Поймать солнце - Дженнифер Хартманн
Вандализм. Угрозы.
Даже насилие.
Мне пришлось носить перцовый баллончик в сумке, когда я ходила по школьным коридорам до конца года обучения, после того как друг, ставший врагом, толкнул меня на школьной беговой дорожке с такой силой, что я вывихнула лодыжку.
Мы не стали выдвигать обвинения. Мама была слишком занята тем, что пыталась вытащить Джону из тюрьмы, чтобы беспокоиться о сломанной лодыжке.
И это меня вполне устраивало. Меньше всего мне хотелось привлекать к себе еще больше негативного внимания.
Пытаясь отогнать шквал горько-сладких воспоминаний, я вздыхаю, опускаю руку и направляюсь к торговому автомату за «Доктором Пеппером».
Опустив в автомат несколько долларовых купюр, делаю свой выбор и бросаю взгляд на настенные часы, уже зная, что опаздываю на занятия. Ничего страшного — уверена, никто и не заметит.
Я наблюдаю, как банка с газировкой дергается вперед, готовясь упасть.
Но затем останавливается, издавая скрежещущий звук и застревая, прежде чем её можно будет вытащить.
Конечно же, застревает.
Я несколько раз пинаю автомат, умоляя, что бы банка выпала. Бью по нему рукой. И даже рычу на банку, надеясь, что она почувствует мой гнев и от страха выскользнет на свободу.
Ничего.
Отлично.
Даже «Доктор Пеппер» не хочет связываться со мной.
Закрыв глаза, прижимаюсь ладонями и лбом к стеклянной поверхности и делаю долгий усталый вдох, прежде чем выдохнуть жалобным стоном.
Затем ненадолго останавливаюсь у фонтанчика с водой, прежде чем отправиться на следующий урок.
* * *
«Монстр».
Это книга Уолтера Дина Майерса, которую мы читаем на уроке английского языка, и именно так я чувствую себя, когда на меня смотрят в эти дни.
Даже у моей учительницы, миссис Колфилд, в глазах-бусинках читается карающий огонь, когда она замахивается метафорическим молотком и направляет его прямо на меня. Мои мысли разбегаются, и я представляю, как она, облаченная в судейскую мантию, с размаху опускает молоток на свой стол, и стопки заданий разлетаются в разные стороны.
«Виновна по всем пунктам», — объявляет она классу.
Все хлопают и аплодируют, затем на меня надевают наручники и уводят в оранжевом комбинезоне.
Принимается; я люблю оранжевый цвет, и приговор обоснован.
Я виновна.
Виновата в том, что не верю в невиновность брата, как мама.
Я виновата в том, что все еще люблю его, несмотря ни на что.
Больше всего я виновата в том, что не любила его достаточно сильно, чтобы не дать ему нажать на курок. Он, должно быть, не чувствовал силу моего сердца и не знал, как сильно я буду по нему скучать. В ту ночь Джона сделал выбор, и это были не мы.
Он не выбрал нас, и иногда мне кажется, что это моя вина.
— Мисс Санбери.
Я подпираю подбородок рукой и тупо смотрю влево, мой разум все еще заперт в тюремной камере. И не сразу слышу миссис Колфилд. А также не понимаю, что смотрю прямо на Макса Мэннинга, а из уголка моего рта стекает слюна.
— Мисс Санбери, — повторяет она, на этот раз громче. — Мне говорили, что мистер Мэннинг просто нарасхват в школе Джунипер, но для этого и существует Instagram. Пожалуйста, проявите уважение и смотрите на него в личное время, вне школы.
Все смеются.
Я выпрямляюсь за столом и начинаю судорожно тереть подбородок. Мои измученные глаза встречаются с кристально-голубыми в другом конце класса, и мое лицо раскаляется до уровня инферно, имитируя мой личный ад.
— Извините, — лепечу я. — Я отвлеклась.
Макс продолжает наблюдать за мной со своего места, откинувшись на спинку пластикового кресла цвета сепии, обеими руками бесцельно крутя карандаш. Его джинсы порваны, темные волосы взъерошены. Он высокий и худощавый, более шести футов ростом и на голову выше парня, сидящего позади него. На правом бицепсе у него татуировка, выполненная черными чернилами, а кожа загорела от солнца Теннесси.
Парень много бегает, остается недосягаемым и загадочным и в совершенстве владеет искусством очарования. Я бы сказала, что Макс выделяется на фоне остальных учеников… вот только у него такой же взгляд, как у всех, когда они смотрят на меня.
Взглядом, полным жалости, потому что я ничтожество.
Взглядом, полным раздражения, потому что мне не место в этом городе и в этой школе.
Взглядом, полным отвращения, потому что в моих жилах течет та же кровь, что и у Джоны Санбери.
В конце концов, Макс один из них.
Я отвожу взгляд и сосредотачиваюсь на миссис Колфилд, которая теперь полусидит на краешке своего тщательно убранного стола. Ее льняные светлые волосы с проседью собраны в тугой пучок, подчеркивающий ее вытянутый, остроконечный череп. Она «миссис», а не «мисс», что означает, что она кому-то понравилась настолько, что он женился на ней. Рада за нее, потому что мне она точно не нравится. Она единственная учительница, которая вела себя со мной ужасно, и, если бы я не хотела привлечь к себе больше негативного внимания, чем уже привлекла, я бы, наверное, заявила на нее в школьный совет.
— Знаете, мисс Санбери, — говорит миссис Колфилд, приподнимая одну из своих рыжеватых бровей в притворной задумчивости. — В книге, которую мы сейчас читаем, есть поразительные параллели с вашей личной историей.
Ее слова поражают меня, как серебряная пуля в грудь.
У меня перехватывает горло. Мне трудно дышать.
Ерзая на скрипучем стуле, я приоткрываю губы и издаю беззвучный шепот. Качаю головой, зная, что все взгляды устремлены на меня. Чувствую их осуждение, преследование, грохот молотков, бьющих по столам из ДСП.
Виновна, виновна, виновна.
Я бросаю еще один быстрый взгляд в сторону Макса и не удивляюсь тому, что он все еще сверлит меня взглядом. Буравит во мне дыры. Держу пари, он мечтает, что если будет достаточно долго смотреть на меня, то мои трещины и щели станут настолько широкими, что от меня ничего не останется.
Пуф.
Иногда я тоже этого хочу. Особенно сейчас.
Уверена, Макс жалеет, что вообще подружился со мной.
Я прочищаю горло и обретаю голос, поднимая взгляд на миссис Колфилд.
— Откуда мне знать, — лгу я. — Мы только начали читать.
Это правда, но я точно знаю, о чем эта книга. На обороте есть аннотация.
— Да, и что же, вам уже удалось что-то выделить? — спрашивает она, и я почти вижу ухмылку на ее
