Когда развеются миражи - Оксана Хващевская
Девушка не стала ждать ответа Гончарова.
Отвернувшись и не простившись, она бросилась к калитке и что есть силы захлопнула ее за собой, громко брякнув клямкой.
Шарапова исчезла в непроглядной осенней ночи, а Матвей устало провел ладонью по глазам и снова закурил. Он не собирался с ней ссориться. Ведь приехал сюда не за этим. Впрочем, сам не понимал, зачем сорвался в Сиренево. Проснулся сегодня утром в одной постели с очередной подружкой и понял, что больше не может и не хочет обманывать себя очередной брюнеткой с темными глазами, потому что ни одна из них и отдаленно не напоминает Юльку. Необыкновенную, таинственную незнакомку, которая так неожиданно ворвалась в его жизнь шесть лет назад, а потом исчезла, оставив после себя целую гамму чувств. Прошли годы, а он помнил, какой шелковистой на ощупь была ее кожа, когда его пальцы касались ее, помнил чувства, вспыхнувшие при встрече на Белорусском вокзале в Москве. И в «Метрополе» он решил, что завладеет ею и утолит это желание, которое казалось просто прихотью. Но каким же глупцом он оказался.
Она исчезла, превратилась в сон, мираж. Со временем это уже были даже не воспоминания, иногда она снилась ему, а невыносимое, мучительное желание снова коснуться ее атласной кожи, встретить взгляд таинственно мерцающих глаз терзало его. Но за четыре года он приучил себя к мысли, что они никогда не встретятся.
Поэтому, когда увидел ее в Сиренево на приеме в честь открытия, глазам своим не поверил, решив, что от выпивки и наркотиков начались галлюцинации. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, это действительно она, Юля Шарапова. Он, конечно же, бросился к ней. А она, наоборот, убежала от него. А потом оказалось, что она внебрачная дочь Сергея Четвертинского и единственная представительница этого рода. Шарапова стояла рядом со Старовойтовым, гордо вскинув свою хорошенькую головку, глядя на него равнодушно и холодно, а фамильные аметисты ее предков сверкали на шее. В те мгновения Матвей почувствовал себя полным идиотом. И единственным его желанием было отомстить, унизить, причинить боль, выказав свое пренебрежение. Но все, что он говорил, мало трогало девушку. Его ирония, сарказм, оскорбительный тон ее не задевали. Ей просто хотелось, чтобы он держался подальше. Она не рада их встрече, более того, если бы на то была ее воля, предпочла бы никогда с ним не пересекаться. И это отчетливо читалось в ее глазах и лице. Унижаться перед ней, а уж тем более выпрашивать внимание, Гончаров не собирался. Это было не в его правилах.
Тогда он уехал. И больше двух лет не показывался в Сиренево. И все это время обманывал себя, пытаясь как можно глубже спрятать правду. А она была проста: он хотел Шарапову, не мог забыть ее. И чем дольше, тем больше. Мысли о ней не оставляли, а желание становилось все мучительнее, его не могли утолить ни другие девушки, ни алкоголь. Мужчина хотел ее всю без остатка и навсегда. Он знал, как она к нему относится, и все равно приехал. Гончаров еще не решил, что собирается делать, но уже от того, что она рядом, пусть даже сегодня ночью их разделяет пара километров, ему становилось легче. Мужчина был на ее территории, дышал с ней одним воздухом, и это начинало нравиться. И пусть сегодня ему придется ночевать одному в Большом усадебном доме, утешаясь алкоголем и сигаретами, завтра утром снова увидит ее, будет разговаривать, вдыхать аромат ее духов, любоваться улыбкой, наслаждаться смехом… Матвей поклялся себе сделать все, но заполучить Юлю, урожденную Четвертинскую.
Он читал отзывы, которые оставляли посетители, побывавшие в Сиренево. Разные люди, начиная от иностранцев и заканчивая российско-белорусской элитой. Лично знал многих, кому довелось провести в Сиренево несколько дней. Встречался с ними на протокольных мероприятиях и частных вечеринках. Они были впечатлены усадьбой, восхищены и очарованы Юлией Владимировной. Матвей слушал их восторженные речи, и ревность, словно черная гадюка, шевелилась в сердце. За этим восхищением мерещилось нечто большее, и каждый раз он задавался одним и тем же вопросом, а нет ли в этом восхищении чего-то другого? Он знал этих людей и предполагал, что они вряд ли пройдут мимо такого лакомого кусочка. А Юлька ведь не замужем, да и есть ли у нее парень, Гончаров сомневался. Она жила Сиренево, так, может, в эту ее жизнь была включена и личная? Она интриговала и притягивала. Никогда раньше с ним такого не было. Прошло шесть лет, а он так и не смог ее забыть. Матвей расспрашивал о ней людей, которые работали в Сиренево. Но они не могли поведать ничего такого, что ему хотелось бы знать. Несмотря на Юлины сетования и сомнения, в усадьбе все с уважением относились к главному администратору. Пусть она и была очень юной, воспринимали всерьез и считались с ее мнением. Она проводила очень много времени в имении, чаще всего забывая про выходные, поэтому всем казалось, они очень хорошо знают Шарапову, но на самом деле они не знали ее вообще. Сотрудники многое могли о ней рассказывать, но в том, что они говорили, не было ничего личного, что так волновало и не давало покоя Гончарову. Никто ничего не знал о ее частной жизни. А уж тем более о каких-то кратковременных интрижках в усадьбе. И Матвей не мог с уверенностью сказать, что его больше злило и раздражало: таинственность, в которую он с присущим ему сарказмом не верил, или то, что интуиция не обманула, и первое впечатление оказалось верным — эта девушка не была такой, как все. Она была особенной, и это не давало ему покоя.
