Маша Царева - Девушки с проблемами
Уже давно ей не было резона баловать себя постельно-фонарными чтениями. Вот уже несколько лет Женя жила одна, снимала небольшую, но уютную квартирку у черта на куличках, в Ясеневе. Так что у ее бессонных ночей теперь был совершенно иной привычный сценарий. Сначала она расправлялась с вяло текущим временем (а заодно и с последними остатками здравого смысла) с помощью ударных порций алкоголя, потом знакомилась с очередным охочим до легкой добычи мужчиной, и они «продолжали банкет» вместе. Ну а потом, пошатываясь и держась друг за друга, выходили на рассветную улицу, ловили такси. И если одноразовый кавалер был не женат, то мчались к нему, в ином же случае тащились к Жене в Ясенево. Причем у нее был странный принцип – она не любила просыпаться в обществе этих случайных знакомых. Пробовала пару раз, но по утрам ее подташнивало от невыносимого приступа брезгливости: она видела чужие спутанные сальные волосы, раскиданные по ее свеженькой наволочке, мрачно слушала, как чужой, хриплый с похмелья голос что-то фальшиво напевает за плотно закрытой дверью ее ванной, и ей становилось не по себе. Нет, утренняя игра в романтику («Я тебе позвоню, любимая!» – «Не утруждай себя, я сама позвоню!») совсем не для нее. Ночь – совсем другое дело; ночь легко прощает и ее собственное порочное легкомыслие, и некоторую потасканность выбранных ею кавалеров.
Итак, Женя отправилась в одно из своих любимых ночных заведений с единственной благородной целью – поскорее напиться в хлам. Бармен-мулат приветствовал ее низким шутливым поклоном, Женя отреагировала принужденным подмигиванием.
В бейсболке, джинсах и мятой толстовке с изображением скейтбордиста на груди, она совсем не была похожа на поп-звезду и могла сколь угодно громким голосом требовать у бармена двойную текилу, оставаясь при этом неузнанной.
Жене нравилось разглядывать посетителей бара, это было куда увлекательнее любого кинопросмотра. И в этот раз окружение ее не разочаровало. Женино внимание сразу же привлекла странная компания, оккупировавшая соседний столик. Два небритых мужчины средних лет, застенчивого вида юноша и три прехорошенькие девушки постшкольного возраста. Классика жанра – брюнеточка, блондинка и рыженькая. Все три радовали глаз природной краснощекостью и бантикообразной формой пухлых полудетских губ.
«Прямо как мы, – подумалось ей, – тоже трио, и чувствуется между ними некая общность. Сестры, может быть? Или просто учатся вместе, подружки? Интересно, что у них может быть общего с этими помятыми дядьками?»
Женя прислушивалась к оживленному разговору за соседним столиком. И вскоре поняла, что оказалась невольной свидетельницей собеседования: девушки пытались устроиться на работу, мужчины с пристрастием их допрашивали, а юнец сидел молча и машинально помешивал в тарелке салат «Цезарь».
– Пятьдесят процентов – это нормально, – густым голосом сказала рыжая.
– Шутишь? – усмехнулся один из нанимателей. – Кто же тебя возьмет за пятьдесят? Тридцать максимум.
– Они над нами издеваются, – вполголоса пробормотала блондиночка, но никто на нее внимания не обратил.
– Ну хорошо, тридцать пять. Учитывая стартовую цену, не такие уж плохие деньги получатся.
– Значит, мы работаем, а вы купоны стричь будете? – сузила чересчур ярко накрашенные глаза рыжая. Видимо, она была в этой троице за старшую.
– А мы, по-вашему, баклуши, что ли, бьем? – мягко возразил мужчина, закуривая. – А кто клиентов ищет? А кто вам водителя предоставляет? А охрана?
