Мэри Эндрюс - Маленький скандал

— Это кровь? — спросил мужчина, указав на красное пятно на лифе.

— Нет, черт возьми, — сказала я. — Это клубничная «Маргарита».

Незнакомец поморщился.

— Как, вы говорите, вас зовут? — спросила я.

— Уилл.

— Просто Уилл?

— Махони.

Это имя было мне знакомо. Я посмотрела на мужчину внимательнее.

Он был высокий, даже выше меня, как мне показалось. Смокинг сидел на нем как влитой, но вот стрижка оставляла желать лучшего. Лицо было все в веснушках, а взгляд темно-карих глаз казался более проницательным, чем мне бы этого хотелось.

— Уилл Махони? Тот самый тип, что собирается разорить Малберри-Хилл?

— А вас волнует судьба заброшенного особняка?

Надо сказать, что Мэдисон, штат Джорджия, изобилует постройками середины девятнадцатого века, возведенными еще до Гражданской войны.

Но Малберри-Хилл, большой белый особняк на выезде из города, пустовал так долго, что местные жители со дня на день ждали, когда же он уже развалится.

— Малберри-Хилл — культурное достояние, — неодобрительно сказала я. — Кстати, что вы делали на моей вечеринке? Я вас не знаю, и, уверена, Джерниганы тоже вас не знают.

— Меня пригласила ваша свекровь, — сказал Махони.

— Джи-Джи? Я вам не верю. Она первая начала собирать подписи в защиту Малберри-Хилл.

— И тем тронула мое сердце, — сказал Махони. — Я решил пощадить дом. И даже сделал взнос в историческое общество. Теперь я лучший друг вашей свекрови.

— Она мне не свекровь, — уточнила я.

— После сегодняшнего, конечно, нет, — согласился Махони. Теперь он уже не прятал ухмылку. — Вы устроили настоящее шоу. Неудивительно, что оркестранты уехали — им с вами не тягаться.

Итак, он все видел. Дальше падать мне было некуда. Я смотрела в окно на пробегающие мимо ландшафты.

— Мне не хочется об этом говорить.

Слава Богу, мы уже въезжали в город. Через пять минут я уже буду в собственной квартире и наконец-то смогу сжечь испорченное платье. А потом отключу телефон и всерьез подумаю над тем, не переехать ли в другой штат.

— Поверните направо на следующем светофоре, — сказала я. — Мой дом будет через два квартала.

— Я знаю, где это, — сказал Махони. — «Интерьеры от Глории», так, кажется, называется ваша лавочка? И бизнес ведет ваша тетя? Красивое здание. Я подумываю о том, чтобы его купить.

Дом, в котором я жила, с фасадом, богато украшенным лепниной, вплоть до середины пятидесятых годов был доходным. Мой дед купил его у первоначального владельца и тоже сдавал квартиры в аренду до самой своей смерти в конце восьмидесятых.

— Купить наш дом? Мечтать не вредно. Глория унаследовала это здание от моего деда. Он принадлежит нашей семье больше пятидесяти лет. Она никогда его не продаст. Тем более вам.

— Как скажете. Мне совсем не хочется сердить такую вспыльчивую женщину, как вы, Кили Мердок.

Махони подогнал машину впритык к моему красному седану «вольво».

Наш подъезд, он же вход в магазин, отмеченный веселенькой черно-белой зеброй на тротуаре, был мягко освещен. Я сама украшала витрину. Экспозиция сменилась неделю назад. Сейчас в витрине красовался шезлонг, выполненный в стиле французского импрессионизма (я сама и купила его на блошином рынке за Парижем), несколько сияющих шляпных коробок от Гермес и Шанель и наполовину отмотанный рулон роскошного золотого дамасского шелка от Пьера Фрея. Разумеется, мыслями я вся тогда была во Франции. Мы с Эй-Джи должны были провести медовый месяц на вилле в Провансе.

— Черт, — сказала я тихо, посмотрев на витрину, буквально дышащую вызывающим и по-ребячески непосредственным оптимизмом. Витрину срочно надо переоформить.

Я вышла из машины, не спуская глаз с этой вопиющей витрины.

— Спасибо большое, что подвезли, — пробормотала я, вновь превратившись в живое воплощение вежливости и особого шарма, свойственного только жителям американского Юга.

— Эй, — окликнул меня Махони, — вы кое-что забыли.

Я покраснела. Мои босоножки. Цена этих синих атласных босоножек Маноло Бланик заставила бы покраснеть любую модницу. Я схватила босоножки, нечленораздельно пробормотав слова благодарности, которые нельзя было интерпретировать иначе как «уматывай поскорее и не попадайся больше мне на глаза». Но Уилл Махони намека не понял. Он не стал выводить машину на проезжую часть. Он даже не убрал своей руки с моей.

