Нина Ламберт - Превращение Розы
На суперобложке была помещена его черно-белая фотография: явно без всякой охоты он хмуро смотрел в фотоаппарат. Бородатый, в массивных роговых очках, он подтвердил агрессивный имидж человека богемы, который сложился у нее после рассказов Артура. Репродукции работ Рассела заинтриговали ее. Неодолимая внутренняя их сила, тревожащая и магическая, обещала вознаградить за более внимательное изучение. Книга была большого формата, довольно тяжелая и громоздкая, но она решила взять ее с собой в летнюю школу, чтобы при необходимости заглядывать в нее.
Потом Роза долго чистила картошку и делала пирожные, пока Энид в сотый раз неистово протирала все за ее спиной. Разразился миникризис по поводу того, что пирожные не очень хрустят, а после этого снова началась полировка хрусталя; и когда, наконец, прозвенел дверной колокольчик, Роза выглядела далеко не блестяще, и времени привести себя в порядок у нее не оставалось. Уныло вытирая руки, она слушала щебетание Энид в холле, когда Найджел представлял ей Филиппу, слушала сдержанные реплики отца, которого оторвали от телевизора: он смотрел очередную спортивную передачу.
— А где же Роза? — закричал Найджел, проходя на кухню и выволакивая ее оттуда. — Как поживает моя девочка? — спросил он, поднял ее в воздух, запечатлел звонкий поцелуй на лбу, а потом снова опустил на пол.
— Филиппа, познакомься с Розой, моей сестренкой, — продолжал он с улыбкой. Розе хотелось бы, чтобы он не называл ее сестрой, однако она подумала, что не может же он называть ее дочерью отчима, это еще более нелепо.
— Привет, Роза, — сказала Филиппа, бесцеремонно пожимая ей руку. Она не принадлежала к обычному для Найджела типу — высокая, темная и озорная на вид. Что ж, по крайней мере, не очередная крашеная блондинка, кисло подумала Роза. Однако не почувствовать симпатии к Филиппе было просто невозможно, и большую часть вечера, пока Найджел обсуждал с Рональдом спортивные события и шутил с матерью, Филиппа и Роза непринужденно болтали на разные темы. Филиппа была первой, если не считать Артура, кто проявил хоть какой-то интерес к намерению Розы поехать в летнюю школу. Она попросила Розу показать несколько своих работ, а в воскресенье после завтрака нашла ее в саду, где Роза возилась с цветами. И тогда Филиппа спросила, может ли Роза нарисовать ее.
Найджел отправился с Энид в церковь. Рональд прилег отдохнуть, и девушки провели вместе пару замечательных часов. Неожиданно Роза обнаружила, что вылезла из своей обычной скорлупы. Филиппа сумела извлечь ее оттуда, и Роза, не привыкшая к людскому вниманию, с удивлением услышала, как рассказывает Филиппе о Холитри, о пешем походе Беатрис и о своих занятиях живописью у Артура. И поразилась тому, что говорит только она одна.
— А вы с Найджелом давно встречаетесь? — осмелилась спросить Роза, пытаясь перевести разговор со своей персоны на Филиппу, в то время как ее рука уверенно и безошибочно летала над блокнотом.
— О, несколько недель, — улыбнулась Филиппа, — но ничего серьезного между нами нет. А ты ведь на самом деле не родная сестра Найджелу, ведь так? — спросила она в свою очередь, вытягивая шею и стараясь взглянуть на рисунок, однако Роза не позволила ей этого сделать.
— Нет, — бесстрастно ответили она и объяснила степень их родства.
— Как хорошо, правда? — поинтересовалась Филиппа многозначительно. Роза уронила грифель.
— Что ты хочешь этим сказать, а? — пробормотала она, шаря рукой в траве.
— Да ладно тебе, Роза. Я впервые в этом доме и знаю тебя всего лишь второй день, но даже мне абсолютно ясно, что ты влюблена в него.
Охваченная ужасом, Роза лишилась языка под загадочным взглядом Филиппы, а потом голосом, превратившимся в едва слышный писк, пробормотала:
— О, Боже мой, это он тебе сказал об этом? — и, к своему собственному изумлению, разразилась слезами.
— Тише, — утешила ее Филиппа мягко и невозмутимо. — Гляди, вон они возвращаются. Давай сменим тему. Сделай вид, что тебе в глаз попала соринка, и поднимемся ко мне в комнату.
— А мы как раз собираемся подняться наверх, — крикнула она приближавшимся Найджелу и Энид. — Розе что-то попало в глаз, и я хочу помочь ей.
Найджел тут же извлек огромный носовой платок и сам собирался произвести эту операцию, однако Филиппа схватила Розу, покрасневшую и вконец смущенную, и поволокла мимо него к лестнице.
— Глупая дурочка, — утешала она, приведя в розовую комнату и решительно захлопнув дверь. — Разумеется, Найджел ничего не говорил. Он ни о чем и не догадывается. Если бы он заподозрил что-либо, разве стал бы он чмокать тебя так звонко в щеку, если тебе не это нужно, ведь так?
Роза продолжала всхлипывать. Неужели она и впрямь такая прозрачная? А Филиппа явно терпеливо дожидалась полной и окончательной исповеди.
— Мне не хочется рассказывать об этом, — сердито сказала Роза, — особенно тебе. Я чувствую себя такой дурой, — добавила она, чтобы смягчить свои слова, сознавая, что они должны были прозвучать неприязненно.
— А тебе и нет необходимости говорить об этом, — спокойно заверила ее Филиппа, — но делать с этим все-таки что-то нужно.
— Что делать? — огрызнулась Роза. — Целых восемнадцать лет я была его маленькой сестренкой. Он невероятно поразится, если когда-нибудь узнает о моих чувствах, и подумает, что тут пахнет инцестом.
— Чушь, — резко оборвала ее Филиппа. Наступило долгое молчание, прерывавшееся лишь всхлипыванием Розы. Она ругала себя за то, что так просто попалась на крючок, а теперь распустила нюни, словно пленная школьница.
— Роза, — начала Филиппа, подбирая слова с некоторой осторожностью, — между мной и Найджелом действительно нет ничего серьезного, и, возможно, мне не представится другого случая, чтобы поговорить с тобой. Поэтому, хоть я и знаю тебя не слишком хорошо и хотя ты можешь подумать, что я много на себя беру, мне хочется дать тебе несколько советов. Пусть ты и не просила о них и можешь после этого меня возненавидеть. По какой-то причине, — продолжала она с явным усилием, так как пунцовые щеки и покрасневшие глаза Розы говорили о подавленном гневе и обиде, — ты решила выглядеть совершенным пугалом. Ты только посмотри на свою одежду и жуткие туфли. У тебя грива великолепных волос, а ты их запихиваешь в ужасный пучок, словно престарелая училка. Хорошенькие глазки скрываешь за отвратительными очками. Бледно-розовая помада превращает тебя в привидение. У меня появилось ощущение, что ты стыдишься своей безупречной фигуры. А свой талант, свою личность держишь где-то далеко, словно боишься, что тебя кто-нибудь заметит. Почему? Я объясню тебе. Потому что ты боишься быть красивой, боишься восхищения, боишься стать желанной для кого-нибудь. Твоя жизнь скучна и ужасна, но она безопасна. Всем ты нравишься, поскольку такая безотказная, но нравишься так, как нравится старое кресло. И если на тебя уронят пепел от сигареты или прольют кофе, то это никого не огорчит.
