Помню тебя - Кэтрин Уэст
— И где же все, а?
Прикрыв глаза от солнца, Натали посмотрела на здание, вокруг которого сновали несколько человек, занятые своими делами. Автопогрузчик перемещал пластиковые контейнеры с виноградом на длинную конструкцию из нержавеющей стали с похожей на штопор штукой в центре, которая выглядела немного пугающе. Натали вдохнула и сморщила нос от сильного запаха брожения. В животе екнуло, и без того сухое горло грозило исторгнуть последнюю пищу, что она съела несколько часов назад.
— Я могу вам помочь?
Наперерез ей упала длинная тень.
У входа в здание стоял мужчина. Собаки оставили ее и запрыгали вокруг него. Он быстро отослал их за угол, где они повалились в тень.
Натали, прищурившись, посмотрела на него.
— Да. Я... Надеюсь, что да. Я ищу Хэла Митчелла. Я его внучка.
Мужчина сунул руки в карманы джинсов и вгляделся в нее. На его лице мелькнула едва заметная улыбка:
— Привет, Мышка.
Натали сделала шаг назад, не уверенная, правильно ли расслышала. Никто не называл ее так уже много лет. И единственный человек, который так делал...
Стоит прямо перед ней.
— Таннер? — Натали подняла темные очки, моргнула и подавила удивленный писк и искушение броситься ему на шею. — Таннер Коллинз?
Он вышел из тени.
— Ты помнишь.
Натали кивнула и поправила очки. Она хотела сказать «вот это да», но сумела проглотить слова, разглядывая объект своей первой влюбленности.
Мама Таннера работала в «Майлиос» экономкой и жила на территории поместья. Они с Николь подружились с ним и детьми других работников, которые жили там же. За прошедшие годы Натали частенько думала о Таннере, гадая, как он устроил свою жизнь.
В тот последний год пятнадцатилетний Таннер Коллинз заставлял ее сердечко биться чаще. Высокий и худой, с едва начавшим пробиваться над верхней губой пушком. Темные волосы, поцелованные летним солнцем, озорные ореховые глаза с золотистыми крапинками, да еще в сочетании с ямочкой на левой щеке, которая появлялась всякий раз, когда он улыбался.
— Поздороваешься или так и будешь пялиться?
Его густой тенор заставил щеки запылать, и Натали посмотрела на собак.
Внимательные глаза на почти идентичных черно-белых мордах рассматривали ее. Одна из собак подняла переднюю лапу, словно приветствуя. Натали захотелось помахать в ответ. У нее никогда не было домашних животных. Мама не желала и слышать об этом. Джейн Митчелл всегда держала на расстоянии собак и маленьких детей.
Натали повернулась обратно к Таннеру, больше пяти часов перелета плохо сказывались на ее нервах.
— Я понятия не имела, что ты все еще здесь, Таннер.
— Куда тебе.
Его тон определенно достиг нижних делений барометра. Глаза окружали тонкие морщинки. Челюсть покрывала легкая щетина, скрывая ямочку на щеке. Загар свидетельствовал о работе под открытым небом, кончик носа облупился, открывая нежно-розовую кожу.
— Я... ну... приехала... — Ее бросало то в жар, то в холод, желудок выделывал сальто, и Натали закрыла глаза. — Извини. Наверное, это из-за перелета.
— Не стой на солнце. — Таннер схватил ее за локоть и провел через дверь в торце здания в небольшой кабинет, оборудованный кондиционером. — Садись.
Он почти толкнул ее на ближайший стул, но если бы не сделал этого, то она оказалась бы на полу. Через минуту он уже держал перед ее лицом стакан воды.
— Спасибо.
Натали пила маленькими глотками, ожидая, пока успокоится желудок. Собаки улеглись на пол у ее ног. Натали погладила ближайшую, благодаря за дружбу.
— Это Гвин, — сказал ей Таннер. — Она моя. Две другие, Милли и Роско, принадлежат Хэлу.
— Ясно. — «Он хочет болтать о собаках?» — Я удивлена, что ты меня помнишь, Таннер.
Она сменила темные очки на обычные и подождала, пока комната приобретет четкие очертания.
Он встал спиной к металлическому столу.
— Конечно я тебя помню, Мышка.
Она издала слабый смешок:
— Никто не называл меня так с последнего раза, когда я была здесь.
Он сложил руки на груди и склонил голову набок:
— Надо думать.
Натали сделала еще глоток прохладной жидкости, туман начал рассеиваться. Годы понеслись в обратном направлении, открывая воспоминания, которые она почти забыла.
Таннер был первым мальчиком, с которым она сумела заговорить, не выглядя при этом дурочкой.
После того последнего ужасного лета он пытался поддерживать связь. Хотел знать, в порядке ли она, как дела в школе. После немногочисленных жалких попыток описать свои запутанные чувства по электронной почте Натали сдалась. Отчасти потому, что просто не знала, что сказать, но главное потому, что он напоминал о Николь — и об аварии. Постепенно письма прекратились.
Однако исключение его из жизни не помогло.
Ничего не помогло, и через три месяца она оказалась в психиатрической клинике.
Таннер достал из кармана сотовый и посмотрел на него, а потом обратно на Натали.
— Сколько же времени прошло? Около четырнадцати лет?
— Тринадцать.
Ей стало интересно, как он живет. Ему двадцать восемь, наверное, уже женат, может даже дети есть. Натали рассматривала свои голубые парусиновые тапочки, поразившись своим мыслям и разочарованию, которое они вызвали.
— Натали, что ты здесь делаешь?
Она снова занервничала и почувствовала головокружение и тошноту.
— Дедушка не сказал тебе, что я приеду? Я думала, что отец позвонит.
— Хэл ничего не говорил. — Таннер потянул ворот когда-то белой футболки, которая теперь была вся в пятнах такого же темно-фиолетового цвета, как и его ладони. — Я общался с твоим отцом около недели назад. Сказал ему не отправлять тебя сюда. Сейчас разгар сезона. Урожай, знаешь ли. Мне показалось, он не воспринял меня всерьез.
— Не принимай на свой счет. Единственный человек, которого отец воспринимает серьезно, это его биржевой брокер. — Натали отмахнулась от мухи и убрала волосы с лица, пытаясь разгадать неприветливое выражение лица Таннера. — Как дедушка?
Таннер опять раздраженно пожал плечами:
— Он не мертв.
— Что ж, это радует.
«В чем его проблема?»
Она выдохнула и осмотрела кабинет.
Повсюду висели фотографии виноградника. Одну стену занимала белая доска, на которой практически нечитаемым почерком было написано что-то воде расписания. Весь металлический стол был завален папками и горами документов, к которым, похоже, годами никто не прикасался. Полки у дальней стены были забиты еще большим количеством папок, скоросшивателей и бумаг. Кто бы ни нес ответственность за этот беспорядок,