Махони озабоченно посмотрел мне в глаза.

— С вами все будет в порядке? Сегодня ночью? Я хочу сказать…

— Я в порядке, — ответила я, изобразив бодрую улыбку. — Я отлично себя чувствую. Спасибо за беспокойство.

— Знаете, в одном вы правы, — сказал Махони, и мне даже показалось, что он сейчас пожмет мне руку, отчего я поспешила ее убрать. — Эй-Джи Джерниган действительно поддонок, как ни напиши.

Глава 4

У Глории имелись ключи от моей квартиры, которыми она пользовалась так, будто квартира была ее собственная. Вообще-то законной владелицей здания действительно была она, Глория. И она же считалась моей работодательницей. Итак, технически я на нее работала, и сегодняшнее утро в этом смысле не было исключением. Как не было оно исключением в том смысле, что Глория даже не потрудилась постучать, прежде чем открыть дверь в мою квартиру.

— Кили?

Я с головой накрылась одеялом.

— Кили здесь больше не живет.

— Тебе повезло, — язвительно заметила Глория. Она наклонилась и поцеловала пододеяльник примерно там, где, по ее мнению, должен был быть мой лоб.

— Знаешь, уже почти полдень. Давай, солнышко, вставай. Могу предложить тебе горячий кофе и еще у меня есть два шоколадных эклера. Один из них предназначался тебе, но если ты сейчас же не вылезешь из кровати, я с удовольствием съем оба.

— Я не голодна, — сказала я, переворачиваясь и одновременно пытаясь обхватить себя руками, имитируя материнские объятия. Кошмар продолжался. Прошлой ночью я тупо смотрела на пакетик с «Хершиз киссез», оставшихся еще с Рождества, но не смогла съесть ни одной шоколадки. Однако я сумела прикончить всю остававшуюся в бутылке текилу и добрую пинту хереса «Бристольское молоко», найденного в студии внизу.

— Как хочешь, — сказала Глория. Я услышала шуршание бумажного пакета и высунула голову из-под одеяла. — Страшна как смерть, — сказала Глория, надкусывая эклер. — Ты прикончила все спиртное, что нашла в студии до или после того, как поменяла экспозицию в витрине?

Хороший вопрос. Сразу и не ответишь.

Да, вспомнила. Я нашла текилу в собственном баре и пила ее, смешивая один к трем с апельсиновым соком — неразбавленный алкоголь я пить не могу. Где-то в первом часу текила достаточно ударила мне в голову, чтобы внушить мне желание спуститься вниз и, не мешкая, переоформить витрину. Но хмель вскоре прошел, и тогда я принялась обшаривать тот уголок студии, где хранились кое-какие припасы — кофе, сахар, спиртное и прочее. Там я и нашла бутылку «Бристольского молока», пылившуюся, вероятно, еще со времен моего деда.

— И то и другое, — сказала я и поморщилась от воспоминания. Голова гудела, а во рту было словно в мусорном баке.

— Интересный прием — совмещение символизма и метафоры. Я имею в виду витрину, — сказала Глория, потягивая кофе. — Свадебный наряд в мусорном баке является интересным сопоставлением конструктивизма и сентиментализма. Но я боюсь, что некоторые клиенты, постарше, с более консервативными взглядами, могут почувствовать себя оскорбленными при виде порубленных фотографий Эй-Джи, не говоря уже о символике резиновой спринцовки, висящей в центре композиции. Это, пожалуй, самая пикантная деталь твоего очаровательного этюда. Я почувствовала острую боль в левом глазу.

— Черт, совсем забыла о спринцовке. Глория сочувственно кивнула.

— Где, скажи на милость, ты отыскала эту вещь? Я думала, их больше не выпускают.

— Она была на складе. Я давно ее нашла — она была под старыми коробками с выкройками и прочей рухлядью, которую дедушка, должно быть, сложил там после смерти бабушки.

— Ну что же, — бодро сказала Глория. — Я даже не хочу строить предположения о том, каково, по мнению дедушки, было предназначение этой вещицы. Судя по тому, что спринцовка оказалась в одной компании с выкройками, он, видно, считал ее приспособлением к швейной машинке.

— Ты разобрала витрину? — спросила я с надеждой.

— О да, — ответила тетя. — В первый раз мне позвонили часов в восемь утра. И понеслось. Пока я закончила чистить зубы и причесываться, на автоответчике было уже три гневных послания. Причем два из них от Джи-Джи.

— Неужели?

— Она и отцу твоему звонила. Дважды.

— Да? И как там папа?

— С учетом обстоятельств, я думаю, Уэйд держится молодцом. Он пошел забрать газету из ящика сегодня утром, а вместо газеты нашел заказное письмо от совета директоров загородного клуба с уведомлением, что ему отказано в членстве.