Мэри Эндрюс - Маленький скандал

— С учетом обстоятельств, я думаю, Уэйд держится молодцом. Он пошел забрать газету из ящика сегодня утром, а вместо газеты нашел заказное письмо от совета директоров загородного клуба с уведомлением, что ему отказано в членстве.

—О!

— И еще к письму прилагался счет. По пунктам. Очевидно, ты сильно повредила кубок Чаба Джернигана. Не говоря уже о побитом фарфоре и хрустале.

— Прошу прощения, — сказала я, вскочив с кровати.

Я едва успела долететь до туалета, как к горлу подкатил ком блевоты. В течение ближайших десяти минут мой травмированный желудок избавлялся от остатков текилы и сливочного ликера.

Когда я предприняла попытку протереть пол в ванной одним из моих новых полотенец, украшенных монограммой «КМД» — по первым буквам моего нового имени, — вошла Глория. Она легонько толкнула меня в направлении ванны.

— Горячая вода, — сказала она, включая душ. — Много горячей воды. А когда будешь готова, придешь ко мне и мы поговорим.

Я до упора выкрутила кран с горячей водой. Когда моя кожа стала темно-розового поросячьего цвета, я, наконец, вышла из душа. Надев старые джинсы и футболку, я обернула мокрую голову полотенцем и спустилась в студию.

Глория сидела за бюро в крохотном алькове, который мы использовали в качестве офиса. В основном помещении у нас стоит красивый обеденный стол из корабельной сосны, достаточно вместительный, чтобы усадить за него огромную фермерскую семью со всеми чадами и домочадцами — его-то мы и зовем рабочим. За ним ведем переговоры с клиентами, показываем образцы тканей и ковровых покрытий, мебельные каталоги и прочее. Но настоящая работа «Интерьеров от Глории» проходит здесь, в нише, называемой офисом.

Сколько я себя помню, тетя Глория всегда сидела за этим большим шведским бюро из золотистого дуба. Когда-то оно принадлежало первому владельцу дома и осталось здесь до сих пор, так как оказалось слишком громоздким, чтобы его можно было вынести, не снимая двери. Так дед и купил его вместе с домом.

Все потайные и выдвижные ящики бюро были аккуратно заполнены канцелярскими принадлежностями, корреспонденцией, оплаченными и неоплаченными счетами. Глория по-прежнему хранит карандаши в фаянсовой чашке и носит все те же очки в простой черепаховой оправе, которые все время сползают на нос. Даже прическа у нее не меняется — только подумать! — золотисто-каштановый «паж», причем она заправляет волосы только за левое ухо, выставляя напоказ крупные серьги с бриллиантами, без которых я тоже ее никогда не видела.

— Кто еще сегодня звонил? — спросила я, садясь за стол. Глория закатила глаза.

— Мамаша Пейдж.

— Черт.

— Она заявляет, что уже наняла адвоката и собирается подать на тебя в суд за злостную клевету, а также за оскорбление действием. За побои, одним словом.

Я опустила голову на стол и застонала. Прохладная древесина приятно холодила горящую щеку.

— Будь я на твоем месте, я бы плюнула на Лорну Пламмер и на ее шлюшку дочь, — сказала Глория. — Думаю, шериф не станет и разговаривать с этими двумя клушами.

Я улыбнулась. Шериф округа Морган, Ховард Бэнкс, уже тридцать лет находился в счастливом браке, но до сих пор еще не вполне освободился от своего чувства к Глории Мердок, в которую был по уши влюблен в школе.

Глория поцеловала кончик пальца и приложила к моей щеке.

— Эй, малышка, улыбнись. Еще не все потеряно. Попытайся все побыстрее забыть.

— Я не могу. Глория вздохнула.

— Ну что же, прошло слишком мало времени. Хочешь об этом поговорить?

Я сжала губы и покачала головой.

— Прости, — выдавила я из себя.

— Прекрати, — решительно заявила Глория. — Никаких извинений. Ты сделала то, что должна была сделать. Меня колотит от мысли, что могло бы случиться, если бы ты все же вышла замуж за этого мерзкого отпрыска Джерниганов.

— Но ведь тебе нравился Эй-Джи, — начала я. — Папа его обожает.

— Нет, — сказала Глория и хлопнула по крышке бюро для большего эффекта. — Мы с ним мирились. Ради тебя, Кили. Мы с Уэйдом имели серьезные возражения против кандидатуры Эй-Джи с самого начала. Я хочу сказать, что он слишком уж был положительным, чтобы в это можно было поверить. Мягко стелет, жестко спать, что называется. Все эти поцелуйчики, все это преувеличенное уважение. Он называл твоего папу «сэр», словно прописывал каждую букву заглавной.

— Если вы видели его насквозь, то почему мне ничего не сказали?

