, что менее всего ею двигала любовь ко мне.
При жизни Луки мы всегда соблюдали вежливую дистанцию, и на семейных мероприятиях были неизменно взаимно приветливы, а когда Анжела звонила по телефону и я снимала трубку, наши беседы были коротки и традиционно корректны. Она присылала мне поздравительные открытки ко дню рождения, пусть и без подписи «с любовью», а я, в свою очередь, тоже никогда не забывала поздравить ее по случаю именин, хотя нарочно выбирала вычурные, цветистые карточки со стихами, прекрасно зная, что она предпочла бы какую-нибудь неброскую, со вкусом написанную акварель. Это была моя маленькая месть за все те бесчисленные мелкие унижения, которые мне приходилось терпеть от нее в течение многих лет.
Казалось, Лука никогда ничего не замечал, но я-то всегда понимала, насколько лучше она относится к остальным своим невесткам, особенно к Натали. Если я все всегда делала не так, то Натали была непогрешима. С каждым годом она становилась все больше похожей на Анжелу, что сближало этих двух женщин сильнее и сильнее. Кровное родство между ними было очень дальним, но теперь никто бы не усомнился в том, что у них есть общие гены. У них были одинаковые ценности, верования и предрассудки. Им нравилась одна и та же музыка, они не любили одни и те же телевизионные передачи и были единодушны в своем мнении о том, что я не способна произнести что-либо, представляющее хоть какой-то интерес. Разумеется, я прекрасно понимала, чем вызвано такое отношение, но от этого мне было не легче. Не так-то просто долгие годы выносить равнодушие и ледяную вежливость на общесемейных мероприятиях и мириться с вечным статусом паршивой овцы.
В довершение всего, после тех испытаний, через которые пришлось пройти из-за меня этому семейству, я еще и не родила им долгожданных внуков. Бриджет, Натали и жена Карло, Шейла, рожали, как положено, безо всяких трудностей и проблем. Анжела, которая сама была многодетной матерью, считала зачатие чем-то само собой разумеющимся и естественным.
— По-прежнему никаких хороших новостей для нас, Оливия? — спрашивала она всякий раз, когда мы приезжали в гости. Лука утверждал, что таким образом она всего лишь проявляет интерес к нашей с ним жизни. Мне же это казалось проявлением вопиющей бестактности. Я уверена, что отсутствие у нас детей Анжела рассматривала как лишнее подтверждение того, что я недостаточно люблю ее сына. На самом же деле мы с Лукой очень хотели иметь детей и в течение многих лет делали все от нас зависящее. Но существовали определенные физиологические проблемы. Мои физиологические проблемы. Лука хотел рассказать об этом матери, но я считала, что это не ее дело. Ко всем многочисленным унижениям я не собиралась прибавлять еще и то, что моя интимная жизнь и дефекты детородной функции станут предметом обсуждения в ресторане Анжелы. Поэтому я делала вид, что слишком занята для того, чтобы думать о детях, и слишком люблю радости жизни, чтобы добровольно отказываться от них. Анжела презрительно хмыкала, качала головой и рассматривала эту «эгоистичность» как еще один пример, иллюстрирующий мой ужасный характер. Мне было все равно. Ведь в отличие от Анжелы я прекрасно знала, что это неправда.
При жизни Луки Анжела была моей Немезидой. Ей нравилось унижать меня в большом и в малом, особенно перед Натали. Теперь, когда мы обе пережили страшную потерю, все несколько изменилось. Мы стали более деликатны по отношению друг к другу. Я ценила проявления ее заботы, которые казались мне почти искренними. Даже несмотря на то что после традиционного обмена вопросами о здоровье и разговоре о погоде в соответствующих районах страны нам было тяжело найти какую-либо тему для беседы, она все равно продолжала мне звонить.
Думаю, увидев, во что я превратилась после смерти Луки, Анжела наконец поверила, что я все-таки любила ее сына. И теперь именно этого она не могла мне простить.
Мое сообщение о том, что я намереваюсь вернуться в Уотерсфорд, неприятно удивило Анжелу. Чувствовалось, что она далеко не в восторге от этой идеи. От изумления у нее даже перехватило дыхание, и лишь после продолжительной неловкой паузы Анжела наконец сказала:
— Оливия, я уверена, что Лука не хотел бы, чтобы ты куда-то переезжала.
Я нервно крутила пальцами телефонный провод.
— Анжела, я должна это сделать. Мне просто необходимо хотя бы некоторое время побыть ближе к нему.
