Новогоднее чудо для миллиардера (СИ) - Лакс Айрин

Нутром чую, налажал я жестко, и сердце подсказывает, что в этом мой близкий друг замешан. Но что именно я сотворил?

Не помню… Как и не помню сутки накануне…

Не помню ни-че-го! Вот это меня накачали!

— А у вас? — интересуюсь в ответ, наблюдая, как Нина подтирает гренкой остатки манной каши на тарелке.

— У меня? — удивляется в ответ.

Она округляет глаза, смущенно переводит взгляд в сторону. На нее приятно смотреть.

Темные, гладкие волосы девушки даже на вид кажутся шелковистыми и тяжелыми. Хочется убедиться, так ли это на самом деле.

Бойкие, темно-карие глаза, разрез немного миндалевидный, выдает присутствие восточных кровей, затесавшихся в родословной. Кожа золотистая, приятного оттенка, как будто Нина немного загорела на солнце или смоталась в отпуск перед Новым годом.

Она милая, лицо яркое даже без косметики. Губы естественные, мягко очерченные. Нижняя губа чуть пухлее верхней.

— Да, у вас. Что стряслось у вас, Нина?

— Ничего.

Она быстро встает из-за стола, собирая грязные тарелки и опуская их в мойку. Хозяйственная, к тому же. Я наблюдаю, как она замачивает тарелки с кашей под струей теплой воды и выдавливает знаменитый фейри на губку для мытья посуды, взбивая пышную пену.

У Нины тонкие красивые запястья. На левом предплечье от косточки запястья до самого локтя тянется едва заметная россыпь чернильных звездочек, как будто кто-то рассыпал над ней млечный путь. Ей идет. Так неброско, женственно и очень к ней подходит. Не знаю, почему, но мне нравится наблюдать за тем, как она моет посуду.

Я сто лет не видел, как кто-то моет посуду руками. Ни сам, ни в гостях у друзей. Все состоятельные, с домами, набитыми техникой и прислугой. В некоторых даже есть специальный человек, который занимается только тем, что принимает одежду и начищает обувь гостям.

Нина моет посуду руками, взбивая пену, окуная тарелку под струю воды ритмично и плавно, и ее движения умиротворяют.

Такая приятная обстановка: окно залеплено под самый верх снегом, слышно, как воет ветер.

За столом дочурка Нины калякает восковым мелком на бумаге и вылезает с рисунком на стол. От усердия девочка вывалила язычок изо рта и облизывает им нижнюю губу.

Еще и эта девушка с горой немытой посуды, напевает себе под нос. Они такие славные… Меня как будто вытряхнули из привычного мира и перенесли в другой.

— С чего вы вообще решили, что у меня что-то стряслось?

— Вы моете посуду без перчаток.

Нина замирает, поворачивается на меня с любопытством.

— И?

— Говорят, синтетические моющие вещества портят кожу и маникюр. У вас маникюр.

— Да.

— И вы его испортить не боитесь.

— Нет, не боюсь. Мой мастер делает крепкое покрытие.

— Знаете, девушки, которые готовятся встречать новый год в глуши, в компании любимого мужчины, обычно стараются не допустить даже крохотного шанса испортить что-то в своей внешности. Тем более, вы. В этих условиях. У черта на куличках, вдали от цивилизации, в селе Снегирево. Думаю, у вас что-то стряслось. Иначе бы вы не встречали Новый год в компании только своей дочери!

Нина удивленно смотрит мне в лицо. Пена сползает с губки, вода шумит едва слышно.

— И все эти выводы вы сделали, только посмотрев на мой маникюр и губку с пеной в руках? — спрашивает она.

Я несколько секунд выдерживаю паузу, потом усмехаюсь:

— Нет, конечно же. У вас в гостиной полно семейных фото, из чего можно сделать вывод: семья дружная. Вы привыкли находиться в их кругу и не стали бы праздновать новый год в одиночку. Значит, что-то стряслось. Мужчины у вас нет! — добавляю с каким-то удовольствием.

— А это еще почему?!

— Потому что меня в дом тащили вы.

— Может быть, он просто... просто не приехал! Еще…

— Нина, вы угрожали мне ружьем.

— Для самообороны.

— Вот! — подчеркиваю. — Для самообороны. Значит, на мужчину не надеетесь в принципе. Вы одиноки.

— Скажите, вы адвокат? Юрист? Или кто-то в этом духе? — уточняет Нина.

