Неистовый - Дж. Б. Солсбери
Отрываю от нее взгляд, но не потому, что она выигрывает, а потому, что, по-моему, она будет пялиться на меня весь чертов день, а у меня есть более важные дела, чем играть в гляделки с этой нежеланной занозой в заднице.
Подбросив еще дров в огонь, я отодвигаю деревенские ставни на окне, чтобы проверить погоду.
— Черт, — бормочу себе под нос, осознав мрачную истину.
Ледяной шторм, похоже, задержит меня в плену в моей собственной хижине с женщиной, которая чертовски раздражает меня, даже просто дыша. И это моя вина, что она все еще дышит.
Иду готовить завтрак, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом. Женщина следит за каждым моим движением. Чайник на дровяной плите уже закипел, и я достаю свою единственную миску и добавляю овсянку быстрого приготовления из банки. Достаю свой растворимый кофе и скрежещу зубы, когда думаю о том, что придется поделиться своими ограниченными запасами с моей нежеланной гостьей.
— Эй, — говорит она за моей спиной. — Можешь хотя бы посмотреть на меня, когда я с тобой разговариваю?
Я застываю с банкой в руке. Старое воспоминание щиплет мои нервы, заставляя внутреннюю бурю кипеть с угрозой ярости. Отказавшись от завтрака, я хватаю пальто, надеваю ботинки и распахиваю входную дверь, посылая внутрь порыв ледяного ветра.
— Куда ты идешь?..
Ее слова заглушаются лязгом двери за моей спиной и ревом ветра в ушах. Я пробираюсь сквозь волны жгучего льда к уборной, где закрываюсь внутри, благодарный за кусочек уединения.
Если бы только погода была ясной, у меня был бы шанс вытащить ее отсюда и вернуть туда, откуда она пришла. Но никто из нас никуда не уйдет, пока не пройдет буря.
Сделав свое дело, я возвращаюсь в хижину. Женщина на том же месте, где я ее оставил, но ее глаза широко раскрыты. Сбрасываю пальто и наливаю горячую воду в наш завтрак.
— Ешь. — С чуть большей силой, чем предполагалось, я пихаю ей овсянку на расстояние вытянутой руки.
Затем наполняю вторую банку водой и ставлю ее рядом с ней, прежде чем занять свое место в дальнем конце маленькой хижины, спиной к ней.
Стараюсь не зацикливаться на том, как собираюсь прожить следующие двадцать четыре часа, не говоря уже о следующих пяти минутах, застряв с ней на этом пространстве площадью в тридцать квадратных метров. Моя единственная надежда — что она истощится, пока ее тело оправится от ран. Чем больше она спит, тем меньше говорит.
— Где моя одежда?
Крепче сжимаю ложку рукой.
— Ты собираешься убить меня?
Я бросаю ложку в миску и сдерживаю яростный ответ. «Ты что, с ума сошла, глупая девчонка!»
— Зачем мне спасать тебя, если я планировал тебя убить? — Мне не удается сдержать гнев в своем голосе.
Когда женщина не сразу отвечает, я медленно оборачиваюсь и вижу, что она не притронулась к еде. Ее взгляд устремляется к стене, где я храню свое оружие — охотничьи ножи, мачете, несколько топоров и охотничье ружье.
— Это для охоты.
Перевожу взгляд на ее нетронутую еду. Она, должно быть, голодна. При дальнейшем осмотре я вижу, что лицо женщины блестит от пота, а губы, которые вчера вечером снова приобрели розовый цвет, снова выглядят бледными. Ссадина на ее голове покрылась корками и не выглядит опухшей или красной.
— Тебе плохо? — Я встаю и подхожу к ней.
— Нет, мне больно. Что ты делаешь?
Опустившись на корточки, я откидываю шкуру, чтобы посмотреть, нет ли у нее других травм. Женщина пытается согнуть колени, сжаться в защитный комок, но морщится от боли, и вытягивает ноги. И тут я замечаю темное пятно на ее термобелье.
— У тебя идет кровь?
— Что? — Она прослеживает за моим взглядом до своего живота. — Я так не думаю.
Я хватаю подол ее рубашки и задираю ткань.
— Эй, не прикасайся ко мне! — Она бьет меня по рукам, но останавливается, когда ее взгляд падает на кровавые царапины на ее торсе. — Я не…
— Черт, — рычу я и роняю ее рубашку. — Еще и это?
Ее глаза превращаются в щелочки, а бледные губы становятся тонкими.
— Как будто я хотела, чтобы это произошло!
Оставляю ее, чтобы взять аптечку и подкинуть еще дров в печь.
— Возьми это. — Я протягиваю ей антибиотик и обезболивающее.
— Что это такое?
— Хочешь умереть? Потому что я был бы счастлив вернуть тебя туда, где нашел. Если хочешь жить, прими эти чертовы таблетки.
Отрываю чистую марлю от рулона в упаковке, и как только женщина проглатывает таблетки, я приказываю ей лечь.
Она настороженно смотрит на меня, когда я задираю ее рубашку. Раны на животе и грудной клетке в основном поверхностные. Я подтягиваю рубашку повыше, и женщина безуспешно борется со мной. Она стонет от боли, когда поднимает другую руку, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Там, где выпуклость груди встречается с ребрами, виднеется красная, кровавая рана.
— Подними руку.
Женщина медленно поднимает руку над головой.
— У меня болит плечо. Возможно перелом.
— Вывих. — Я смываю засохшую кровь вокруг раны, чтобы лучше понять, с чем имею дело.
Ее взгляд устремляется на меня.
— Как ты… Ты его вправил? — Она вздрагивает, и воздух вырывается через ее стиснутые зубы, когда я касаюсь чувствительной области. — Кажется, я помню. По крайней мере, боль.
Я хватаю фонарик из аптечки и включаю его.
— Возьми. Держи его прямо здесь.
Она ужасный помощник. Луч света сияет почти везде, кроме тех мест, где он мне действительно нужен. Я делаю все возможное, чтобы очистить область, и именно тогда я вижу что-то темное, выступающее из раны. Это не может быть одно из ее сломанных ребер, не тот размер и цвет.
— Ты на что-то напоролась.
— Напоролась? Ты серьезно?
— Я всегда серьезен.
Встаю и хватаю деревянную ложку и плоскогубцы с игольчатым наконечником. Заливаю плоскогубцы кипятком и подношу деревянную ручку ложки к ее рту.
— Что ты делаешь?
Засовываю деревянную ложку между ее коренными зубами, и ее глаза расширяются от паники.
— Прикуси. Это будет больно.
Она издает какой-то неразборчивый звук, который достаточно легко перевести. Что-то вроде: «О, боже, нет. Пожалуйста, подожди. Дай мне еще одну секунду…»
Вырываю кусок дерева размером с мизинец из ее тела, и женщина кричит за деревянной ложкой. Слезы текут по ее лицу, а дыхание такое учащенное, что кажется, она сейчас упадет в
