Мэриан Кайз - Замри, умри, воскресни
— Пленка. Чудесно.
Следующим явился Джим Свитман, озаривший кабинет своей ослепительной улыбкой.
— Мои поздравления. Было бы неплохо подумать и о правах на экранизацию.
— Хочешь сказать, мне предстоит командировка в Лос-Анджелес?
— Не исключено. Как у тебя с гольфом?
— С гольфом?
— Да. Чтобы общаться с этими киношными воротилами, надо уметь играть в гольф.
Пятница, 10:56
— Вижу, повезло тебе, красотка.
Жожо подняла голову. В дверях кабинета стоял Ричи Гант. Она отложила ручку.
— Что? Это ты о моей сделке в миллион сто двадцать тысяч?
— Вот это везуха!
— Да уж, — просияла Жожо. — И позволь тебе заметить, чем усерднее я работаю, тем больше мне везет.
Он пошевелил губами, но ничего не сказал. Видно было, его терзают эмоции.
— Ну, ничего, ничего. — Жожо наклонила голову набок. — Обнимать не нужно.
Она бросила взгляд на часы.
— Ладно. Пора на летучку. Давай провожу. — Она положила было руку ему на плечо, но он увернулся и зашагал прочь.
На летучке только и разговору было что о сделке Жожо — «книга десятилетия»! Особенно радовались партнеры — им-то твердый процент светит. Но восхищались и рядовые агенты — все, кроме Ричи Ганта.
— И сколько у нас на сегодня книг десятилетия? Не меньше шести, — заметил он.
Повисла неловкая пауза. Зависть испытывали все, но у большинства хватало ума ее не показывать.
— Это неспортивно! — возмутился Дэн Суон.
— А ты чего ждал? — странным, придушенным голосом отозвался Джослин Форсайт. — Он же тут новичок. И лучше бы нам было от него побыстрей отпачкаться.
— Не отпачкаться, а отмазаться, — шепотом поправила Жожо, пока коллеги изумленно взирали на старика Джослина.
Пятница, после обеда
Начиная с половины третьего женская часть работников «Липман Хейга» стали набиваться в кабинет Жожо — даже Лобелия Френч и Аврора Холл на время забыли о своей неприязни к Жожо. Все тащили с собой крошечные носочки, розовые ползунки, хлопчатобумажные переднички и кукольного размера футболочки с блестящими принцессами.
— Не хотелось бы тебе для себя такие получить? — вздохнула Пэм.
— Всегда хотелось.
И тут в дверях возникла принцесса и с порога закричала:
— Прии-веет!
— Что с волосами? — ахнула Жожо. Всегда коротко остриженные, волосы у Луизы отросли настолько, что пышно обрамляли сразу помолодевшее лицо.
— Сюда смотри! — Луиза показала на сверток, притороченный к ее груди. — Что там волосы? Как тебе этот детеныш?
— Покажи! — завопила Пэм.
— Прошу выстроиться в очередь, — сказала Жожо. — Я первая. Я торт купила — значит, все после меня. Привет, зайчик. — Она нагнулась и поцеловала Луизу. — Поздравляю тебя. Дай подержать.
— Поздоровайся с тетей Жожо. — Луиза передала ребенка.
— Ох ты! — Жожо вгляделась в крошечное личико, поразилась черным ресницам и еще не фокусирующим синим глазенкам.
— Красивая, скажи? — спросила Луиза.
— Очень. И очень вкусно пахнет. — Малышка пахла пудрой и молоком. По правде сказать, Луиза тоже всегда так пахла — вокруг нее вечно витало облако «Диора».
— А можно теперь мне? — взмолилась Пэм.
— И мне! — подхватила Ольга Фишер.
Пока все кудахтали над малышкой, Мэнни раздавал торт и бросал на Луизу косые взгляды.
— Луиза, — вслух обратился он, — раз уж вы здесь, не поможете нам найти контракт с Мирандой Ингланд? Не припомните, где он может быть?
— М-мм… — рассеянно заулыбалась. — Миранда — как?
