Кимберли Кейтс - Нежная лилия
— Н-не все! — дрожа всем телом, пролепетала Кэтлин. — Вполне достаточно и одного! — Ей было невыносимо стыдно за слезы, что по-прежнему текли у нее из глаз, но она была бессильна что-либо поделать. — А где матушка-настоятельница?
Пухлые щеки сестры Люции побелели как снег.
— В своей келье, кажется. Но она попросила не беспокоить ее.
Кэтлин, с опаской покосившись на ворота, поежилась, ожидая каждую минуту услышать за спиной оглушительный грохот лошадиных подков и низкий голос.
Кэтлин вцепилась в рукав старой монахини.
— Что бы ни случилось, сестра Люция, не открывайте ворота, хорошо? Ни в коем случае не впускайте его сюда! Умоляю вас!
— Не впускать его? Э-э-э… мужчину? — Старушка осенила себя крестом. — Никогда, дитя мое! Клянусь кровью святого Патрика!
Чуть-чуть успокоившись, Кэтлин круто повернулась и торопливым шагом направилась через двор к старинному каменному строению. Миновала несколько узких келий, в которых когда-то играла еще ребенком, а потом училась читать молитвы. Это было место, где ничто, даже ночной кошмар, не могло потревожить сон невинного ребенка.
Сердце гулко стучало в груди. Бог даст, подумала она, матушка-настоятельница все уладит. Кэтлин свернула за угол, оказавшись в покоях настоятельницы, и замерла при виде того, что было ей до боли знакомо. Это место до такой степени дышало миром и спокойствием, что дикая сцена, которая разыгралась на алтаре друидов, вдруг показалась Кэтлин лишь игрой воспаленного воображения.
Худенькая, но ловкая, обладающая несокрушимым здоровьем, матушка-настоятельница что-то искала в сундуке. В окно лился солнечный свет, пожилая монахиня, достав ворох материи, подслеповато прищурилась, разглядывая ее.
Кэтлин изумленно заморгала, разглядев, что это пеленки, в которые она была завернута еще младенцем. Она была совершенно уверена, что их много лет назад отдали кому-то из бедняков, как и все остальное, что люди приносили в монастырь.
Вдруг матушка вздрогнула и насторожилась, заслышав у себя за спиной шорох шагов. Смутившись, она повернулась, и Кэтлин заметила, как вспыхнули ее щеки. Глаза ее потемнели, затуманенные дымкой воспоминаний, на губах играла чуть печальная улыбка. Взгляд старушки упал на Кэтлин, руки ее невольно разжались. Складки нежной материи сверкающим водопадом стекли вниз, в открытый сундук.
С трудом скрывая беспокойство, аббатиса осенила себя широким крестом и бросилась к Кэтлин. Обхватив ладонями лицо девушки, она испуганно заглянула в ее глаза:
— Кэтлин, дитя мое! Что случилось? Ты не заболела?
Нарушить хрупкий покой старой женщины оказалось труднее, чем Кэтлин воображала. Но кроме матушки, некому прийти ей на помощь.
— Я ходила к языческому капищу.
— Боже мой, ты не поранилась? Эта тропинка такая каменистая!
— Нет, но моя лилия — ее там не было!
Явное облегчение разгладило морщинки на лице монахини. Ее старческие серые глаза светились мягким сочувствием.
— Знаю, что ты разочарована, моя голубка, но не печалься. Может, ее просто сбросило ветром. Хочешь, пойдем поищем твою лилию?
— Нет! — При мысли о том, чтобы вместе с почтенной матушкой снова встретить это чудовище, все поплыло у нее перед глазами. — Ни за что! Там, на этом самом месте… — Теперь Кэтлин уже дрожала всем телом, с губ ее сорвался стон, но остановиться она уже не могла: — Чудовище, настоящее чудовище в образе человека! Он схватил меня и…
Мать-настоятельница побелела, чувствуя, как сердце ее разрывает невыносимая боль. Опомнившись, она призвала на помощь всю силу воли.
— Кэтлин, ты должна рассказать мне, что случилось, — твердо сказала она. — Этот человек — он что, коснулся тебя неподобающим образом?
— Да, матушка! — Кэтлин заметила, как старушка сжалась. — Ты только посмотри на мои руки! — Завернув рукава, девушка показала ей темные пятна. — Этот негодяй схватил меня! А потом бросил на алтарь и сам навалился сверху!
Аббатиса, замерев как изваяние, не издала ни звука, только в глазах ее светилась надежда.
— Это все, дитя мое? Ты уверена?
— Все?! — задохнулась от возмущения Кэтлин. — Господи, да ни один человек никогда не позволял себе такого безобразия! Я дала ему оплеуху! Оттолкнула его, а потом убежала.
Наконец старая монахиня улыбнулась.
— Конечно, дитя мое! Слава Всевышнему, все обошлось! — Прижав девушку к груди, настоятельница ласково гладила ее по голове. — Тише, радость моя, теперь все будет хорошо.
Кэтлин прижалась к старушке, ища покоя и защиты в ее объятиях.
— Вне всякого сомнения, это был просто беглый виллан, — пробормотала старая настоятельница. — Или странствующий воин, рыскающий по округе в поисках легкой добычи. Однако надо послать весточку жителям соседских ферм, чтобы они были настороже. И предупредить остальных сестер!
— Послушай, ты, наверное, не поняла. Этот человек не собирается никуда уезжать. — Кэтлин с трудом сглотнула вставший в горле комок и подняла залитое слезами лицо. Ее заплаканные глаза встретились с встревоженным взглядом настоятельницы. — Он приехал за мной.
Ахнув от неожиданности и негодования, матушка-настоятельница поспешно отвернулась. Ее старческая рука сжала пышные складки вышитого полотна, которое она извлекла из старого сундука.
— Я всегда боялась, что рано или поздно этот день придет. Пеленка, в которую ты была завернута… неспроста она была такой роскошной. И эта лилия, которую кто-то оставлял для тебя каждый год… Я старалась привыкнуть к этой мысли и подготовить тебя.
Кэтлин оцепенела, заметив на лице старушки выражение, которого никогда не видела прежде, — яростная, исступленная любовь, которая заставляет мать, забыв обо всем, броситься навстречу разъяренному быку, чтобы защитить своего ребенка.
— Одно я могу твердо обещать тебе, Кэтлин. Пусть моя бессмертная душа будет проклята навеки, если я позволю какому-то негодяю забрать тебя отсюда вопреки предназначению твоей судьбы!
— Досточтимая матушка! — прошелестел из-за дверей чей-то робкий голос.
Обе, и настоятельница, и Кэтлин, испуганно вздрогнули.
— В чем дело? — строго спросила настоятельница.
В дверь просунулась голова сестры Люции. Губы ее дрожали.
— В ворота монастыря стучит какой-то человек. Я объяснила ему, что у нас очень строгий устав — мы ведем уединенную жизнь и не поддерживаем сношений с внешним миром. Но он твердит, что принес весть от верховного тана, и клянется, что если я не позволю ему войти в монастырь, то он разнесет ворота в щепки.
— Не стоит так расстраиваться из-за пустых угроз. Хорошо, я спущусь поговорить с этим посланцем. А ты, сестра Люция, уведи отсюда Кэтлин. Спрячьтесь обе в старой хижине и сидите тихо, пока я не пришлю за вами.
