Кэтрин Стоун - Жемчужная луна
Вся семья «Спокойного моря» погибла на ее глазах – лодка, только несколько минут назад казавшаяся надежным укрытием, просто перестала существовать. Она не сомневалась, что и сама погибнет – прожив всю жизнь на воде, она не умела плавать. Да и какое значение имело умение плавать в бушующих волнах? Она ухватилась за доску, единственное, что осталось от «Жемчужной луны», – кусок дерева, столь же упрямый, как и она сама. И хотя от страха перед ужасным зрелищем урагана и от боли от потери близких у нее разрывалось сердце, она выжила.
«Спокойное море» очнулась утром на пляже. Небо было озарено золотистым сиянием, воздух был недвижен, а морская гладь – изумрудно-зеленой. Казалось, что катастрофа прошлой ночи просто приснилась ей, что это был какой-то ночной кошмар, предупреждение, посланное ей свыше, чтобы она не слишком увлекалась несбыточными и запретными мечтами.
Но скользнув взглядом по песку пляжа к гавани, некогда бывшей ее домом, она осознала реальность во всей ее ужасной наготе: то, что случилось прошлой ночью, не было предупреждением, миражем или кошмаром. Это была правда: то место на изумрудной глади, где был ее дом и весь ее мир, просто исчезло. На воде не колыхались лениво джонки, сампаны не сновали между группами судов. Все исчезло без следа, море поглотило все.
Но когда она перевела взгляд на другую сторону гавани, она увидела чудо: лодки, целый остров из лодок. Каким-то образом они уцелели, как и плавучие рестораны и большая часть разукрашенных прогулочных джонок. Туда и сюда сновали сампаны, и с такого расстояния казалось, что они занимаются своим обычным делом. В действительности они рыскали по морской поверхности, лихорадочно разыскивая своих родственников, пропавших в море после вчерашнего шторма.
«Спокойное море» никого не знала на этих лодках. Но ее отец и братья наверняка там, а может быть, и мальчик, за которого ее прочили замуж. Она даже не знала его имени, но догадывалась, что их отцы, скорее всего, уже договорились обо всем.
Раз она выжила, то и он, скорее всего, выжил. Несмотря на катастрофу, ее жизнь входила в свою колею. Впрочем, даже если ее предполагаемый жених не выжил, люди на дальних лодках все равно будут рады ей, как уцелевшей в катастрофе. Нужно было только дойти до них по берегу, и она спасена, она вернется к запаху рыбы и моря, к тиковым доскам обшивки, к дыму сигарет… к привычной жизни… и к неизбежной угрозе очередного тайфуна.
Нет. Каждая клеточка ее тела и ее израненное сердце закричали «нет!». Она не может вернуться туда. Она не должна возвращаться. Она избежала смерти, ее выбросило на сушу, на запретную сушу, место, о котором тайные шепотки в ее душе давно говорили, что это – ее место.
Это была ее судьба, тут ей предстояло остаться и начать жизнь сначала.
Ее стройные ножки давно привыкли ко всем ритмам моря: к его нежным вздохам и предательским скольжениям, к внезапным ударам волн. В тринадцать лет ноги никогда не подводили ее: грациозно, как балерина, перепархивала она с кормы «Жемчужной луны» на палубу другой джонки, а потом на следующую, интуитивно догадываясь о каждом следующем колебании, падении или подъеме палубы.
Но по земле «Спокойное море» ходила с большим трудом – песок упорно не хотел подаваться под упором ее ступней, он был так не похож на подвижную воду. Она запиналась, кошачья грация куда-то вмиг исчезла, и у нее кружилась голова. Это была та самая «сухопутная болезнь», на которую жаловались ее отец и дяди, еще одна причина презрения к суше.
«Это пройдет, – сказала она себе, ступая с твердого песка на еще более твердую поверхность дороги Фу Лам. – Должно пройти, – твердила она. – Я не могу вернуться на море, я должна дойти до другого края острова, неважно, как далеко он отсюда, и найти магазин одежды на Квинз-роуд, там теперь моя судьба. Теперь мое место – там».
Дорога была усыпана пальмовыми листьями и деревянным хламом, снесенным ветром с лачуг Абердина. Как обычно, она кишела машинами – люди с севера устремились на побережье, чтобы лично убедиться в разрушениях, принесенных тайфуном. Тут были, как обычно, грузовики, рыскающие в поисках вчерашнего улова. И они были высшим проявлением той истины, что жизнь человека зависит от капризов природы – времени на оплакивание погибших вчера не оставалось, так как наступило сегодня, и нужно было заниматься спасением сегодняшнего дня.
На «Спокойное море», движущуюся по Абердину, почти никто не обратил внимания. Ее черная куртка и брюки были все еще мокрыми, на ногах не было сандалий, ниспадающие до пояса черные волосы были спутаны волнами, на лице еще не прошло выражение ужаса от пережитой катастрофы и гибели родных; вокруг были точно такие же люди – мокрые, чудом спасшиеся, и у каждого были свои потери.
Только миновав Абердин и выйдя на поворот дороги, прорезающей драконьи горы, босоногая беспризорница начала привлекать любопытные взгляды прохожих. Некоторые просто замедляли шаг, чтобы заглянуть в лицо этой стройной девчушке, бредущей по дороге, другие кричали ей, что она идет не в ту сторону.
Наконец, когда это сказал ей водитель остановившегося грузовика, чье доброе лицо напоминало погибшего деда, она упрямо ответила:
Нет, я иду правильно! Я иду на Квинз-роуд!
– Да ты знаешь, как это далеко?!
– Неважно!
– Где твоя семья?
– Все погибли… кроме моей тети. У нее магазин одежды на Квинз-роуд. Туда я и иду. Я хочу ее найти.
Добряк скептически покривился, но потом вдруг сказал:
Ладно, я тебя подброшу. Я буду проезжать мимо Квинз-роуд.
Она вовсе не собиралась садиться в какую-либо повозку, пока не победила свою «сухопутную болезнь», но этому человеку, так похожему на ее дедушку, она ответила: «Спасибо» и, едва передвигая ноги, забралась в кабину грузовика.
Тут у нее снова начала кружиться голова, и все впервые явившееся ей великолепие нового мира за изумрудными горами пролетело мимо нее в каком-то полусне: гигантские небоскребы из стекла, блистающие черным и золотым под слепящим летним солнцем, флотилия грузовых судов, покачивающихся на волнах залива Виктории, потоки машин и автобусов, толпы людей на улицах. Тайфун, разом уничтоживший весь ее мир, казалось, совсем не затронул север Гонконга.
Когда они доехали до центра, бешено вращающийся калейдоскоп внезапно остановился, словно для того, чтобы она получше рассмотрела девушек, прогуливающихся в тени небоскребов. Они были чуть старше ее и шли небольшими группками, хихикая и перешептываясь. На них были элегантные темно-синие шелковые костюмы, их блестящие черные волосы были подстрижены, а походка была такой изящной и уверенной.
«Я стану такой же, – пообещала она себе. – Однажды я буду так же вышагивать по суше с гордо поднятой головой».