— Миранда Ингланд. Последний из подписанных, ею контактов. Куда вы его положили, не помните?
Еще одна рассеянная улыбка.
— Не имею представления.
«И иметь не хочу», — заметила про себя Жожо. Потом явился Марк, и женское общество расступилось, чтобы дать ему дорогу.
— Поздравляю, — поцеловал он Луизу и посмотрел на малышку. — Вижу, на мамочку похожа.
— Подержать не хочешь?
Марк бережно взял Стеллу и подержал на руках, потом улыбнулся и тихонько сказал:
— Привет, красавица.
О господи! Торт замер на полпути к губам Жожо, после чего вернулся на бумажную тарелку.
— Я влюбился, — сказал Марк, поглаживая лобик Стеллы, а Луиза рассмеялась и сказала:
— Жаль, но вынуждена оставить вашу теплую компанию.
— Как, уже? — вскричали все.
— Я приехала на автобусе, чтобы можно было грудью покормить, но если сейчас не уйду, попаду в час пик и дома буду неизвестно когда.
— Задержись еще чуточку! — взмолилась Ольга Фишер.
— Правда, не могу.
— Ну ладно. — Ее нехотя отпустили и разошлись по рабочим местам.
Жожо собрала все подарки, проводила Луизу до лифта и, рассчитывая на взаимный интерес, спросила:
— У тебя все в порядке?
Луиза еще раз лучезарно улыбнулась и сказала:
— Жожо, я счастлива как никогда. Это просто блаженство!
— А я по-прежнему встречаюсь с Марком.
— Он хороший человек. Видела, как он ласково с ребенком разговаривал?
Ну да ладно! Контакта, которого жаждала Жожо, не получилось, во всяком случае — сегодня. Луизу словно подменили; это был совсем другой человек, она перестала принадлежать себе. Давайте взглянем правде в глаза: пока они с дочкой были в кабинете, Луиза ни на кого, кроме малышки, даже не смотрела, хоть та еще и не видит толком.
Они поцеловались на прощанье.
— Звони. Увидимся… Когда ты должна выйти? В июне?
— М-ммм… В июне. До встречи.
— Ну? — вскричал Мэнни, едва Жожо вошла. — Видели?
— Что?
— Стоило Марку Эвери взять ребенка, как все тетки застонали: «Ах, ах!» Как сами ее держали, так никаких стонов… Что все это значит?
Жожо внимательно на него посмотрела.
— И что? Говори.
Ей тоже не терпелось знать, почему при виде Марка, склоненного над ребенком, она лишилась аппетита. А, кстати, торт был — объеденье.
— Очевидная вещь!
— Что? Мужчина, а такой нежный — поэтому, что ли? Мэнни вылупил глаза.
— Да потому, что он начальник, вот они и лебезят!
Спустя месяц
— По-моему, тебе стоит взглянуть. — Пэм протянула Жожо пачку страниц. — Похоже на рукопись.
— Что значит «похоже»?
— То и значит. Электронная почта и еще кое-что в этом духе.
— Публицистика?
— Не совсем. Написал один человек, а принес другой. Автора зовут Джемма Хоган, а рукопись прислала ее подруга Сьюзан.
— Что-то странное.
Пэм пожала плечами:
— Рекомендую посмотреть. Наверняка сказать не могу, но мне кажется, штука занятная.
ЛИЛИ
Это было мое собственное решение, но я все равно себя никогда не прощу. Знаю, звучит выспренне, но я просто констатирую факт. До сих пор я часто жалею, что вообще его встретила. Это самое ужасное, что случилось в моей жизни, и даже теперь, когда мы уже давно вместе и у нас есть Эма, то и дело, посреди повседневных дел вроде подогревания бутылочки для ребенка или мытья головы, я вдруг понимаю, что внутренне продолжаю ждать беды. Счастье, построенное на чужом несчастье, не может быть долговечным. Антон говорит, мое раскаяние — от католической веры. Но я не воспитывалась в этой вере, и, наверное, раскаиваться мне не в чем.