«Мать честная, да они же собираются стать проститутками!» – сообразила Женя. Она мгновенно потеряла интерес и к текиле, и к бармену-мулату, который давно уже искоса на нее посматривал. В ней вдруг пробудилась мать Тереза, и Женя решила во что бы то ни стало отговорить колоритную троицу от необдуманного шага. Ну или хотя бы попытаться. Девочки-то молоденькие совсем, вчерашние школьницы, и профессия жрицы любви, видимо, кажется им вполне романтической.
– Но если групповушка, то сорок пять, – продолжила тем временем рыжая, – а то знаем мы такое, пробовали.
– По телефону говорят, что двое. Приезжаем – а там мальчишник, – подхватила брюнетка, голос которой оказался гнусавым, с капризными нотками.
– Ладно, – милостиво согласился один из сутенеров, – считайте, что об этом договорились. Медицинское обследование каждый месяц за счет фирмы. Надеюсь, закидонов по части анального секса и тому подобного у вас нет.
Довольные девицы улыбались и ели мороженое.
А Женя подумала, что, когда она устраивалась на работу (кем только ей не довелось побывать до того, как она попала в «Паприку», – и тарелки в ресторане разносила, и на кассе в бистро сидела, и в ателье младшим помощником работала), она смущалась и нервничала куда больше этих дев-акселераток. Несмотря на то, что никто и не думал интересоваться ее эротическими предпочтениями или хотя бы размером ее на первый взгляд и вовсе отсутствующей груди.
Желание делать добро быстро испарилось. Женя потеряла интерес к разговору и собралась было переключить внимание на бармена-мулата (а что такого? он вполне ничего, к тому же весьма красноречиво на нее посматривает! так почему бы и не он? интересно, а смена у него во сколько заканчивается?), но тут вдруг юноше, сидевшему за сутенерским столиком, надоел монотонный процесс перемешивания салата. Он рискнул поднять голову и оглядеться вокруг. Женя задержала взгляд на его розовощеком круглом лице – где-то они уже, кажется, встречались. Да и он уставился на нее пристально – либо она ему понравилась (что почти исключено, Женя никогда не нравилась мужчинам с первого взгляда; ее амплуа – самостоятельное проявление агрессивной инициативы), либо он тоже лихорадочно рылся в недрах своей памяти.
– Женя? – наконец неуверенно спросил он. – Женя Балашова?
– Верно, – немного растерялась она, – а ты...
– Миша Мамонтов! – радостно отрапортовал он. – Мы с тобой в одном классе учились!
– В одном классе, – усмехнулась она. Школьные годы никогда не числились среди ее любимых воспоминаний. И одноклассников она недолюбливала, потому что они были неотделимой частью занудства под названием «учеба».
Хм, Миша Мамонтов... Она, конечно, его вспомнила. Никогда они не были друзьями и даже за одной партой не сидели. Да пожалуй, за все годы школьного соседства они и парой слов не обмолвились. Женя считалась сорванцом и общалась преимущественно с теми, кто прогуливал уроки, чтобы покурить дешевых сигарет на заднем дворе школы. А Мамонтов был классическим очкариком-ботаником, который даже шпаргалками не пользовался. И вот теперь он сидит за соседним столиком в компании великовозрастных сутенеров и проституток-малолеток (интересно, а сам-то он к какому лагерю принадлежит?) и с улыбкой рассматривает ее. А Женю его внимание раздражает, потому что она вдруг вспомнила о том, что выглядит не ахти: полустертый грим не красит ее веснушчатую кожу, и глаза накрашены слишком грубо, и толстовка мятая и неженственная. Зато Мамонтов похорошел и расцвел, точно девица на выданье. При нем больше не было вечных атрибутов юности – очков и прыщей. Его русые волосы отросли и были собраны в хвост. Надо сказать, Жене всегда именно длинноволосые мужчины нравились. Но Мамонтов... Нет, об этом даже думать нельзя, его и мужчиной в полной мере не назовешь. Бывшие одноклассники ведь мужчинами не считаются, во всяком случае, в Жениной системе координат.
