Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны
— Так уж и спрашивает… Могла бы сама мне позвонить.
— Все-таки мужчины непонятливый народ! Какая девушка после длительного перерыва в отношениях с человеком, который ей нравится, станет откровенно домогаться его?
— Но разве нельзя найти какой-либо предлог? — буркнул Умберто. — Или какой-нибудь иной способ…
— Вот я и есть тот самый способ! И я сообщаю, что она то и дело спрашивает о тебе. Счастливая! Ей есть о ком мечтать…
Нет, она еще померяется силами со своей подругой. Во что бы то ни стало рассорить Марисабель с Бето! И потом, почему это, скажите на милость, Марисабель должна и дальше жить в доме, где теперь будет находиться Бето?.. Ведь у нее нашлись настоящие родители, которые на седьмом небе от счастья. И бесчеловечно лишать их радости общения с дочерью, не так ли?
После смерти отца, оставившего семье весьма скромные средства, Лили все чаще задумывалась над своим будущим. Что и говорить, Бето — лакомый кусочек. И похоже, характером он не в отца, а в мать. Вспыльчивость дона Луиса Альберто часто была темой обсуждений и осуждений у нее дома.
Впрочем, если бы Лили присутствовала при последнем разговоре Бето и Марисабель, она, возможно, и переменила бы свое мнение о мягкости Бето…
— Умберто, если ты не позвонишь Марисабель, то это сделает кто-нибудь другой…
— Разве она все еще не увлечена этим… увальнем?
— Ах, этот увалень изрядно надоел ей. Марисабель — редкостный бриллиант, ей нужна совершенно другая оправа. К тому же увалень может быть… увлечен другой красавицей. Такое тебе в голову не приходило?
— Лили, ты просто прелесть! Хорошо, я непременно позвоню Марисабель.
— Не забудь, что она тоже интересуется мексиканскими древностями…
Глава 10
Щекотливый вопрос, связанный с местом ее дальнейшего проживания, беспокоил Марисабель.
Джоана и Карлос, возможно, пригласят ее жить с ними.
Оставить дом детства, удобства, положение — это тревожило Марисабель во вторую очередь, а в первую…
— Вернутся из Бразилии Джоана с Карлосом, и я тут же перееду к ним! — сердито обмолвилась Марисабель, покосившись на Марианну.
— Не загадывай, доченька, — помедлив, ответила Марианна и добавила, делая вид, что не догадывается о причине столь непреклонного решения. — Я понимаю и ценю твое желание первой внести лепту в объединение семьи… Но все это мы обсудим после их приезда…
Желание Марисабель оставить дом озадачило Марианну. Конечно, она обижена бестактным поведением Бето, и все же…
Мысль о том, что родители могут «востребовать» дочь, не раз приходила ей в голову в последнее время, и эта мысль приводила ее в замешательство. Конечно, это их право, но разве справедливо лишать ту, которая вырастила ребенка, права быть с ним, любоваться им, заботиться о нем? Марисабель, ее заботы и волнения — часть жизни Марианны, часть ее сознания, — не жестоко ли так сразу отсечь эту часть?
Марианна вспомнила рассказ одного ветерана о том, как кричат инвалиды, у которых продолжает «болеть» ампутированная когда-то рука. И еще она вспомнила книгу одного чилийского философа, писавшего, что начало любой физической боли коренится в душе. Марианна никогда не сомневалась в этом: столько раз причиной ее физических страданий была душевная боль. И разве сейчас, когда Марисабель обмолвилась о том, что хочет оставить их дом, не отозвались эти слова острой болью в сердце?
— Марисабель, доченька, тебя к телефону, — сказала, войдя в гостиную, Рамона.
— Здравствуй, голубка! — услышала она «приплясывающий» голос Лили. — Я хочу посоветоваться с Бето об одном деле, не знаю, сказал ли он тебе об этом…
— А я здесь при чем? — холодно ответила Марисабель.
— Я подумала, не обижаешься ли ты на то, что…
— С какой стати!
— Да, чтобы не забыть, Умберто приглашает на выставку мексиканских древностей. Может быть, ты поедешь с ним?
Появление в гостиной Бето обрадовало Марисабель. Переменив тон и кокетливо поправляя прическу, она сказала в трубку сладким голоском:
— А почему бы и нет, хорошая идея! Я принимаю приглашение. Впрочем, Умберто мог бы позвонить и сам…
— Он здесь, передаю ему трубку.
— Марисабель?
— Да, Умберто, я с удовольствием пойду с тобой на выставку. Ты заедешь за мной? Когда?
Лили шепнула Умберто на ухо:
— Скажи, завтра в одиннадцать у кабаре «Габриэла», — она подмигнула Умберто, дескать, знаю, что делаю.
— Завтра в одиннадцать? — сказал Умберто. — У кабаре «Габриэла». Согласна? Вот и хорошо!
Трубку снова взяла Лили:
— Вы договорились? Вот и славно! Поцелуй Бето!
— Ты сама можешь это сделать после того, как он даст тебе «мужской совет»! — деланно веселым голоском сказала Марисабель сразу для Лили и для Бето.
Нет, не понравилось Рамоне, слушавшей в дверях щебетание Марисабель, выражение лица Бето: растерянное и угрюмое одновременно. Так с мужчинами нельзя. Конечно, это не то, что позволяла себе по отношению к Луису Альберто ее покойная дочь Эстерсита, злая на весь мир, но ведь слово за слово, поступок за поступком…
— Снова великовозрастный сеньор пристраивается к юной сеньорите? — ухмыльнулся Бето. — Ведь знает, что юной сеньорите не нравятся великовозрастные сеньоры!
— Великовозрастные сеньоры отличаются от сосунков завидным постоянством! — парировала Марисабель.
— Постоянством занудства!
— Постоянством привязанности!
— Постоянством ишиаса!
— Постоянством воспитанности!
Тут уж Бето не преминул процитировать куплет из общеизвестной песни «Волны». Срывающимся от бешенства голосом и делая вид, что у него в руках гитара, он пронзительно завизжал на манер площадного певца-марьячи:
В море кит вздыхает кротко,на красотку смотрит кити, вздыхая, говорит:«Обними меня, красотка!» Ай-яй!..[1]
Марианна решила как-то разрядить обстановку и с мягкой укоризной в адрес Бето сказала:
— Разве симпатии возникают только между ровесниками? Где бы ты был, если бы твой отец не влюбился в меня, а я в него?
В гостиную с подносом, на котором дымились чашечки с кофе, вошла Чоле.
— Сынок, да что это с тобой? Ты уж и петь начал? — улыбнулась она Бето, но, увидев его лицо, осеклась.
— Чоле, — ответила за Бето Марисабель, — он не только петь начал, он начал давать «мужские советы» моим подругам! Почему бы нам не дать ему денег на открытие консультации?
Бето расхохотался и ринулся обнимать Марисабель, но та, холодно отстранив его, выбежала из гостиной.
