Маргарет Уэй - ПОЙМАТЬ ЖАР–ПТИЦУ
— Скотт!..
Невероятно — ему хотелось броситься к ней, подхватить ее на руки, прижать к себе, как он делал тысячи раз.
Боже, какой дурак! Держи себя в руках, мысленно приказал он себе. Ты что, забыл, что она тебя бросила?
Он не сразу смог заговорить.
— Привет, Алекс, — сказал он, не сознавая, как жестко сверкнули его глаза. — Надеюсь, я не испугал тебя?
Она помотала головой, хотя еще вся дрожала от потрясения. Это какое–то чудо! Она так хотела, чтобы он пришел, и вот он здесь. Она порывисто протянула руку.
— Я как раз думала о тебе. Представляешь?
Он не ответил, но его красиво очерченные губы крепко сжались. Он не хочет брать эту изящную белую руку. А удержаться чертовски трудно.
— Сочувствую тебе, Алекс. — Из–за внутренней борьбы слова прозвучали немного резко. — Что у тебя за травма?
Его пронзило прикосновение к ее коже. Ее рука была такая маленькая и казалась такой хрупкой в его ладони… прохладная и все–таки обжигающая.
— Все довольно сложно, Скотт. — Она притихла, заметив, что ему не хотелось прикасаться к ней. — По–научному это называется «повреждения коллатеральных связок». Проще говоря — разрыв связок. Придется делать операцию.
— Еще только предстоит? — Макларен бросил взгляд на очертания ее тонких ног под одеялом.
— Да, назначили на завтра, на девять тридцать утра. Они хотели сначала меня немножко подкормить.
Его губы чуть шевельнулись в сдержанной улыбке. Видно, такой улыбки, на какую она надеялась, ей не дождаться.
— Да, выглядишь ты так, будто тебя ветерок может унести.
— Мне приходилось очень строго следить за весом. Такова плата за успех. Я дошла почти до полного истощения. К тому же гастроли очень выматывают. Сядь, пожалуйста. — Она показала на кресло. — Ты такой высокий.
Такой сильный, такой полный жизни, такой душераздирающе красивый, он словно заполнил собой всю комнату. Даже воздух начал вибрировать.
Вот он рывком подвинул к кровати кресло, пристроил на нем свое мускулистое тело.
— Винни передает тебе привет. Она прочла в газете о твоей травме и показала статью мне. Очень расстроилась, само собой.
Алекс опустила голову, подбирая нужные слова.
— Винни всегда любила меня и поддерживала, даже когда я так все запутала. Прости меня.
— Алекс, это уже древняя история, — отрезал он. — Что случилось, то случилось, и делу конец.
— Но ведь остаются шрамы? — Она подняла к нему свои янтарные глаза.
— Такова жизнь. — Макларен пожал плечами. — Главное, мы вовремя поняли, что из этого ничего не могло выйти. Так что говорят врачи? — Он демонстративно сменил тему.
— Возможно, я больше не смогу танцевать, — просто ответила она.
— Тяжело тебе, наверное. — Он говорил ровным голосом, ничем не выдавая своих чувств. Вот ведь колдунья, опять ему, как прежде, хочется защищать, оберегать ее. — Кто будет оперировать? — Черт, он совсем не собирался так расстраиваться из–за ее проблем — Надеюсь, хороший специалист?
— Самый лучший. — Алекс взглянула ему в лицо, и ее густые ресницы взметнулись, точно крылья бабочки.
Алекс… какая страшная власть ей дана!
— Можно мне услышать его имя? — Макларен говорил таким тоном, будто ее магия нисколько его не волновала.
— Ну конечно, — вздохнула она. — Иэн Томлинсон. Лучший хирург–ортопед в Австралии. Мне повезло, он только что вернулся, полгода работал в Канаде. Он обещал сделать все возможное, но предупредил, чтобы я не слишком надеялась.
— Может быть, он все–таки ошибается. — Макларен не мог не попытаться утешить ее. — Тебе очень больно?
Ее глаза казались слишком большими на треугольном личике. Она была очень бледна, великолепная кожа и чувственный рот не тронуты косметикой. Впрочем, Макларен всегда считал, что в косметике она не нуждается.
— Каждые несколько часов мне дают лекарство. Знаешь, Скотт, я как–то притерпелась к боли.
— А где твои друзья? Или они только присылают цветы? — Макларен, наконец, обратил внимание на изысканные и явно дорогие букеты. Он чуть было не потянулся прочитать имена на карточках, но вовремя сдержался.
— Меня навещают, — объяснила Алекс. — Но в конце недели труппа уедет на фестиваль в Аделаиду.
— Кого–нибудь особенно ждешь?
Ее ресницы опустились, скрывая выражение глаз. Алекс не хотела, чтобы он догадался, насколько она беззащитна перед ним. Он так мучительно красив. Он возмужал и выглядит еще более значительным, чем всегда. По–прежнему вокруг него как будто потрескивает электричество, по–прежнему сверкают его глаза, но стремительная смена выражений его подвижного лица теперь уступила место спокойной, властной уверенности.
— В моей жизни нет мужчины, Скотт. Если ты это имел в виду.
Он посмотрел на нее скептически.
— Извини, но трудно поверить.
— И все–таки это правда. У меня почти не остается времени ни на что, кроме работы. Я ведь очень целеустремленная… была.
— Мне ты можешь об этом не рассказывать. — Макларен смотрел на нее в упор.
Алекс вскинула голову, открыв изящную линию шеи.
— А как ты жил все это время? — спросила она. — И Винни? Я так по ней соскучилась!
— Хорошо жили, — сардонически ответил он. — Мы оба здоровы. Винни все пишет рассказы. Издатель готов их с руками оторвать. По–моему, они так хорошо раскупаются благодаря иллюстрациям.
— Волшебство! — Впервые за время разговора Алекс улыбнулась.
В ее глазах по–прежнему сверкали чудесные золотые искорки. Ее губы чарующе изогнулись. Алекс, прелестная кошечка, прячущая в мягких пипках свои острые коготки…
«Эгоист! — кричала она ему тогда, вся дрожа от возмущения, такая грациозная и хрупкая на вид, но при этом удивительно сильная. — Ты думаешь только о себе! Твоя Мечта. Дело твоей жизни. То, что нужно тебе. Блистательный Скотт Макларен, повелитель миллиона акров, хозяин Мейн–Ройял! Ты и меня хочешь взять в собственность! Ну, а я не стану ходить по струнке! Не будет этого, слышишь?»
Он очень хорошо слышал. У нее всегда был бурный темперамент, но никогда раньше она не была такой решительной, не отстаивала так упорно свою независимость. Дождавшись, чтобы он влюбился в нее до безумия, она вдруг объявила ему свой выбор: прежде всего она хочет добиться профессионального успеха. Муж и дети для нее, оказывается, дело далекого будущего. А пока он должен смириться с тем, что им придется надолго разлучиться.
Какой же он был дурак! Не догадывался, насколько она честолюбива, насколько зациклена на своей карьере. Он–то думал, она чувствует то же, что и он, а она молчком строила свои планы. Женщины все коварны, не то что мужчины. Предательницы. Когда дошло до дела, она, хоть и твердила о своей вечной любви к нему, все–таки предпочла карьеру.