— Я? Нет. Не угадали. Даже близко — нет.

— Странно. Но такой же дотошный буквоед.

— Предпочитаю, когда меня называют внимательным и наблюдательным.

— Очень наблюдательны, когда обращаете внимание на других. Но невнимательны к себе. Иначе бы я вас из сугроба, у черта на куличках, в селе Снегирево, не вытаскивала. Где-то вы пропустили, Алексей!

Невольно я смеяться начинаю, признавая отчасти ее правоту. Но все же она не права. Потому что…

— Нет, тут другое. Не то, чтобы я был невнимателен…

Я плохо, что помню из произошедшего со мной до пробуждения. Память — вязкое болото с обманчивыми кочками. Но фамилия Поздняков и знание, что он, мой близкий друг, был в этот момент рядом, крутится на поверхности.

Что-то ему от меня было нужно… Что-то…

— И что же это другое? — не унимается Нина.

Я почти схватился за мысль, как вдруг ее перебивает вопросом девушки:

— Смородиновый чай будете?

— Что?

— Чай смородиновый, — Нина размахивает прозрачным чайником, с жидкостью красного цвета. — Черная смородина и мята. Очень освежает. К тому же этот чай обладает противомикробным и мочегонным действием, что в вашем случае очень хорошо. Быстрее от токсинов избавитесь!

— Смородиновый. Черт… А я только-только за мысль ухватился! — вздыхаю. — Ладно. Давайте…

Голова трещит. Пытаюсь вспомнить, тру виски, пока они гореть не начинают, но ничего не выходит.

— Не выходит! — выдыхаю я.

— Слишком стараетесь, — замечает Нина.

Замечание приходит откуда-то из-за спины. Эта девушка ни секунды не сидит без дела. Она снова появляется в поле моего зрения, но теперь уже с какой-то чашей, полной воды, в которой болтаются яйца странного цвета и формы.

— Что? — спрашиваю я.

— Вы. Слишком стараетесь вспомнить. Делаете неправильно. Расслабьтесь, начните с того, что вам о себе известно. Лучше запишите на листочек. Понемногу доберетесь до событий, почему вы оказались здесь. Для начала подумайте, вы в Снегирево не живете?

— Я живу в столице. Я, Алексей Кравцов.

Нина складывает губы буковкой “о”.

— Кравцо-о-о-ов? Другое дело!

Я приосанился, расправив плечи, Нина прыскает от смеха:

— Мне ничего не говорит ваше имя, зря стараетесь так подчеркивать.

Вот же…

Нашлась, спасительница деревенская! Отпиваю чай — кисло-сладкий, от вкуса бодрость переходит на новый уровень.

— Лель, пока ничего! — вздыхает Нина.

Ее дочурка отвлекается от рисования и заглядывает в чашу с водой.

— Им тепло?

— Тепло, конечно.

— Но не выходят? — уточняет расстроенным голосом.

— Никак, Лель.

— Они умелли? Совсем-совсем умелли?

На глазах голубоглазой девчушки закипают огромные-огромные слезинки!

— Давай мы им водичку поменяем? Может быть, еще вылупятся? Наверное, это те, что долго вылупляются! — мгновенно спохватилась Нина.

Обняв дочурку, она успокаивает ее и обещает, что зверушки вылупятся обязательно.

— Что это вы там вылуплять собрались?

Недолго думая, я запускаю руку в банку с водичкой и достаю яйцо — небольшого размера, противно-склизское. В трещинах. Надавил немного, оттуда что-то вылезло и шлепнулось на пол.

— Это что за… червяк такой?

Хотел поднять, но… наступил! Поднимаю ногу, на носке размазана фигня. Я раздавил ступней какой-то студень!

— Мама, он его убил! Теперь он умел. Совсем умел…

Леля начинает реветь. Нина выхватывает у меня банку с водой и грозно мечет на меня взгляды.

— Вы зачем сюда свои руки-крюки запустили?! Не видите, что ли, что мы… игрушечных зверушек в воде выращиваем! Они должны были распариться в теплой воде и вылупиться.

— Фигня дешевая, — фыркаю я.

— Для ребенка это было ожидание чуда, а вы… испортили все! Уйдите с глаз моих, чтобы я вас не видела! — шипит Нина, того и гляди, заколотит меня поварешкой насмерть, потому что я обидел ее малышку.

Выхожу, пристыженный с кухни.