— Ты бы все равно не стала слушать, — сказала Глория. — Ты была по уши влюблена. А мы ничего конкретно плохого о нем не знали. Одни предположения. Хотя что-то гнилое внутри чувствовалось…

— Как илистое дно под чистой водой? Ступишь — и засосет, — пришла я ей на помощь. — Странно, что я этого раньше не замечала. Я и представить не могла, что Эй-Джи морочит мне голову. До вчерашнего вечера. Пока я лично эту парочку не застала с поличным. Как я могла быть такой тупой?

Теперь пришли слезы. Много и сразу. Я рыдала и всхлипывала. Глория стояла надо мной и гладила по голове, как ребенка.

— Как он мог? — восклицала я между рыданиями. — Как он мог так со мной поступить?

— О, милая, — сказала Глория тихо и печально. — Он мужчина, и этим все сказано. Они все одинаковые, ты же знаешь. Все до последнего заморыша. Пусть у них разные имена и разные адреса, но все они из одного теста.

Глава 5

В конечном итоге я прекратила плакать и поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок. Зеркало этим утром не было моим другом.

Я наложила тональный крем под глаза, чтобы скрыть темные круги, добавила немного теней, накрасила ресницы, нарумянилась и сделала чуть ярче губы. Мои волосы нуждались в большем приложении сил, нежели я могла найти у себя этим утром. Поэтому я просто собрала их в хвост и перетянула тугой резинкой.

Кстати, о волосах. Бог мой! Сегодня же я была записана к Мозелле в салон «Ла Плас». Сколько сил и времени было убито на обсуждение той высокой прически, которая должна была подчеркнуть мою длинную шею и линию спины — свадебное платье имело весьма дерзкий вырез сзади. То самое свадебное платье из кремового шелка от Веры Вон, за которое было уплачено двенадцать тысяч долларов, и которое я вчера поместила на крышку мусорного бака, выставив и то и другое на обозрение публики.

Мне надо было еще вчера позвонить Мозелле, чтобы она меня не ждала.

Я до крови закусила губу. Мозелла не была мелкой рыбешкой в лице дизайна и художеств, она — настоящая акула бизнеса.

Мозелла переехала в Мэдисон из Атланты в прошлом году, после того как одна из клиенток ее шикарного парикмахерского салона снабдила ее очередным экс-мужем. Теперь Мозелла была замужем за анестезиологом на пенсии, который и построил ей новенький, умопомрачительный салон в Мэдисоне, и его бывшая жена не ленилась каждый месяц проделывать путь в пятьдесят миль от Атланты до Мэдисона и столько же обратно, чтобы привести в порядок свою голову. Никто не умел делать такое колорирование, как Мозелла! И никто — действительно никто! — не смел отменять визит в салон «Ла Плас», не уведомив хозяйку за сутки.

Мои руки тряслись, когда я набирала номер «Ла Плас».

Оскар, администратор, ответил как обычно:

—Та?

Оскар был кубинцем, родом из Тампы, и всю свою жизнь говорил на английском, поэтому я думаю, он просто подражал акценту Рики Рикардо. Возможно, с ним он ощущал себя более гламурным.

— Оскар, это Кили Мердок, — сказала я, собравшись с духом. — Э… боюсь, что я не смогу сегодня приехать.

— Это невозможно, — просто и однозначно ответил Оскар.

— Разумеется, я заплачу, — быстро добавила я, — но я действительно вынуждена отказаться от визита.

— Одну минуту, — сказал Оскар ледяным тоном. — Мозелла, — услышала я его голос в трубке, — кто-то звонит, называя себя Кили Мердок и хочет отменить визит. Я сказал ей, что это невозможно. Может, вам самой поговорить?

— Дай мне трубку, идиот. Кили, сладкая моя, с тобой все в порядке?

— Ты слышала? — спросила я.

— Ну, в общем, да, — вздохнула Мозелла.

— Кто тебе сказал?

— Ты имеешь в виду вчерашний вечер или сегодняшнее утро?

— Ты уже вчера об этом узнала?! — И почему меня удивил тот факт, что весь Мэдисон, как улей жужжанием, был полон вестью о разрыве моих отношений с Эй-Джи?

— Я собиралась открыться пораньше, в восемь, специально ради Джи-Джи. Она позвонила вчера в районе одиннадцати.

— Она, наверное, основательно ввела тебя в курс дела?

Мозелла рассмеялась дребезжащим смехом. Ей было чуть больше пятидесяти, и она не собиралась отказываться от многолетней привычки выкуривать по пачке в день. Даже ради своего богатого мужа доктора. — Можно и так сказать.

— И каждый из тех, кто звонил, излагал собственную версию событий?

— Картина получилась живописной, это верно, — согласилась Мозелла. — Но я не придаю большого значения сплетням. Ты же знаешь.